Это интересно

МИХАИЛ ФОНОТОВ
Писатель, краевед

"Каждый раз, когда поднимаюсь на Нурали, на меня находит наваждение какой-то инородности или даже инопланетности. Сам хребет выглядит стадом огромных ископаемых животных, которые в глубоком сне лежат, прижавшись друг к другу. Он словно скован беспробудной задумчивостью, он каменно молчит, но кажется, что где-то внутри его тлеет очень медленное и едва угадываемое желание пробудиться".

АНДРЕЙ ЯНШИН

Можно ли всю жизнь прожить у реки и так и не побывать у ее истока? Конечно. Но побывать – лучше. Но зачем?

Вход в аккаунт

«Жить в эпоху глобализма – именно в этом и состоит наша радость…»

Кирилл Шишов: "Человечество, сталкиваясь с трудностями, все равно вынуждено мудреть, что бы ни говорили..."
КИРИЛЛ ШИШОВ
Писатель, председатель Челябинского областного фонда культуры
Текст: Андрей Яншин

 

– Кирилл Алексеевич, я недавно вас открыл как писателя. Я знал вас как главу Фонда культуры. А сейчас я к вам пришел больше как к писателю. И вот, я вижу, у вас на столе – очередная ваша книга.

– Последнее время я каждый год издаю, небольшим тиражом в 200-300 экземпляров, по книге. Никакой цензуры и ориентировки на среднего читателя там нет. Там есть возможность высказать то, что накапливается за год.
Уже лет 15, как я провожу летние месяцы в деревне Варламово. А деревня – это совершенно другой стиль. Почему-то строфы приходят уже законченные. Никогда в городе, сколько я жил, никогда не удается дотащить строчку даже до рифмы. А здесь – раз! С одной стороны, понятно – туалетов наверху нет, никаких ссор, драк нет. Это тоже, оказывается, имеет огромное значение. Но не только это. Мистическое понимание жизни, знаете, оно приходит к старости…

– Как будто кто-то надиктовывает?

– Да, да. Я не знаю, почему это происходит. Мы все время учили в школе, что литература пишется как? Замыслил, продумал сюжет, сел – и пишешь. Ничего этого я не делаю. Все пишется мгновенно. Вдруг – когда сажаешь, прививаешь, копаешь – это приходит, и бежишь до стола. Ставится число, время, и пошел – дальше, и дальше, и дальше... Мы не знаем, что это такое. С одной стороны, это, возможно, следствие наработанных приемов. И в то же время ты все время чувствуешь – тобой водит кто-то другой, какие-то высшие силы. И когда ты читаешь стихи русских поэтов, среди которых, вы знаете, религиозных поэтов было очень много,– и Тютчев, и вся замечательная плеяда славянофилов,– ты находишь подобное...

– Спрошу вас, как давно вы пишите стихи, как вообще к этому пришли, и что это для вас?

