Это интересно

МИХАИЛ ФОНОТОВ
Писатель, краевед

"Каждый раз, когда поднимаюсь на Нурали, на меня находит наваждение какой-то инородности или даже инопланетности. Сам хребет выглядит стадом огромных ископаемых животных, которые в глубоком сне лежат, прижавшись друг к другу. Он словно скован беспробудной задумчивостью, он каменно молчит, но кажется, что где-то внутри его тлеет очень медленное и едва угадываемое желание пробудиться".

АНДРЕЙ ЯНШИН

Можно ли всю жизнь прожить у реки и так и не побывать у ее истока? Конечно. Но побывать – лучше. Но зачем?

Вход в аккаунт

«Для любви нам не всегда нужна опора на тело...»

Андрей Тавров с отцом Александром Менем у него дома в Семхозе
АНДРЕЙ ТАВРОВ
Писатель
Текст: Анна Голубицкая

«Какими путями Господь вас ведет»

– Андрей Михайлович, расскажите, пожалуйста, историю Вашего знакомства с отцом Александром.

– В начале 1980-х мама сильно заболела и в онкологическом отделении Боткинской больницы познакомилась с молодым монахом, которому поставили неутешительный диагноз. Во время прогулок они разговаривали, думаю, на темы о Боге и смысле жизни.

Монах был другом архимандрита И., который после того, как его товарища не удалось спасти, а маму удалось, решил отблагодарить ее за общение с другом. В качестве благодарности он выбрал поездку в Сергиев Посад, где предложил показать коллекцию икон, покои Патриарха и т.д.

Мама спросила, нельзя ли с сыном – архимандрит согласился. Мы посетили коллекцию, покои и учебный корпус и с благодарностью расстались, успев заехать в подмосковную церковь, где архимандрит тогда служил.

Через год у меня возникли две проблемы – сильнейшая депрессия вместе с нежеланием жить и начатая поэма, в одной из глав которой должен был появиться Христос, а я слабо себе представлял, как выглядел тогда Иерусалим и то, что там происходило в 30-е годы н.э. И я вспомнил о мамином знакомом.

С трудом разыскал я ту подмосковную церковь и приехал к архимандриту. Тот меня вспомнил, разговаривал очень тепло, но когда я задал ему вопрос по поводу облика Иерусалима начала эры, сказал: «Знаете, я не смогу ответить достаточно точно, но у меня есть знакомый, который все вам расскажет». И он написал мне рекомендательную записку. Позже я узнал, что она была нужна для проверки, не из КГБ ли я, например.

Через день я стоял в Сретенской церкви в Новой деревне и дожидался окончания службы. Мою записку священнику передали и обещали, что он подойдет ко мне. И вот тут начинается самое интересное.

Отец Александр шел ко мне через церковь и улыбался так, как будто я был каким-нибудь его лучшим другом, которого он только и ждал. Так на незнакомцев не смотрят. Я даже решил, что «лучший друг» стоит у меня за спиной, и оглянулся. Там никого не было – улыбка, полная любви, предназначалась именно мне.

Так началась наша первая встреча. Я думал, что пришел на один-два раза, а проходил в это место около семи лет, каждое воскресенье и праздники. А через два дня у меня был подаренный отцом Александром макет Иерусалима в фотографиях, выполненный Иерусалимским университетом, и его готовность ответить мне на любые вопросы по этому поводу.

Христианство не при свечах

– В Музее русской иконы проходила выставка «Отец Александр Мень как художник», на которой было представлено более 70 экспонатов, в том числе графика, керамика, иконопись. Был ли отец Александр самоучкой или имел какое-то базовое художественное образование?

– Насколько я знаю, это был просто дар от природы. Но он общался с художниками, часто упоминал анималиста Ватагина, например. Думаю, кто-то мог «поставить ему руку» между делом.

– Откуда у отца Александра такие внутренние ресурсы на научную деятельность, пастырскую, художественную? Да и от хозяйственной работы по дому и огороду он не отказывался, ломая стереотип о бытовой неприспособленности интеллигенции…

– Внутренние ресурсы у него напрямую от Бога. Думаю, что на нем наглядно можно было наблюдать духовный принцип – все, что отдал, твое, или евангельские слова «Давайте и дастся вам, мерою доброю… переполненною».

