"Мое время наполнено щебетом, Полногласием темных пустот..."

СТИХИ ИЗ БЛОГА

Человек размещает стихи в блоге, в «Живом Журнале», по разным причинам: хочется, чтобы ежедневная, рутинная мысль обрела ритм и вдохновение, отреклась «от старого мира» и вдруг заявила о себе выверенными строфами; хочется поделиться с друзьями, которых в ЖЖ не так уж и много, как кажется на первый взгляд; хочется выплеснуть настроение, которое в семейных рамках не слишком-то приветствуется, – а друзья, как известно, все стерпят, за что им честь и хвала.
Вот и эта подборка отсюда родом.

* * *
8 марта, в весенний женский день, возвращались с дочерью по свердловской трассе – и словно провалились в зиму: снег белым ветром вился по дороге, забираясь под колеса, поднимаясь взъерошенным столбом в зеркале заднего вида. В городе вообще встали среди снежной мяши. Только поставив машину в гараж, перевел дух. Потом вспомнилось из старого:

Зима очень долгая в этом году.
Весь город скользит в переулках по льду.
Март за окном, и пурга за окном,
Весь город следит за термометром, но
Утром, как прежде, закутанный, злой
Весь город по корке спешит ледяной…

2005

* * *
Мне всегда нравилось это стихотворение. Нет, не из-за смысла – из-за ритма, есенинского. Я еще тогда, в 1994 году, не знал, что такой ритм стимулирует сердце, борется с аритмией. Поэтому и разместил его в блоге – уже после инфаркта.

Этой улицы изломы
Мне знакомы... Черный крест,
Чуть кривой антенный шест,
Перекресток, угол дома;
Сонный сад сквозь благовест
Смотрит в мир, и невесомо
Снег кружит; вороны с мест
Посрывались; дым окрест.

На столе – цветы и кружки,
Чай остывший и салат,
Угол скатерти помят;
Странно пахнет свежей стружкой;
Воздух светел, старый лад,
Черные печные вьюшки;
Половицы зло скрипят,
Словно выдать нас хотят...

Утром отворят ворота;
Мир еще невидим, но
Неба звучно полотно;
Чу! Вдали шагает кто-то,
Он навязчив, как в кино.
Нынче что за день? -- суббота,
Солнце всходит беззаботно
И стучит в твое окно...

1994

* * *
На днях поймал себя на мысли, что у меня есть много общего с коммунальными службами - среди бесконечной работы декабрь всегда подкрадывается незаметно, и не приносит никакого вдохновения. Хотя прежде в начале зимы такое случалось. Вспомнил, что в начале декабря когда-то написал стихотворение, посвященное моему другу Юрию Попову:

И снова декабрь. Со второго числа
Обещаны вьюги. Некстати
Все это. Хвороба нашла
На меня – и спешу до кровати.

Укрыться скорей бы. Замерзло окно.
И триптих, что кистью морозной
Начертан, казалось, я видел давно
И тоже – ночью беззвездной,

Бесславной. Согласно совету, сижу,
Пью чай, перемешанный с водкой.
Теплее становится. В мыслях кружу
По памяти. Метеосводка

Пророчит густой снегопад, и за ним –
Морозные ночи. До крыши
Небось заметет. Вот и поговорим,
Когда нас никто не услышит.
Возвращаясь под утро домой…