– Стихи я пишу где-то с 12 лет. Началось с того, что я пошел во Дворец пионеров записываться на барабанщика. Мы все тогда были пионеры, чокнутые на маршах. На горне я не решался, там ноты надо знать, а на простого барабанщика решил записаться. Попал не в ту дверь – там занимался литературный кружок. Послушал пожилую женщину, которая вела занятие, и меня поразило, что речь шла о сказках,– сказки я любил. С этого времени началась моя дружба с Лидией Александровной Преображенской. И до десятого класса, и потом до ее смерти, мы всегда с ней были связаны. Это был единственный мой учитель, если не считать учителя литературы.
В своих повестях, самых первых, о детстве, я изобразил этого замечательного человека, Ивана Михайловича Грамаковского, который, уже в более старших классах, все время как бы со мной полемизировал. Он знал, что я хожу в литературный кружок. И подозревал, что там тупоумию только учат или послушанию власти. А он сам был человек прошедший войну, и для него был очень важен нерв в литературе. И каждый раз, рассказывая о том или другом герое, или о том или другом произведении, он всегда говорил: – Вот так написано в учебниках. Но если у вас хоть немного масла есть в голове, то вы поймете, что на деле было совершенно иначе. И он поворачивал всё другой стороной. Например, ту же историю дуэли Ленского с Онегиным. Потому что Онегина принято было считать героем, а Ленского – как бы недоумком. На самом же деле… Помню, я написал сочинение «Гениальность Ленского и ничтожность Евгения Онегина». И он мне сказал: «Ну-у, ты вообще-то что-то соображаешь… Но вообще… ты все же легкомысленный человек, ты всегда будешь по верхам…» И я снова должен был доказывать, что я чего-то стою…
И потом, когда, в противовес Маяковскому, я писал, уже в десятом классе, сочинение про Уитмена (а никто не знал ни Уитмена, ни что это такое, а я решил – я ему докажу, я знаю то, чего не знает никто),– он мне сказал: «Ну, молодец, ты молодец… Но вообще-то, грамматика у тебя совершенно иерархическая, ты даже не знаешь, что такое инверсия…» И тогда он впервые мне показал, как в русском стихе происходит инверсия, то есть перестановка слов. И это меня потрясло. Но вы знаете, это стало получаться у меня только через 50 лет. Хотя в Пушкине инверсию везде видел, хотя понимаю, как это делается. И вот это – удивительное свойство языка: язык не обманешь; бессмысленно изображать из себя какого-то там пророка. Но вот способность заставить язык говорить просто, и в то же время глубоко,– это и есть свидетельство твоей зрелости...
Потом был большой период, так называемая хрущевская «оттепель», когда, увлекаясь стихами, мы попали в диссиденты. На втором курсе ЧПИ я оказался перед перспективой исключения из института. И тут я впервые понял то, что нужно понимать каждому: в России поэт – самоубийца, он не может быть и рассчитывать на какое-то благополучие. Меня, конечно, «прикрыли» тогда мои институтские преподаватели. Я на несколько месяцев вообще уехал из города. И, как следствие, основательно начал писать уже спустя 15 лет, в начале 70 годов. С того времени литература стала для меня способом мышления и осмысления жизни. Нет, до 50 лет я, конечно, занимался наукой, работал на кафедре, но параллельно уже всегда писал. И первые очерки – по истории материалов, по истории наших заводов – дали мне возможность (так как я профессионально уже знал, что такое история, что такое строительство, что такое зодчество), так сказать, войти в литературу. Ведь это все публиковалось тогда охотно. Но в этом всегда был второй, третий, четвертый слой. И, конечно, это благодаря тому, что был Трифонов, благодаря тому, что была великая литература шестидесятников. Это все было для нас обучением эзопову языку. А дальше мы шли уже к Леониду Леонову. И у меня было большое счастье дружбы с этим великим писателем, которого я и сейчас считаю Толстым своего времени. Вы скажете – Солженицын. Но я считаю, что Леонид Максимович Леонов гораздо больше, гораздо глубже осмыслил советское время, и в философско-художественной литературе ему нет равных. Однако такова Россия. Ее гении всегда в тени. И все же работать в этой литературе, осознавать вот эту преемственность – это большое счастье.

– Этот год для вас – юбилейный. Как вы себя ощущаете, оказавшись перед такой серьезной датой? Какое доминирующее настроение у вас?

– Вы знаете, 70 лет кому-то кажется каким-то огромным числом. Когда мне было лет 30, я думал, ну, до 60 я вообще не дотяну, и вообще, какой интерес жить старым человеком? Теперь я понимаю, что счастливее нашего поколения в истории России не было никого. Почему? Мы поколение, которое видело диаметрально противоположные эпохи. Мы выросли в годы войны, захватили огромный кусок мирного времени этой страны, без потрясений, без конфликтов. Мы были свидетелями венгерских событий 56 года, жутких чехословацких событий 68-го. Еще с этого времени мы начали отсчет серьезного мировоззрения. И, по большому счету, уже к 80-м годам мы понимали, что режим рухнет. И поэтому жить последующие 20 лет, понимая, что революции делают романтики, а плоды их присваивают негодяи, было страшно интересно. Это же совсем другая реальность, в ней действуют такие жестокие и такие двуличные силы, что даже коммунистическое время в сравнении кажется очень простым и одномерным…
Кроме того, существует великое счастье жить на одном месте – в эпоху, когда все перемещаются, все передвигаются, теряя связи семей, поколений. Об этом мои «Записки оседлого человека». Мне исключительно повезло: живя в одном городе, видя судьбы, я вижу возмездие неправедности, я вижу удивительную роль судьбы и провидения. Я наполняю судьбами своих земляков, культуры своего края, природы этого края свои произведения. Для меня, для моего творчества это удивительный материал. И мне не важно, какая рядом со мной литература – пользующаяся большим успехом или меньшим. Для меня литература – это способ изучения наличной реальности. Вот так я для себя формулирую.