Я не встречал в жизни человека, который бы столько вкладывал себя, своей любви, времени и сил в судьбы (часто изломанные) своих прихожан. К нему стояли очереди, и для каждого он находил дополнительное время. Его молитва исцелила меня от страшной депрессии. Для этого мы ездили на «явочную квартиру» (в церковной сторожке ему запрещалось принимать прихожан).

Что касается «сельскохозяйственных работ», он от них тоже черпал энергию. Прихожанам он советовал при первой возможности выбираться за город. Москва еще не была настолько зомбирующим монстром, как сегодня, но уже тогда он видел силу нездоровой энергии, заложенную в цивилизационных центрах. Он писал об этом в своих книгах…

– «Мне всегда хотелось быть христианином не «при свечах», а при ярком солнечном свете», – говорил отец Александр. Как Вы думаете, что он подразумевал под этими словами?

– Полагаю, что христианство не являлось для него потаенным делом, союзом чудаков, занимающихся чем-то странным – молитвой, четками. Он считал христианство нормой жизни – ярким, открытым миру, отвечающим на ее вызовы. Он светил, – и неважно, где он был при этом, – в церкви или в купе поезда.

– Вы пишете, что не могли бы представить отца Александра «потухшим». Каким ещё невозможно было его представить и почему?

– Исчезнувшим. Его невозможно представить исчезнувшим из жизни после смерти. И это не сентиментальная ностальгия и даже не скорбящая любовь – это ясное чувство реального присутствия этого человека напрямую во многих и многих жизнях. Для любви нам не всегда нужна опора на тело.

Его нельзя было представить завистливым, обиженным или, например, опирающимся на что-то другое, кроме Христа. Любовь его шла не от человеческого источника. Отца Александра нельзя было представить «чеховским» героем, средним бытовым образом, ставшим настолько притягательным в наше время.

– У батюшки есть интересное высказывание: «Только чудеса и бывают». Как Вы его понимаете?

– Он уже видел, что каждый миг жизни есть чудо, каждое несчастье – священно, каждая боль – путь в бессмертие. А тем более цветок или дерево – разве не чудо Божье?

Он говорил: если вам плохо, пойдите к лесу или роще, возьмите в руку ветку и так постойте. Только не забывайте, что это не просто ветка, а рука помощи, вам протянутая, живая и надежная. Я тогда этого не видел, хотя и пытался понять. Но потом это пришло.

Паства разношерстная

– Об отзывчивости и безотказности отца Александра ходят легенды (например, как одно время Солженицын хранил у него в саду вариант своей рукописи «Архипелага Гулага»). Довелось ли Вам быть свидетелем таких ситуаций?

– Конечно. В первые месяцы моих поездок в Новую деревню он в своем туго набитом и не очень легком портфеле возил мне редкие книжки из своей личной библиотеки, никогда не забывал. Он ездил на работу на электричках из Семхоза, и до станции тоже путь был пешком неблизкий. А ведь таких, как я, в храме у него были сотни. И им он возил книги…

Какое-то время у него жила Надежда Мандельштам, которой он предоставил комнату у себя на даче, там написана часть ее воспоминаний. Он не боялся «подставиться», но делал это с верой и скромно.

– У отца Михаила Аксенова-Меерсона есть замечание, что отец Александр был окружён самой «разношёрстной» паствой: диссидентами, правозащитниками, сионистски настроенными христианами и пр. При этом Мень был твёрд в своей позиции, не занимался популизмом. Как сам говорил, «у древних был даже такой метод узнавания ложных пророков: они говорили то, что нравилось толпе». Вопреки ожиданиям диссидентски настроенной интеллигенции, говорил, что Церковь «не место для политической проповеди». Как отцу Александру удавалось для «всех быть всем» и при этом оставаться верным себе?

– Знаете, он шел к главному в человеке. Не к его «окраинам», не к недостаткам личности, а к ее сердцевине. Он видел лучшее в любом – возвышенно выражаясь, его бессмертную сущность. Человек, к которому была устремлена такая любовь, понимал, что это главное. Все второстепенные вещи потом как-то сглаживались, и начинался настоящий духовный рост. Или не сглаживались, и тогда (редкий случай) человек исчезал.

В церкви отец Александр действительно политикой не занимался. Он считал, что человек важнее политики, и работал с конкретным человеком, с людьми, а не с политическими предпочтениями. Его знакомые – Глеб Якунин, Александр Борисов – те больше интересовались политикой, стали депутатами. Приход был сильно политизирован, его любовью это все смягчалось.

