Это интересно

МИХАИЛ ФОНОТОВ
Писатель, краевед

"Каждый раз, когда поднимаюсь на Нурали, на меня находит наваждение какой-то инородности или даже инопланетности. Сам хребет выглядит стадом огромных ископаемых животных, которые в глубоком сне лежат, прижавшись друг к другу. Он словно скован беспробудной задумчивостью, он каменно молчит, но кажется, что где-то внутри его тлеет очень медленное и едва угадываемое желание пробудиться".

АНДРЕЙ ЯНШИН

Можно ли всю жизнь прожить у реки и так и не побывать у ее истока? Конечно. Но побывать – лучше. Но зачем?

Вход в аккаунт

"Невидимый и строгий Бетховен словно бы жил внутри Вадима..." Предисловие к сборнику избранной лирики В.А.Могильницкого

Вадим Анатольевич Могильницкий. Фото из семейного архива
Михаил Гольденберг

В конце сентября 2015 года увидит свет сборник избранной лирики В.А. Могильницкого "Бессонные пути". Ниже публикуется предисловие к этому сборнику Михаила Михайловича Гольденберга, друга и коллеги автора (оба - преподаватели математики) на протяжении многих десятков лет.
В этом небольшом тексте - воспоминания о друге, размышления о его поэзии, попытка пролить свет на тайну его души и его творчества.

 

Вадим Анатольевич Могильницкий (1935–2012) был человеком необыкновенно одаренным. Прекрасный лектор, неравнодушный ко всему, что включает в себя понятие «образование». Выдающийся коллекционер – он собрал более трех тысяч пластинок с записями классической музыки. Тонкий музыкальный писатель, знаток исполнительских стилей разных эпох. Человек, влюбленный в шахматы и в го. Он мог по памяти воспроизвести партии, сыгранные великими шахматистами прошлого и настоящего... Кажется, перед нами яркая жизнь, прожитая «на виду».

Но вот его стихи. Прочитайте их. Перед вами развернется другой мир, тайный, глубокий, неуспокоенный. И человек, которого вы, кажется, хорошо знали, откроется еще одной, возможно, главной своей стороной.

 

Как многие поэты, Вадим сочетал в себе «человеческое, слишком человеческое» с тем, что мы называем божественным (даром). Можно рассказать о человеческом и, отдельно, о божественном, но как это соединить?

 

С Вадимом трудно было встретиться взглядом, он нелегко шёл на eye contact. Эта несомненная его аутичная черта должна была бы, казалось, многих держать на расстоянии. Однако еще в студенческие годы он всегда был в окружении друзей, – впрочем, скорее приятелей. Футбол, волейбол, настольный теннис, шахматы, позднее го – этим нельзя заниматься в одиночку. Но близкая дружба, как многие ее понимают, не возникала. Наверное, в ней Вадим не нуждался. Он готов был обсуждать всё, от футбольного чемпионата до устройства Вселенной, но в разговоре с ним вопросы личного порядка не возникали никогда.

Никогда (в отличие от меня) не рассказывал он о своем детстве, о школе, о родных. Меня очень интересовали его впечатления тех лет, когда село Кривое Озеро, в котором он родился, было оккупировано немцами. Не задавая прямых вопросов, я пытался подступиться к этой теме, но – безрезультатно.

О семье он не говорил тоже. Отношения его с женой, с детьми были очень сложными. Не говорю уже о других его привязанностях.

Возможно, с этого места «квалифицированный фрейдист» и начал бы свой разговор о поэте. Но можно взглянуть на Вадима «проще», глазами Шукшина. Вот диалог деда и внука из его рассказа «Критики»:

« – Так он же любит!

– Ну и что, что любит?

– Ну и поёт.

– Да его бы давно на смех подняли, такого! Ему бы проходу не было. Любит. Когда любят, стыдятся... Мы вон, помню, поглянется девка, так ты ее за две улицы обходишь – потому что совестно. Любит...»

Неосознанное, неосязаемое, интимное, личное – неприкасаемый тайный химический состав его души. Оттуда он, видимо, черпал силы, чтобы жить, и вдохновение, чтобы писать.

 

Откроем стихи Вaдима. Осень, зима, редко лето, еще реже весна. Мы встретим иногда точные детали, но не это главное. Золотая осень, холодная, часто угрюмая зима, нервная, ветренная весна, теплое, ласковое – уходящее – лето. Состояние природы – вот о чем написано. И состояние человека, созерцающего природу, всю природу целиком, принимающего ее как что-то личное, как судьбу. Оторваться от этих стихов невозможно.