– Кирилл Алексеевич, с некоторых пор я стал разделять пишущих людей на литераторов и мыслителей. Вы, конечно, мыслитель.

– Не знаю.

– По призванию своему, я имею в виду, по устремленности. Я недавно говорил с одним художником, и мы пришли к выводу, по аналогии, что есть просто художники, а есть художники-исследователи.

– Да, да, я могу назвать себя исследователем. «Мыслитель» – это тяжеловесно и совершенно инородно российской ментальности, потому что у нас же очень сильна чувственность, чувственное начало. Мысль как таковая принадлежит науке с ее бесконечными дефинициями. Я тоже много работал в науке, и у меня тоже была потребность в логике, в однозначном определении каких-то понятий. В литературе же – интуиция, подсознание, или – как говорили – наитие. Вот через наитие очень многое человеку открывается. Вот, скажем, я написал книгу, на два года отложил, даже не смотрел в рукопись. Потом читаю в машинописи и думаю: как я мог это написать, откуда пришло? Я этого не могу сейчас написать…
Наука – это расчет, логика и т.д. Но есть и в науке наитие, прозрение, рывок вперед, и он уже сроден поэзии. А иначе это было бы скучно и жутко. Нужна интуиция и нужно чувство природы. Понимаете, это же правило исключенного третьего. Если это так, а это не так, если довлеют крайности, значит, исключается среднее. Однако поэзия и искусство – всегда посредине. Мы знаем, Пушкин говорил: «…мне грустно и легко, печаль моя светла…» Что это? Тебе грустно или тебе легко, товарищ Пушкин? Да вот он никогда не может определить вот этого сложного чувства. И в нем и состоит его интуиция, его открытие, его чувственное отношение к миру. Это разные способы познания мира.

– Хорошо, тогда давайте с другой стороны: «О память сердца, ты сильней рассудка памяти печальной…» Поэт говорит о «памяти сердца». Почему не сказать тогда и о «разуме сердца»? Вот я об этом. Когда я говорю «мыслитель», мой контекст – разум сердца. Целостный разум…

– Да, вот это точнее. Есть такое хорошее слово, которое употребляется совершенно не в том значении. Целомудрие. Обычно считают, что это девушка, которая пришла в девицах в жены. На самом деле – это целая, единая мудрость, где все стороны бытия в равной мере значимы, исследуются, осмысливаются, и ты все время удивляешься единству естества. Это самое интересное.

– Мир целостен. И человеку надлежало бы быть таким же целостным – в диалоге с этим миром.

– Надлежало бы. Но для этого нужно себя все время строить, создавать. Это огромный внутренний труд души, благодаря которому только человек и становится мыслящим, способным на самопожертвование, способным на прощение. Этим, собственно говоря, и объясняется эффект привлечения религии сегодня. Потому что в религии этот мотив очень мощный. Но не менее мощный он и в культуре. Только культура делает акцент в основном на человеческом, а не на божественном.
Мы люди светские. И бесконечно уважая религиозные ценности, мы все равно отстаиваем либо синкретизм, то есть единство всех религий, либо светское понимание жизни. Здесь и сейчас – твоя радость и твой ад, ты сам творишь его, своими руками. И это есть предмет всего моего исследования. Потому что ад всегда рядом, как и возмездие. Но зачастую человек не понимает, как это происходит, где он свернул с дороги праведности, честности, где и как совершилось его предательство себя, семьи, близких. И вот все это для меня бесконечно интересно. И все это в совершенно особом ракурсе открывается именно сейчас, когда обнажаются связи, идущие сквозь века, сквозь тысячелетия. Обнажаются благодаря гигантской емкости человеческого слова. Так что жить в эпоху глобализма – именно в этом и состоит наша радость.

– Радость – находиться в одной точке и смотреть, как вокруг этой точки вращается Вселенная?