Однажды на вопрос «Почему вы не ответили на приглашение поучаствовать во встрече с американским президентом» (Рейган тогда впервые приехал в Россию) отец Александр ответил: «Мое дело – приход». Это была правда. Там была его вселенная, его бескрайний космос – людские души. Ну и еще, конечно, его книги, потом лекции, выступления.

– Отец Александр видел религиозную природу идеологии тоталитаризма. Как-то вспоминал, как в результате несчастного случая на уроке физкультуры погиб его одноклассник. Не отличаясь до того особой идейностью, он, умирая, стал говорить со Сталиным, который пришел взять его к себе. «И в тот момент у меня впервые мелькнула догадка: «Ведь это религия! В душе умирающего нечто высшее, священное приняло облик отца…» Как, по мнению отца Александра, можно было выдерживать удар при столкновении религии и квазирелигии?

– Так многие и не выдерживали. Я видел и общался с людьми из КГБ, награжденными Патриархом за «помощь Церкви». Настоятель храма, в котором служил отец Александр, почти открыто сотрудничал с КГБ и доносил туда все новости, которые ему удавалось узнать.

Понимаете, квазирелигия – это опора все же на что-то явленное и ограниченное, пусть даже великое в своей власти, но, тем не менее, «человеческое, слишком человеческое», даже если оно пропитано огромными силами зла. Опора на Бога – это опора на то неуловимое и абсолютное, что расположилось в глубине твоего сердца. Можно сказать, что это опора «ни на что». И там тоже может, конечно, угнездиться бог-Сталин, карающий и награждающий земными благами бог – и такой бог понятнее многим ограниченным сердцам. Ко мне он тоже захаживал.

И все же, если рискнуть пойти глубже, в глубину сердца, туда, где собственные представления исчезают, то входишь рано или поздно в область чистого Присутствия, вневременности, свободы. Но для этого нужно не внешнее, а внутреннее мужество – «внутренний шаг», как его называл отец Александр. И тогда многое наводится на резкость.

– Мень поражал своей удивительной мужественностью и твёрдостью, нонконформизмом, проявленным ещё в детстве, когда он отказался вступать в пионеры и комсомольцы. Как отец Александр выдерживал оказываемое на него давление, допросы в КГБ и пр.? Ведь известно, что батюшка получал письма с угрозами, факт чего скрывал даже от супруги. Нервное напряжение, очевидно, было столь мощным, что, приходя с работы, он предусмотрительно включал везде свет…

– Он был мужественным человеком. Но это было не все. Он опирался на безусловное. Для него было то, что важнее жизни и смерти – их основание, Бог. Это питало его решимость и мужество.

Однажды, когда он вернулся с многочасового допроса на Лубянке, я спросил, страшно ли ему было. Он ответил: «Нет, я не боялся. Просто каждый раз, когда они вызывают меня, я не знаю, вернусь назад или нет». Одним словом, это было настоящее мужество, которого не все достигают даже в качестве установленного идеала.

О юморе, грусти и кресте популярности

Отца Александра очень интересовала проблема юмора в Церкви. Как-то своему другу Владимиру Леви он признался, что даже подумывал написать исследование на эту тему. Как Вы думаете, что он подразумевал под словами: «Юмор – отчасти божественный взгляд на себя»?

– Конечно, божественный. Эго (капсула, закрывающая нас от сияния Духа) не терпит юмора в свой адрес. Эго всегда важничает – или такой человек самый главный, как он считает, и его случай особый, или, наоборот, он переживает невроз христианского смирения, когда он последний негодяй, по его словам. Это две стороны одной медали. Если вы попытаетесь обратить эти две основные (есть еще и другие) позиции в шутку, он очень обидится.

Умение подшутить над собой – это размыкание эго для божественного света. Отец Александр шутил часто, но всегда легко, добродушно. Смеющийся человек снимает все «серьезные» установки «взрослого» мышления, в смехе растворяются концепции, модели, навязанные приоритеты. Смех, вообще, – освободитель. В смехе снимаются противоположности, как и в любви. Об этом хорошо писал Сергей Аверинцев в работе, посвященной теме, почему Христос не смеялся. (Не думаю, кстати, что Христос не смеялся. Не реготал – да. Но смеяться вполне мог.)