* * *
Сегодня, покуривая на балконе в половине пятого (так уж проснулось), вспомнил с легкой ностальгической усладой это «периодическое событие» студенческих лет. Вспомнил, как мама говорила, что опасно ходить в такое время (на излете ночи), а я отвечал, что именно с 4 до 6 утра – как раз ничего не происходит, словно два предутренних часа взяли и взвалили на себя всю службу госбезопасности.
Действительно, в эти часы миру не до тебя. Он устал за день от работы, за вечер – от пива и компании, за полуночное – от любви, грабежа, мордобоя и уличных стритрейсерских гонок. К трем часам ночи позевывающие таксисты вынимают из ночных клубов «сдувшиеся батарейки» и бережно рассаживают их на заднем сиденье.
А еще через час становится ощутимо, подкожно ясно, что мир спит.
Посапывают в своих кроватках голоторсые торнадовцы и пугливые чоповцы, безголосые политики и лукавые журналисты; набираются сил вечные трудяги и ждут манны небесной вечные иждивенцы и приживальщики; переворачиваются с боку на бок старые греховодники и юные средствотерпцы. В полудреме пребывают котельные и водоводы, неохотно отвечая какому-либо бессоннику чуть теплой водой из крана; от назойливых музыкантов отдыхают гитары и барабаны; маршрутки, сбросив своих лихих седоков, стоят, сонные, в стойле…
В этот предутренний час по городу разливаются совершенно иные звуки. В мои окна, к примеру, по-ночному «шумно» вползает вокзал (хотя и далеко от моего дома) – и слышно, как дергаются на станции вагоны, как голос в громкоговорителе просит маневровый проследовать на пятый путь. Потом в это эхо отчетливо, звонко, с оттягом попадает капля вчерашнего вечернего дождя, ударившись о подоконник.
Поднимается ветер, и листья уже не перешептываются, а впадают в суетную бесконечную многоголосицу. Сквозь листву проглядывается небо – ветер гонит по нему рваные белесые облака, а в выцветших чернильных пятнах тускло горят уходящие звезды. И ты лучше любого синоптика понимаешь, что новый день, в отличие от вчерашней дождливой смури, пусть и будет ветреным, но разгуляется.
Выходя под утро из дому…
Вспомнилось еще и старое стихотворение учительских лет со своими «ленивыми полусонными стрелками»:

Сквозь запотевшее окно
Свет мерно проникает в спальню
И вот уже горит смешно
У люстры в локонах хрустальных.

Так хорошо, лениво, и
Вставать не хочется до срока,
Бумаги собирать свои
И репродукции к уроку.

О чем мне будет разговор,
Подшитый ровно красной нитью?
Будильник незабвенно спор –
Ему уже пора звонить, но

Лукаво стрелки заплели
И сон и явь в одно мгновенье,
Желая удивить Дали
Секундою до пробужденья.

1993

* * *
Это – политическое стихотворение. Оно было кстати, когда менялась администрация области, где я имею возможность работать. Конечно, цыпленком меня не назвать, но «незамеченность» я все же ценю.

Просчитанный по осени цыпленок
Я снова никем не замечен,
не рассекречен.
В моем углу в деревянном трухлявом сарае –
я все знаю:
каждую щепку,
каждую щелку,
я даже знаю, где какой камень лежит.

Из угла – изумительный вид!
Можно смотреть,
как курицам головы крутят к обеду,
и наслаждаться победой.

Можно смотреть, как цыплята
сбиваются с ног,
вцепившись в сочный листок.

В чем прелесть угла? -
там властвует мгла:
сохранит от чужого уха,
сохранит от чужого взгляда –
большего мне и не надо.
Сим незамеченный мир знаменит...

Из угла – изумительный вид!

1991

***
Как-то взъелось на текущую жизнь:

Жизни пылит подорожье,
Люди и судьбы скомканы.
Как бы продать подороже,
Свои поседевшие локоны;

Как бы в тишь местечковую
Вписать и родню, и выродню;
Как вымудрить речь бестолковую,
Что слышу по нескольку раз на дню?

Мне в омуте тихом растаять бы,
Чтоб больше не думать по-чеховски:
«Не люди, а плесень какая-то» -
Пенициллин человеческий…

2010

***
В Питере не был сто лет, хотя, кажется, знаю этот город до слез.

Пора вносить огонь и дым
В твой старый закопченный город,
Что к небу шпилями приколот,
А в полночь зол и нелюдим.

Позолоченными крестами
Он метит каждый вздох и шаг.
Твой город – сон, твой город – враг
Тому, что есть под небесами.

А оттого знаком исход,
Что считан с поворотов улиц, --
Зачем мы в нем не разминулись
Или вошли не в свой черед.

1994

* * *
В жаркие дни мозги кипят, как в чайнике – хоть банки с огурцами закатывай. Начинаешь понимать (да и всегда понимал), почему в истории литературы лето – самый без-вдохновенный период жизни. Ничего не пишется, а если что-то и удается выложить на бумагу, то лишь мимоходом. «Летнего» у меня ничего нет. Было одно исключение, да и то двадцатилетней давности. Сегодня, смахнув пот со лба, почему-то о нем вспомнил.