– Да. И причем это не просто точка, это Урал, древнее сердце Евразии. Мы помним, что отсюда когда-то началось движение человечества, и сюда ему надлежит вернуться снова. И мы должны предугадать, какими путями должно человечество идти и какими моральными качествами обладать, если оно хочет сохраниться…

– Кирилл Алексеевич, когда вы говорили о счастье жить на одном месте, я вспомнил Канта, который всю жизнь прожил…

– Абсолютно верно! Когда я впервые был в Кенигсберге, в Калининграде, увидел разбомбленные здания и стоящий среди них памятник Канту, и вспомнил эти его слова о том, что две вещи на свете должны вызывать изумление: звёздное небо над головой и нравственный закон внутри нас,– вот тогда я понял: Кант недаром жил на одном месте – он думал, он продумывал. И для него тоже было незаметно, сколько лет он прожил. Мы хорошо знаем, что он был очень скромным обывателем. Никогда не лез ни в какие должности, и прочее, прочее. Вот это мой идеал. И мне страшно нравится жить в Челябинске, где тебя никто, никогда не узнает. Вот вчера меня в очередной раз обозвали Алексеем Кирилловичем. Ну, и прекрасно, какая разница, как его зовут! Болтается тут под ногами, ну и Бог с ним…
И, к слову, эта неспешность внешняя, эта укорененность формирует и внутренний ритм, снабжает своего рода ключами к языку… Однажды, в деревне, я вышел зимней ночью во двор, а у меня двор окружен очень высокой каменной стеной, так что видно только небо. Ни деревни, ни ее звуков, ни света, ничего не мешает. И вдруг меня пронзило. Да что такое – «космос»? Главное слово – «Вселенная». Вселение людей! Вот связь между языком и миром. Я впервые почувствовал, как русское слово несет в себе смысл бытия всего человечества. Мы, действительно, должны расселить на планеты огромное количество будущих наших потомков! И это вот понимание меня пронизывает всю жизнь… Или слово «снег», например. Однажды вдруг я увидел его корень – нежность. Оказывается, в слове снег – нега. Снег дает негу и нежность! И опять ты в восторге. Или, например, слово «берег». Раз, и вдруг оно мне открылось – берегиня, берегите, оберег. Это значит – сохраняйте в чистоте линию между водой и сушей. Не в этом ли также состоит наше предназначение? Вот так, через слово, ты начинаешь понимать ту мудрость языка, которую, действительно, с налету, в молодости не ощутишь.

– Кирилл Алексеевич, вот вы обмолвились о предназначении человечества – заселить миры, планеты. Вы всерьез думаете, что у человека есть такая возможность, что у человечества такое будущее?

– Дело в том, что я почти сорок лет читал в ВУЗе всякие курсы, про железки, про сопроматы, и прочее. Потом, когда началась перестройка, я получил возможность хлопнуть дверью и сказать: больше я не буду учить строителей, это самые большие вредители планеты. Ибо они только пакостят, только уничтожают природу, больше ничего. Меня спросили: а что ты хочешь читать? Я хочу читать курс по Вернадскому, биосфера, ноосфера. Читай. И с тех пор я читаю, на протяжении двадцати лет, этот курс. И нахожу в этом огромную радость, потому что это как раз то, что сегодня, в эпоху глобализма, действительно нужно студентам. При этом естественно, что я слежу за всеми событиями в этой области. И вот вам пример: проект подготовки Венеры под заселение землянами. Абсолютно реалистичный, в ближайшие тридцать лет он начнет осуществляться. Вы ведь прекрасно знаете: сзади нас Марс, планета из прошлого, где была жизнь и пропала. А впереди – будущее. Венера – это Земля, какой она была 4,5 миллиарда лет назад. Углекислая и метановая атмосфера, большие давления, а все остальное, приблизительно, как у нас: размеры, сила тяжести… Как образовался у нас кислород? Благодаря жизнедеятельности всевозможных растений и бактерий. Именно такой вид бактерий, который уже подготовлен, будет заслан на Венеру, и он будет перерабатывать, только в более быстрые сроки, всю метановую, углекислую атмосферу в кислород. Технологически это достаточно уже продумано.

– А вы не боитесь, что эти космические «строители» окажутся сродни земным строителям, которых, вы сказали, не любите?