Вспомним знаменитый смех Владимира Соловьева, которого отец Александр очень любил (портрет Владимира Сергеевича висел у него в сторожке) и привил эту любовь мне (я написал потом роман об этом философе). Знаменитый смех Соловьева – это было то «пространство», которое явно освобождало философа от противоречий, неразрешимых в земных категориях. А смех отменяет категории.

Отец Александр почти всегда улыбался в общении. Как пример юмора самого Христа он приводил притчу о проворовавшемся домоуправителе, который потом всем должникам простил их грехи. Как-то он забавно этого персонажа называл – «шустрила», кажется…

– «Моё знание пессимистично, моя вера оптимистична», – слова отца Александра. Можно ли было назвать батюшку грустным человеком или его огонь исключал грусть?

– Грусть ему была знакома, но не тупиковая: она всегда граничила с состраданьем. Он вполне мог обличать грехи во время проповеди, но это никогда не было фиксированное событие – было такое чувство, что эти грехи вот уже прямо на глазах растворяются в огне любви.

Только один раз я видел его в состоянии, похожем на гнев – это касалось напрасно потраченного людьми времени. Со временем у него были особые отношения. Он хотел каждую секунду быть в служении, и людей призывал к тому же самому.

– В своих воспоминаниях Вы отмечаете, что рядом с отцом Александром было непросто находиться, так как был искус попасть под «гипноз влюблённости» и полностью уйти в тень, потеряться рядом, оцепенеть. Но ведь и батюшке было непросто нести крест такой популярности. Как справлялся он с этим искусом?

– Я написал немного по-другому. Я писал, что, попав в поле его благодати, которую он излучал на окружающих, можно было принять ее за свою собственную и думать, что это ты силен, что это твой мир, что это твоя вера – а не заемные. Потом, когда его не стало, я все это почувствовал, свою слабость, свою неуверенность. И все же зерно, им посаженное, уже начало свой рост.

Крест популярности? Ну да, времени совсем не было… Но остальных неврозов, свойственных звездам, которые и составляют их жизнь – публика, внимание, известность – у него не было. Он вообще не отчитывался перед людьми – его отчет был перед Богом, это делало его свободным.

 

Андрей Тавров (Андрей Михайлович Суздальцев) – поэт, прозаик, главный редактор поэтической серии издательского проекта «Русский Гулливер». Член Союза писателей Москвы, член Международной федерации русских писателей (МФРП).

Окончил филологический факультет МГУ. Работал журналистом, художником по мозаике. Автор программы, посвящённой современной мифологии, на «Радио России», пишет сценарии для телевизионного канала «Культура». Автор нескольких поэтических книг, двух романов.

Источник: Православие и мир

 

В этом разделе вы можете познакомиться с нашими новыми книгами.

Шесть книг Издательского Дома Игоря Розина стали победителями VIII областного конкурса «Южноуральская книга-2015». Всего на конкурс было представлено более 650 изданий, выпущенных в 2013-2015 годах.

Издательский Дом Игоря Розина выполнит заказы на изготовление книг, иллюстрированных альбомов, презентационных буклетов, разработает узнаваемый фирменный стиль и т.д.

ПАРТНЕРЫ

Купить живопись

"Неожиданные вспоминания" Дмитрия и Инги Медоустов - это настоящее "густое" чтение, поэзия не слов, но состояний, состояний "вне ума", состояний мимолетных и трудноуловимых настолько же, насколько они фундаментальны. Состояний, в которых авторы тем не менее укоренены и укореняются именно (хотя и не только) через писание.

Эта детская книжечка - вполне "семейная". Автор посвятил ее своим маленьким брату и сестричке. И в каком-то смысле она может служить эталоном "фамильной книги", предназначенной для внутреннего, семейного круга, но - в силу своей оригинальности - интересной и сторонним людям.

История, рассказанная в этой очень необычно оформленной книге, действительно может быть названа «ботанической», поскольку немало страниц в ней посвящено описанию редких для нас южных растений. Впрочем, есть достаточно резонов назвать ее также «детективной», или «мистической», или «невыдуманной».

Сборник рассказов московского писателя Сергея Триумфова включает страстные лирические миниатюры, пронзительные и яркие психологические истории и своеобразные фантазии-размышления на извечные темы человеческого бытия.

Книга прозы Александра Попова (директора челябинского физико-математического лицея №31) «Судный день» – это своего рода хроника борьбы и отчаяния, составленная человеком, прижатым к стенке бездушной системой. Это «хождения по мукам» души измученной, но не сломленной и не потерявшей главных своих достоинств: умения смеяться и радоваться, тонуть в тишине и касаться мира – глазами ребенка.