Иногда в русских стихах мы находим два полюса, безмятежность природы и томление человеческого духа:

 

В небесах торжественно и чудно!

Спит земля в сияньи голубом…

Что же мне так больно и так трудно?

Жду ль чего? жалею ли о чем?..

 

Нечто подобное можно найти у Тютчева. У Вадима полюса слиты, душа обнимает природу, и природа обнимает душу. Прочтите, например, «Вновь сентябрь...» или «На отъезд...».

Нет ли у вас такого чувства, будто вы сами каждый этот стих и написали? Классический русский стих, в котором, кажется, всё традиционно, всё знакомо – от рифмы до строфы. Всё просто. Но так глубоко, неподдельно, пронзительно.

 

Загадкой для меня остается потребность Вадима писать и переписывать, создавать всё новые варианты многих стихов. Читая их, видишь, что уже первый вариант – законченное и нерушимое произведение. Но вот он что-то в нем нарушает, изменяет слово или строку, подчиняясь внутреннему слуху, и снова изменяет, и снова – и останавливается на седьмом варианте, придя, видимо, в согласие с самим собой. Вадим любил пересказывать историю о том, как репетировал Тосканини. Он заставлял оркестр по многу раз проигрывать один и тот же фрагмент, доводя до исступления и себя, и музыкантов. И когда наконец «получалось», он говорил с облегчением: «Ну вот: вы счастливы, я счастлив, Бетховен счастлив!»

 

Невидимый и строгий Бетховен словно бы жил внутри Вадима, не допуская фальши ни в стихах, ни в других его произведениях, ни в жизненных поступках.

Не стану говорить о его книге «Святослав Рихтер». Многие ее страницы – кристальная проза. Стилистически безупречны написанные им или в соавторстве с коллегами учебные пособия по математике. Многие коллеги Вадима помнят, вероятно, как трудно было с ним сотрудничать: он упрямо отстаивал каждый оборот, каждую строчку и отвергал всё, что казалось ему несовершенным.

Однажды мы читали вместе только что опубликованную в журнале математическую статью. Вадим читал вслух. Прочитали предисловие, которое было неплохо написано, и перешли к чтению первой части. Она начиналась словами: «Приведем рабочие определения». Далее следовали определения. В этом месте Вадим остановился, как будто поперхнулся, и я заметил, что он заплакал, – наверное, от восторга перед лаконичностью и точностью математического языка.

Есть английское слово immaculate, «безупречно». К этому, очевидно, стремился Вадим. Отсюда его желание видеть иерархию в каждой доступной ему области – математике, музыке, литературе. Это касалось прежде всего музыкального исполнительства. Он знал наперечет всех исполнителей, скажем, Шестой сонаты Прокофьева, но признавал лишь одно. Я помню, как на длительное время его самыми любимыми композиторами становились Рахманинов, Шопен, потом Шуберт. «Жил-был волшебник, звали его Шуберт». Еще в студенческие времена он любил задавать вопросы типа: «Если бы, отправляясь на необитаемый остров, ты бы должен был выбрать одну только книгу?..» Его собственным выбором был тогда «Маленький принц» Сент-Экзюпери.

Много раз он повторял любимые им слова Сент-Экзюпери: «Самая большая роскошь на земле – это роскошь человеческого общения». Тем, кто общался с Вадимом, эта роскошь доставалась нелегко, но затраченный труд окупался сторицей.

Из всей классической музыки, которой он был непревзойденный знаток, Вадим выделял музыку Баха. Неудивительно, что любимейшим его произведением был Хорошо темперированный клавир. В моей небольшой фонотеке долгое время не было этого произведения. И вот однажды Вадим торжественно вручил мне альбом с ХТК в исполнении, конечно, Святослава Рихтера. Подарок сопровождался открыткой. Там был сонет – один из лучших, которые я читал у Вадима.

Увы, открытка затерялась, а я помню лишь начало и конец сонета.

 

Ты помнишь, как я звал тебя давно

Услышать всё, чем эти звуки живы.

Я говорил то грустно, то шутливо,

О чем сказать словами не дано.

 

..........................................................

 

Хоть и не Бахус Бах, но нам равно

Мил каждый в свой черед несуетливый.

 

Есть в мире совершенство – вот оно.

И с ним да будет жизнь твоя счастливой!