– Знаете, в свое время я основательно исследовал историю техники, историю наших заводов, которые стояли на плотинах, использовали водяные колеса и т.д. Они же были абсолютно экологически безвредны. И сегодня мы снова возвращаемся назад, к этому бесценному опыту предков. В Германии уже на 15-20% используются ветровые двигатели, появляются приливные станции, в Исландии теплицы получают энергию почти исключительно от гейзеров, в Индии налаживается переработка пищевых отходов в тепловые, хотя об этом мало кто знает. Мы все равно мудреем. Меняется наше отношение к природе. Да и как иначе! Ведь в самой природе находится нравственность. Вот мы видим, на протяжении всего лета горят, горят по всей стране леса. Почему? Да потому, что природа мстит за ваше небрежение, за ваше наплевательство. И вы ничего не противопоставите этому, если вы не перемените свои мозги. В этом и состоит светская культура. Которая, конечно, опирается на огромный слой религиозных мыслителей прошлого…
Я с огромным уважением отношусь к религии, я знаю и читаю религиозные тексты. Одно из моих любимых занятий – стихотворное переложение псалмов Давида, потому что в них заключается огромная человеческая мудрость. Одновременно я преклоняюсь перед мощью, перед логичностью науки. И в то же время я вижу, что до логичности и нравственности природы им еще далеко. Ведь природа перерабатывает все, и при этом у нее никогда не было отходов. А что делаем мы? Мы завалили отвалами весь Урал, 600 миллионов тонн навалили. Это же какую проблему следующим поколениям мы оставили! И когда 20 лет назад мы говорили, вот, пришла перестройка, давайте попробуем с этим разобраться, нам отвечали: дайте накормить людей. Это бесконечное «накормить». Именно потому и не можете накормить, что не с той стороны начинаете!
Но есть свои причины каждому явлению. И если ты поэт, и если ты ощущаешь эту нравственную преемственность от Данте, от Боккаччо, от всех этих величайших художников Возрождения, как ты можешь иначе мыслить. Конечно, оптимистически! Ибо человечество, сталкиваясь с трудностями, все равно вынуждено мудреть, что бы ни говорили.

Вокруг

Стукачество существует в каждом государстве. Это альфа и омега всякой власти. Она всегда была и всегда будет так устроена, что ей нужны будут стукачи и доносители. И не нужно себя успокаивать, что это явление временное, что пройдёт 50 лет и всё изменится.

Интервью с Захаром Прилепиным

В России пассионарность как таковая вообще, и молодежная в частности, является не запретной, но не самой ходовой. Государство заинтересовано лишь в молодых людях, которые встроены по принципу «поди-принеси».

Интервью с поэтом К.А.Шишовым

Российские мыслители были, есть и будут пионерами глобального освоения всего цивилизационного пространства. В их творчестве мы находим единство нравственного, этического и исследовательского, научного подходов. Этого не дают в школе, чему можно лишь удивляться. Но я читаю этот курс своим студентам. И читаю так, как читал бы поэзию...

Интервью с Михаилом Саввичем Фонотовым

"Все, что нам нужно, – это очеловечиться. Просто стать самими собой. Мы вроде бы уже знаем, что такое человек, но пока еще не можем к нему прийти..."

В круге

Интервью с А.Е.Поповым

"Я молодой очень дерзкий был! Совсем другой человек… У меня ж родители пиротехники. У нас, детей пиротехников, в порядке вещей было сделать бомбу. Один раз в шестом классе я взорвал дверь в квартире директора школы в Ленинском районе, а под саму школу мы рыли с другом подкоп, чтобы потом и ее взорвать. Мы с раннего детства лазили на полигон за гранатами, за парашютами, знали свалки, где оставались пистолеты со времен войны, делали поджиги, стрелялись - у нас чуть ли не дуэли происходили. То есть вкус к риску был с детства привит, все это было в детстве заложено. Характером я оттуда вышел. Зазора между подумать и сделать в молодости не было".

"Опорой в великом деле заселения расположенной между Челябинском и Оренбургом степной зоны с черноземными почвами и жарким летним солнцем стали степные города, преобразованные из крепостей в ярмарочно-культурные поселения. Окружены они были многочисленными казачьими станицами, где жили люди, не знавшие крепостного права и владевшие громадными наделами общинной земли…"

Кирилл Шишов - о Леониде Оболенском и его эпохе

Воспоминания и размышления К.А.Шишова о Леониде Оболенском возникли как следствие тридцатилетнего общения и многочисленных бесед. Представляя собой рассказ о жизни Оболенского, они одновременно являются замечательной попыткой осмысления опыта эпохи, увиденной сквозь призму одной судьбы, одной души - души "последнего князя" страны Советов.

Стихи из блога

Вячеслав Лютов не только пишет хорошую прозу, он сочиняет стихи - сам сочиняет и сам же их комментирует. Что получается? Некие пестрые заметы на полях уходящего времени...