Роберто Бартини - человек-загадка. Кем он был - гениальным ученым, на века опередившим свое время, мыслителем от науки, оккультным учителем? Этот материал - только краткое введение в судьбу "красного барона".

"Люди спрашивают меня, как оставаться активным. Это очень просто. Считайте в уме ваши достижения и мечты. Если ваших мечтаний больше, чем достижений – значит, вы все еще молоды. Если наоборот – вы стары..."

"Отец Александр [Мень] видел, что каждый миг жизни есть чудо, каждое несчастье – священно, каждая боль – путь в бессмертие. А тем более цветок или дерево – разве не чудо Божье? Он говорил: если вам плохо, пойдите к лесу или роще, возьмите в руку ветку и так постойте. Только не забывайте, что это не просто ветка, а рука помощи, вам протянутая, живая и надежная..."

"Всего Капица написал Сталину 49 писем! Сталин не отвечал, но когда Капица, не понимая такой невоспитанности, перестал ему писать, Маленков позвонил Капице и сказал: «Почему вы не пишете Сталину, он ждет новых писем». И переписка (односторонняя) возобновилась".

"Через цвет происходит таинственное воздействие на душу человека. Есть святые тайны - тайны прекрасного. Понять, что такое цвет картины, почувствовать цвет – все равно, что постигнуть тайну красоты".

"...Ненависть, если и объединяет народ, то на очень короткое время, но потом она народ разобщает еще больше. Неужели мы будем патриотами только из-за того, что мы кого-то ненавидим?"

"Внутреннее горение. Отказ от комфорта материального и духовного, мучительный поиск ответов на неразрешимые вопросы… Где все это в современном мире? Наше собственное «я» закрывает от нас высшее начало. Ведь мы должны быть свободными во всех своих проявлениях. Долой стеснительность!.."

"В 1944 году по Алма-Ате стали ходить слухи о каком-то полудиком старике — не то гноме, не то колдуне, — который живет на окраине города, в земле, питается корнями, собирает лесные пни и из этих пней делает удивительные фигуры. Дети, которые в это военное время безнадзорно шныряли по пустырям и городским пригородам, рассказывали, что эти деревянные фигуры по-настоящему плачут и по-настоящему смеются…"

"Для Beatles, как и для всех остальных в то время, жизнь была в основном черно-белой. Я могу сказать, что ходил в школу, напоминавшую Диккенса. Когда я вспоминаю то время, я вижу всё черно-белым. Помню, как зимой ходил в коротких штанах, а колючий ветер терзал мои замерзшие коленки. Сейчас я сижу в жарком Лос-Анджелесе, и кажется, что это было 6000 лет назад".

"В мире всегда были и есть, я бы сказал так, люди этического действия – и люди корыстного действия. Однажды, изучая материалы по истории Челябы, я задумался и провел это разделение. Любопытно, что в памяти потомков, сквозь время остаются первые. Просто потому, что их действия – не от них только, они в унисон с этикой как порядком. А этический порядок – он и социум хранит, соответственно, социумом помнится".

"Я не турист. Турист верит гидам и путеводителям… А путешественник - это другая категория. Во-первых, ты никуда не спешишь. Приходишь на новое место, можешь осмотреться, пожить какое-то время, поговорить с людьми. Для меня общение по душам – это самое ценное в путешествии".

"В целом мире нет ничего больше кончика осенней паутинки, а великая гора Тайшань мала. Никто не прожил больше умершего младенца, а Пэнцзу умер в юном возрасте. Небо и Земля живут вместе со мной, вся тьма вещей составляет со мной одно".

"Я про Маленького принца всю жизнь думал. Ну не мог я его не снять! Были моменты, когда мальчики уставали, я злился, убеждал, уговаривал, потом ехал один на площадку и снимал пейзажи. Возможно, это одержимость..."

"Невероятная активность Запада во всем происходящем не имеет ничего общего ни со стремлением защищать права человека на Украине, ни с благородным желанием помочь «бедным украинцам», ни с заботой о сохранении целостности Украины. Она имеет отношение к геополитическим стратегическим интересам. И действия России – на мой взгляд – вовсе не продиктованы стремлением «защитить русских, украинцев и крымских татар», а продиктованы все тем же самым: геополитическими и национальными интересами".