ПРОГУЛКА

Одет неброско – в костюме Босха,
со слоем грима.
Шагаю мимо
ларьков, лотков,
старушек-развалюшек
и других неведомых зверушек.
Шагаю мимо
домов, столбов, витрин комиссионки.
Навстречу мне – две милые девчонки.
Я их люблю – я их хочу любить.
Ходить
вот так абсурдно, но приятно –
одет опрятно...
Воды? - здесь рядом питьевой фонтанчик,
а за углом есть милый ресторанчик
с вином и коньяком –
он мне знаком:
я в нем
частенько проводил приятные часы.
Весы
качнутся в сторону тревожно.
Я заказал мороженое –
можно
позволить сладкий холод
в теплый день.
Не лень,
совсем не лень
ходить, расталкивая ближних,
беспомощных и лишних,
таких же,
как и я.
Одет я – верх приличия.
И даже в шляпе фетровой.
Читаю Вику Ветрову.
Здесь, в парке,
не очень жарко.
А так – все как всегда,
хотя немного влажно;
за пивом бьюсь отважно –
не важно,
что сосед уж пьян
и нос сует в стакан –
одет привычно –
лишь галстук заграничный,
отличные
усы скрутились, как могли –
такие ж – у художника Дали.
Людей я путать начинаю,
не замечаю,
не отличаю.
Трамваи
как прежде поедают, что попало:
сухого дедушку, здорового нахала,
авоськи, маски, краски,
дым сигареты –
все было где-то,
как будто в сказке.
Мужик метлою метет за мною.
И наши мысли неуловимы.
ШАГАЮ МИМО...

1991

* * *
Эти шестистишия – в память о друзьях, которые далече:

1. Бессонница

Я не знаю, смогу ли сегодня уснуть
В своем мире пустом, удивительно плоском.
Это сны толковать – до наивного просто,
А бессонницы вряд ли изведаешь суть –
То ей мнится в сердечной артерии ртуть,
То ей видится белый монах на погосте.

2. Тоска

Если вдруг ниоткуда, нежданно, негаданно,
Невзначай, неприметно приходит тоска
И токует тугой тетивой у виска,
И воркует голубкой в дыхании ладана –
Значит, время пришло, и противиться надо ли
Той, что ходит вдали, но всегда так близка?

3.

Кто бы думал строфой, а не пестрой толпой,
Что снует на Арбате у книжных прилавков?
Кто бы мог говорить, а не ныть и не гавкать,
Кто бы матовым сделал экран голубой?
Кто бы в омут любви утащил за собой
И не думал просить ни откат, ни прибавку?

4. Пьяное

Все, что пишется спьяну, обречено:
Ни пути, ни любви, ни надежды, ни сути.
В божества превращаются строчки и люди,
Что приносят закуску с собой и вино.
Это просто сказать: все - равно, все – одно,
И распутством блажить нараспев на распутье.
 

5.

Мы же знаем: в стихах ничего не найдешь:
Ни заначек, ни связей, ни гнутых коленей,
Ни жены, ни детей, ни житейских волнений,
Ничего, чем душа повергается в дрожь.
В наших строчках живет исполинская вошь –
Чтоб заметней была для других поколений.

2005

* * *
А вот за это стихотворение меня назвали «большевиком»:

Мир устал быть спокойным и тихим,
Видеть в грязных подъездах пьяные сны.
Он так хочет промчаться огненным вихрем
По полям неизвестной войны.

Мир давно не залечивал рваные раны,
И не падал лицом в раскаленный песок.
Он неистово хочет стучать в барабаны
И в петлицах носить кровавый цветок.

Мир устал быть ленивым и мудрым,
Возвращаться с работы, спать по углам.
Он мечтает взорвать это сонное утро
И по алым пройтись небесам.

2010

***
Странно, но я всегда любил зиму. Хотя почему «странно»? В жару я потею, мне неуютно, мозги кипят, кастальские токи исчезают…

Кружит вьюга полночная. Кружево
занавесок вздыхает. Навязчиво
ночь снежинками неуклюжими
засыпает фонарики спящие.

Черный лак на осинах. Отцветами
твоих окон бледны палисадники.
Невесомыми силуэтами
двор богат, словно странниками.

Так ли вьюга вздыхает, что издали
мне все чудятся блестки лукавые?
Голоса меня чьи-то вызвали
поваляться на белом саване.

И пора бы сдружиться со стенами,
с квадратурой хрущевок. Но хочется
посидеть на краю вселенной,
позабыв про свое одиночество.

1996

* * *
У любого человека, связанного со словом, бывают минуты (часы, дни, недели, месяцы), когда ни строчки. Неприятное время, липкое, мерзкое, словно на тебя, как на Сократа, жена-Ксантиппа вылила ведро помоев. Я, конечно, льщу себе таким сравнением, но чувства-то не выбирают – они приходят сами по себе, вернее: накатывают.