Владимир Помыкалов - о своей жизни, о становлении человека, о философии, коммунизме и многом другом

"На сегодняшний момент человек ещё недочеловек, и он сам для себя  выступает только средством, а не самоцелью, он плод собственного произвола. Но в то же время есть некие просветы в человеческом обществе, есть люди, в которых сущность почти сливается с существованием. Это счастливые люди".  

«Внутренняя энергия не может бесконечно поддерживать процесс. На энтузиастах можно сделать прорыв, но работать всегда – нельзя! И плоха та страна, которая нуждается в героях. Мы должны учиться существовать без них».

"После лекции моей мамы в нашей школе - я ее позвал рассказать о Толстом, поскольку она это умеет лучше меня, - один из моих самых откровенных дылд так прямо и сказал: «Вы тоже ничего, Львович, но когда от Бога, так уж от Бога»".

"Жизнь и судьба Рудольфа Чапцова – путь из физиков в лирики, уникальный пример ученого-технаря, ставшего философом космического масштаба. Простота и ироничность, неизменное чувство юмора и границы порядочности в каждом поступке – вот что он нес с собой".

Беседа с директором челябинской гимназии №1 Дамиром Тимерхановым

"Мне кажется, хороший директор не может быть без харизмы. Это, как говорят, редкий, «штучный товар». К сожалению, далеко не всегда этот «товар» – интересные люди и профессионалы – в нашей стране востребован. Гораздо более востребованы люди, которые четко выполняют задачу и не задают лишних вопросов".

Интервью с Владимиров Боже. Часть 2, философическая

На мой взгляд, важна творческая составляющая человека. Если человек подходит к жизни творчески, ему абсолютно не важно, сколько ему лет. Важно другое – что вот он в этом своем времени, в этом своем возрасте получает от этого радость! И значит, имеет смысл жить дальше.

Интервью с Владленом Феркелем

Владлена Борисовича Феркеля можно смело назвать – человек-оркестр. В прошлом инженер и актер «Манекена», сегодня он известен в городе как литератор, книгоиздатель, преподаватель, составитель словарей, и прочее…

Интервью с философом А.Б.Невелевым

Анатолий Борисович Невелев – философ не кабинетный, и философствование для него – не умствование ради умствования, не «разминка мозгов», но нечто, без чего немыслимо само пребывание человека в мире.

Беседа с поэтом Константином Рубинским

В свое время Константин Рубинский проходил в Челябинске по разряду «молодых дарований» – «номинация» не только многообещающая, но в чем-то даже рискованная. И однако...

В этом разделе вы можете познакомиться с нашими новыми книгами.

Шесть книг Издательского Дома Игоря Розина стали победителями VIII областного конкурса «Южноуральская книга-2015». Всего на конкурс было представлено более 650 изданий, выпущенных в 2013-2015 годах.

Издательский Дом Игоря Розина выполнит заказы на изготовление книг, иллюстрированных альбомов, презентационных буклетов, разработает узнаваемый фирменный стиль и т.д.

ПАРТНЕРЫ

Купить живопись

"Неожиданные вспоминания" Дмитрия и Инги Медоустов - это настоящее "густое" чтение, поэзия не слов, но состояний, состояний "вне ума", состояний мимолетных и трудноуловимых настолько же, насколько они фундаментальны. Состояний, в которых авторы тем не менее укоренены и укореняются именно (хотя и не только) через писание.

Эта детская книжечка - вполне "семейная". Автор посвятил ее своим маленьким брату и сестричке. И в каком-то смысле она может служить эталоном "фамильной книги", предназначенной для внутреннего, семейного круга, но - в силу своей оригинальности - интересной и сторонним людям.

История, рассказанная в этой очень необычно оформленной книге, действительно может быть названа «ботанической», поскольку немало страниц в ней посвящено описанию редких для нас южных растений. Впрочем, есть достаточно резонов назвать ее также «детективной», или «мистической», или «невыдуманной».

Сборник рассказов московского писателя Сергея Триумфова включает страстные лирические миниатюры, пронзительные и яркие психологические истории и своеобразные фантазии-размышления на извечные темы человеческого бытия.

Книга прозы Александра Попова (директора челябинского физико-математического лицея №31) «Судный день» – это своего рода хроника борьбы и отчаяния, составленная человеком, прижатым к стенке бездушной системой. Это «хождения по мукам» души измученной, но не сломленной и не потерявшей главных своих достоинств: умения смеяться и радоваться, тонуть в тишине и касаться мира – глазами ребенка.