 

Вот еще одна загадка. Те, кто близко знал Вадима, нередко получали его стихотворные подарки, часто в виде шутливого сонета, иногда четверостишия, а нередко и в виде поэтического шедевра. Иначе говоря, мы все знали, что Вадим «пишет стихи». Мы высоко их ценили и считали, что они должны появиться в печати. Я не раз недоумевал вслух: почему, мол, не отправить стихи в журнал или не опубликовать отдельной книжкой? Ответа я так никогда и не получил.

Недоумение усилилось после выхода книги Вадима «Святослав Рихтер». Замечательная биография великого пианиста была представлена читающей публике автором, не имеющим систематического музыкального образования. Основное содержание книги – анализ творчества Рихтера, что, безусловно, требовало высокого профессионализма. Зная Вадима, можно было не сомневаться: всё в книге продумано и выверено. Но важно и другое: автор был уверен в том, что вносит нечто новое в понимание Рихтера как музыканта и человека. Он понимал, что книга о Рихтере стоит того, чтобы быть прочитанной и любителем, и профессионалом.

А как же стихи? Представляют ли они, как принято говорить, общественный интерес?

Прочитаем стихи и попробуем найти хоть одну дидактическую строчку, хоть одну риторическую фигуру. Я уже не говорю об отклике на какое-либо «общественно важное» событие. Нет их. Только тонкая лирика, только углубленное, часто сумрачное размышление. Мы временны на земле, мы исчезнем, как исчезли многие поколения живших до нас людей. Мы любим – мир, природу, женщину, друзей. Каждый сорвавшийся с пожелтевшего клёна листок уникален, неповторим. Неповторимо и ценно каждое мгновение жизни. Неповторимо творчество. И чудотворство.

 

Кажется, я не ответил на свой вопрос. Пусть читатель сам попробует ответить – если у него есть в том потребность. Я же счастлив, что вместе со мной стихи Вадима Могильницкого прочтут теперь его друзья и незнакомые ему люди, остановятся на минуту, задумаются о жизни, о преходящем, о вечном. Здесь помолись.

 

Связанные материалы

"Перед вами – заметки о Рихтере-ансамблисте. Почему – именно ансамблисте? Ведь Рихтер – прежде всего солист, притом крупнейший и своеобразнейший. Попытаюсь объяснить. Во-первых, мне всегда представлялось, что камерная музыка есть наиболее чистый (честный, если угодно) вид музицирования, где воплощены главные черты этого искусства как средства общения внутри извечной триады: автор-исполнитель-слушатель....."

Здесь можно познакомиться со стихами Вадима Анатольевича.

В этом разделе вы можете познакомиться с нашими новыми книгами.

Шесть книг Издательского Дома Игоря Розина стали победителями VIII областного конкурса «Южноуральская книга-2015». Всего на конкурс было представлено более 650 изданий, выпущенных в 2013-2015 годах.

Издательский Дом Игоря Розина выполнит заказы на изготовление книг, иллюстрированных альбомов, презентационных буклетов, разработает узнаваемый фирменный стиль и т.д.

ПАРТНЕРЫ

Купить живопись

"Неожиданные вспоминания" Дмитрия и Инги Медоустов - это настоящее "густое" чтение, поэзия не слов, но состояний, состояний "вне ума", состояний мимолетных и трудноуловимых настолько же, насколько они фундаментальны. Состояний, в которых авторы тем не менее укоренены и укореняются именно (хотя и не только) через писание.

Эта детская книжечка - вполне "семейная". Автор посвятил ее своим маленьким брату и сестричке. И в каком-то смысле она может служить эталоном "фамильной книги", предназначенной для внутреннего, семейного круга, но - в силу своей оригинальности - интересной и сторонним людям.

История, рассказанная в этой очень необычно оформленной книге, действительно может быть названа «ботанической», поскольку немало страниц в ней посвящено описанию редких для нас южных растений. Впрочем, есть достаточно резонов назвать ее также «детективной», или «мистической», или «невыдуманной».

Сборник рассказов московского писателя Сергея Триумфова включает страстные лирические миниатюры, пронзительные и яркие психологические истории и своеобразные фантазии-размышления на извечные темы человеческого бытия.

Книга прозы Александра Попова (директора челябинского физико-математического лицея №31) «Судный день» – это своего рода хроника борьбы и отчаяния, составленная человеком, прижатым к стенке бездушной системой. Это «хождения по мукам» души измученной, но не сломленной и не потерявшей главных своих достоинств: умения смеяться и радоваться, тонуть в тишине и касаться мира – глазами ребенка.