По ночам из смертной тоски
Выползают стихи-пауки,

Не играют, не сеют, не жнут –
Серебристые рифмы плетут.

А потом по весенней заре
Вязнет мухой душа в серебре…

2002

* * *
Идешь, бывает, по улице – даже не по улице, а по какому-либо проулку, пряча в руке банку с пивом и прячась от всех знакомых, как вдруг…
Встречи имеют обыкновенность поднимать с глубины души все то, что ты когда-то лелеял и пытался забыть. Но когда это происходит…

В этом городе дымном и тесном
Что мы ищем? – скажи – и находим ли?
Нам нет времени здесь, нам здесь места нет,
Да и мы невидимы вроде бы.

Но горды случайною встречею,
И засыпаны снегом сиреневым.
Телефонным звонкам переменчивым
Благодарны за вьюгу, за вечер и
Своей жизни – за хитросплетения.

Как прохожие, с полночью смешаны,
Мы – заснеженный след и не более.
Мы прекрасны думами грешными,
Мы в погоне легки за любовью. Но

На мгновенье вернувшись в обыденность:
К сковородкам, заботам, сомнениям –
Спросим, что за безумие выдалось
Тем нежданным хмельным воскресением?

Уж не призрак ли это, не шутка ли;
Не пора ли от вьюги проснуться нам
И забыть наваждение смутное,
И уехать последней маршруткою,
Чтобы, не возвращаясь, вернуться?..

2005

* * *
Мои любимые стихи – да, самого себя же люблю. Бывает и такое…

Мое время наполнено гомоном,
Суетой, суматохой, что нет
Никакого покоя в надломленном,
Пустозвонном моем бытие.

Мое время наполнено щебетом,
Полногласием темных пустот,
Из которых исход заповедан мне,
И в которых трава не растет.

Мое время раздором наполнено,
Что ни улица в нем – то овраг,
Где снуют светлячками знакомые,
Только не согревают никак.

И под вечер, усталый и выжатый,
Я пью чай – хорошо, горячо…
И все думаю: как же здесь выжить мне
И чем время наполнить еще?..

2004

* * *
То, как время сошло незаметно
Черным снегом к мутной реке,
Я пишу, вслед за суетным ветром,
Беглым почерком в дневнике.

Синим бисером в клетках тетради
Все расшито, и мне невдомек,
Что узор тот зловеще, не глядя,
Превращается в пыль и песок.

И эта чернильная копоть,
И эта весенняя смурь –
Все к тому, чтобы временем хлопнуть
И уйти в неземную лазурь.

1999

* * *
Похоже, путь давно размечен.
И нет уже ни сна, ни яви
В моей душе библиотечной,
Где книг вразброс не переставить.

Все будет мерно – том за томом,
И твердый переплет – по цвету.
Все так привычно и знакомо,
Как песня, что давно пропета.

И день – не день, а лишь цитата,
Мир бесконечного ремикса.
Влюбиться б сдуру, как когда-то,
Пусть даже в дуру, но влюбиться...

И был бы счастлив – как же, как же...
Я знаю горечь мысли сладкой,
Что ноты станут белой сажей,
А жизнь – досадной опечаткой...

1998

* * *
Мы живем, занесенные вьюгой:
Ты – в хрущевке, как на сквозняке,
Я – в избушке, что смотрит с испугом
На дорогу в угарном дымке.

Нам так многое кажется – “после”,
И так многое кажется – “впредь”.
Но тоски ежедневности вдосталь
Хватит нам, чтоб раз шесть умереть.

Только время бежит зло и споро,
Но не предвкушаем разлад,
Когда из лихого таксера
Мы выскользнем в ночь наугад.

И будут расставлены сети
Заснеженных улиц. Во тьму
Уходим, смеясь, точно дети,
Но плачем – по одному.

И в этом морозном спектакле
Известно все наверняка.
Шаги, словно строчки, -- не так ли? –
Не вычитаны пока.

Суждено ли остаться словами –
А молчание вряд ли поймут, –
Одиночество мерить часами,
А для встречи жалеть трех минут?

И когда – будь то зимняя вьюга
Или фатум повинны – мы вдруг
Перестанем смотреть друг на друга
И даже на то, что вокруг,

Нас пурга занесет, по сугробу
Выдав каждому, и наперед
Нас изымет из времени, чтобы
Мы не знали ни зла, ни забот…

1999