Роберто Бартини - человек-загадка. Кем он был - гениальным ученым, на века опередившим свое время, мыслителем от науки, оккультным учителем? Этот материал - только краткое введение в судьбу "красного барона".

"Люди спрашивают меня, как оставаться активным. Это очень просто. Считайте в уме ваши достижения и мечты. Если ваших мечтаний больше, чем достижений – значит, вы все еще молоды. Если наоборот – вы стары..."

"Отец Александр [Мень] видел, что каждый миг жизни есть чудо, каждое несчастье – священно, каждая боль – путь в бессмертие. А тем более цветок или дерево – разве не чудо Божье? Он говорил: если вам плохо, пойдите к лесу или роще, возьмите в руку ветку и так постойте. Только не забывайте, что это не просто ветка, а рука помощи, вам протянутая, живая и надежная..."

"Всего Капица написал Сталину 49 писем! Сталин не отвечал, но когда Капица, не понимая такой невоспитанности, перестал ему писать, Маленков позвонил Капице и сказал: «Почему вы не пишете Сталину, он ждет новых писем». И переписка (односторонняя) возобновилась".

"Через цвет происходит таинственное воздействие на душу человека. Есть святые тайны - тайны прекрасного. Понять, что такое цвет картины, почувствовать цвет – все равно, что постигнуть тайну красоты".

"...Ненависть, если и объединяет народ, то на очень короткое время, но потом она народ разобщает еще больше. Неужели мы будем патриотами только из-за того, что мы кого-то ненавидим?"

"Внутреннее горение. Отказ от комфорта материального и духовного, мучительный поиск ответов на неразрешимые вопросы… Где все это в современном мире? Наше собственное «я» закрывает от нас высшее начало. Ведь мы должны быть свободными во всех своих проявлениях. Долой стеснительность!.."

"В 1944 году по Алма-Ате стали ходить слухи о каком-то полудиком старике — не то гноме, не то колдуне, — который живет на окраине города, в земле, питается корнями, собирает лесные пни и из этих пней делает удивительные фигуры. Дети, которые в это военное время безнадзорно шныряли по пустырям и городским пригородам, рассказывали, что эти деревянные фигуры по-настоящему плачут и по-настоящему смеются…"

"Для Beatles, как и для всех остальных в то время, жизнь была в основном черно-белой. Я могу сказать, что ходил в школу, напоминавшую Диккенса. Когда я вспоминаю то время, я вижу всё черно-белым. Помню, как зимой ходил в коротких штанах, а колючий ветер терзал мои замерзшие коленки. Сейчас я сижу в жарком Лос-Анджелесе, и кажется, что это было 6000 лет назад".

"В мире всегда были и есть, я бы сказал так, люди этического действия – и люди корыстного действия. Однажды, изучая материалы по истории Челябы, я задумался и провел это разделение. Любопытно, что в памяти потомков, сквозь время остаются первые. Просто потому, что их действия – не от них только, они в унисон с этикой как порядком. А этический порядок – он и социум хранит, соответственно, социумом помнится".

"Я не турист. Турист верит гидам и путеводителям… А путешественник - это другая категория. Во-первых, ты никуда не спешишь. Приходишь на новое место, можешь осмотреться, пожить какое-то время, поговорить с людьми. Для меня общение по душам – это самое ценное в путешествии".

"В целом мире нет ничего больше кончика осенней паутинки, а великая гора Тайшань мала. Никто не прожил больше умершего младенца, а Пэнцзу умер в юном возрасте. Небо и Земля живут вместе со мной, вся тьма вещей составляет со мной одно".

"Я про Маленького принца всю жизнь думал. Ну не мог я его не снять! Были моменты, когда мальчики уставали, я злился, убеждал, уговаривал, потом ехал один на площадку и снимал пейзажи. Возможно, это одержимость..."

"Невероятная активность Запада во всем происходящем не имеет ничего общего ни со стремлением защищать права человека на Украине, ни с благородным желанием помочь «бедным украинцам», ни с заботой о сохранении целостности Украины. Она имеет отношение к геополитическим стратегическим интересам. И действия России – на мой взгляд – вовсе не продиктованы стремлением «защитить русских, украинцев и крымских татар», а продиктованы все тем же самым: геополитическими и национальными интересами".