Роберто Бартини - человек-загадка. Кем он был - гениальным ученым, на века опередившим свое время, мыслителем от науки, оккультным учителем? Этот материал - только краткое введение в судьбу "красного барона".

"Люди спрашивают меня, как оставаться активным. Это очень просто. Считайте в уме ваши достижения и мечты. Если ваших мечтаний больше, чем достижений – значит, вы все еще молоды. Если наоборот – вы стары..."

"Отец Александр [Мень] видел, что каждый миг жизни есть чудо, каждое несчастье – священно, каждая боль – путь в бессмертие. А тем более цветок или дерево – разве не чудо Божье? Он говорил: если вам плохо, пойдите к лесу или роще, возьмите в руку ветку и так постойте. Только не забывайте, что это не просто ветка, а рука помощи, вам протянутая, живая и надежная..."

"Всего Капица написал Сталину 49 писем! Сталин не отвечал, но когда Капица, не понимая такой невоспитанности, перестал ему писать, Маленков позвонил Капице и сказал: «Почему вы не пишете Сталину, он ждет новых писем». И переписка (односторонняя) возобновилась".

"Через цвет происходит таинственное воздействие на душу человека. Есть святые тайны - тайны прекрасного. Понять, что такое цвет картины, почувствовать цвет – все равно, что постигнуть тайну красоты".

"...Ненависть, если и объединяет народ, то на очень короткое время, но потом она народ разобщает еще больше. Неужели мы будем патриотами только из-за того, что мы кого-то ненавидим?"

"Внутреннее горение. Отказ от комфорта материального и духовного, мучительный поиск ответов на неразрешимые вопросы… Где все это в современном мире? Наше собственное «я» закрывает от нас высшее начало. Ведь мы должны быть свободными во всех своих проявлениях. Долой стеснительность!.."

"В 1944 году по Алма-Ате стали ходить слухи о каком-то полудиком старике — не то гноме, не то колдуне, — который живет на окраине города, в земле, питается корнями, собирает лесные пни и из этих пней делает удивительные фигуры. Дети, которые в это военное время безнадзорно шныряли по пустырям и городским пригородам, рассказывали, что эти деревянные фигуры по-настоящему плачут и по-настоящему смеются…"

"Для Beatles, как и для всех остальных в то время, жизнь была в основном черно-белой. Я могу сказать, что ходил в школу, напоминавшую Диккенса. Когда я вспоминаю то время, я вижу всё черно-белым. Помню, как зимой ходил в коротких штанах, а колючий ветер терзал мои замерзшие коленки. Сейчас я сижу в жарком Лос-Анджелесе, и кажется, что это было 6000 лет назад".

"В мире всегда были и есть, я бы сказал так, люди этического действия – и люди корыстного действия. Однажды, изучая материалы по истории Челябы, я задумался и провел это разделение. Любопытно, что в памяти потомков, сквозь время остаются первые. Просто потому, что их действия – не от них только, они в унисон с этикой как порядком. А этический порядок – он и социум хранит, соответственно, социумом помнится".

"Я не турист. Турист верит гидам и путеводителям… А путешественник - это другая категория. Во-первых, ты никуда не спешишь. Приходишь на новое место, можешь осмотреться, пожить какое-то время, поговорить с людьми. Для меня общение по душам – это самое ценное в путешествии".

"В целом мире нет ничего больше кончика осенней паутинки, а великая гора Тайшань мала. Никто не прожил больше умершего младенца, а Пэнцзу умер в юном возрасте. Небо и Земля живут вместе со мной, вся тьма вещей составляет со мной одно".

"Я про Маленького принца всю жизнь думал. Ну не мог я его не снять! Были моменты, когда мальчики уставали, я злился, убеждал, уговаривал, потом ехал один на площадку и снимал пейзажи. Возможно, это одержимость..."

"Невероятная активность Запада во всем происходящем не имеет ничего общего ни со стремлением защищать права человека на Украине, ни с благородным желанием помочь «бедным украинцам», ни с заботой о сохранении целостности Украины. Она имеет отношение к геополитическим стратегическим интересам. И действия России – на мой взгляд – вовсе не продиктованы стремлением «защитить русских, украинцев и крымских татар», а продиктованы все тем же самым: геополитическими и национальными интересами".