Это интересно

МИХАИЛ ФОНОТОВ
Писатель, краевед

"Каждый раз, когда поднимаюсь на Нурали, на меня находит наваждение какой-то инородности или даже инопланетности. Сам хребет выглядит стадом огромных ископаемых животных, которые в глубоком сне лежат, прижавшись друг к другу. Он словно скован беспробудной задумчивостью, он каменно молчит, но кажется, что где-то внутри его тлеет очень медленное и едва угадываемое желание пробудиться".

АНДРЕЙ ЯНШИН

Можно ли всю жизнь прожить у реки и так и не побывать у ее истока? Конечно. Но побывать – лучше. Но зачем?

Вход в аккаунт

Человек, которому хочется верить...

Александр Чижевский
АЛЕКСАНДР ЧИЖЕВСКИЙ (1897-1964)
Биофизик, основоположник космо- и гелиобиологии
Текст: Михаил Фонотов

 

Он – космист. То есть земной человек, умеющий охватить безбрежное космическое пространство. Это – вообще. А в частности, он – ученый и поэт. Он – историк и медик. Он – изобретатель и художник-акварелист. Он – физик и археолог. Он статистик и музыкант-пианист. Он – полиглот и социолог. Он – дворянин, солдат и Георгиевский кавалер. Он, наконец, – гелиобиолог, солнечный биолог.

Все это – он, Александр Леонидович Чижевский.

Если к юности на Чижевского нахлынули проблемы, то такие: кем не стать? Не было такого высокого служения, такого творчества, к которому он бы не обратился. С одной стороны, художник, музыкант, поэт, то есть область искусства, а с другой – весь таинственный мир, от собственных туфель на земле до зенита над головой.

Несмотря на то, что Чижевский почти всю жизнь писал стихи, рисовал акварельные пейзажи в духе импрессионизма, не забывал о музыке, он был, несомненно, человеком науки. Да, он был, как говорили прежде, всесторонне развитым человеком, да, европейские коллеги назвали его «Леонардо да Винчи ХХ века», однако, как свидетельствует история, после Леонардо да Винчи никому не удавалось взять обе вершины сразу – вершину науки и вершину искусства. Логично, что Чижевский известен не как деятель искусства, он признан как выдающийся ученый.

У Чижевского были все основания, мягко говоря, сожалеть о том, что случился перелом 1917 года. Нет, ему было не до того, чтобы уйти в контрреволюцию. Он и сам чувствовал в себе какое-то смутное недовольство предоктябрьским временем. На его счету даже стихотворение, озаглавленное «Октябрь 1917 года», в котором он утверждал, что…

Как раньше жили мы -

Нельзя так больше жить -

Среди полночной тьмы

Безумию служить.

И на первых порах революция не затронула его, не перекрыла ему дорогу. Наоборот, она подхватила дело, которому он служил, поддержала, подняла… Ко всему прочему, отца его, Леонида Васильевича, генерала, советская власть возвела в Герои Труда. Однако Александру Чижевскому было бы хорошо и без революции. Что ни говори, он принадлежал к высшему обществу, к знати. Достаточно сказать, что бабушка, которая его воспитывала (мать рано умерла), владела всеми европейскими языками. Отец, заподозривший в обожаемом сынишке некую хворь, отправил его во Францию, Италию, Грецию, Египет – поправлять здоровье… Огромная домашняя библиотека, рояль в доме, телескоп, что угодно еще, полный достаток, окружение внимательных и любящих людей – чего же более? Не зря потом – наверняка и в Челябинске – Александр Леонидович светло и благодарно вспоминал свои детские годы. «В самые трудные времена вспоминаю о детстве, о доме, о родных». «Дом, как крепость, где всегда спасут». И это: «Мои мысли всегда уважали»… Как раз в Челябинске Чижевский подытожил: «Всю мою жизнь я могу ясно и четко разделить на две неравные и несходные части: до революции и после нее. Тут два быта, две жизни, два мира»…

Конечно, роду потомственных дворян Чижевских всякие перемены – к худшему. А перемены пришли, и крутые…

Впрочем, на первых порах жизнь – можно терпеть. Она – главное – не отлучила от любимых занятий. Александр переходит из одного факультета в другой. Как-то незаметно для самого себя он разбирается в своих предпочтениях. Неожиданно «выстрелил» никому не нужный домашний телескоп. Александр стал наблюдать земное светило. Он находит себя в двух средах – в среде солнца и в среде воздуха. С некоторых пор у него два бога, которые слились в его собственном имени: Шу – бог воздуха и Ра – бог солнца.

Повоевав добровольцем на фронте у отца в Галиции, после ранения, контузии и Георгиевского креста, Чижевский возвращается домой, где устраивает лабораторию для «солнечных» исследований на крысах. Вскоре готова кандидатская диссертация. Правда, ее защита в Московском университете не стала сенсационной – «мало кто в те холодные и голодные месяцы думал о науке, и поэтому публики совсем не было». Как бы то ни было, Чижевский уже университетский преподаватель, уже доктор наук, уже профессор. Через год – на столе 900 машинописных страниц докторской диссертации. Один ее экземпляр автор отдает А.В. Луначарскому. «Ознакомившись с ним, он вызвал меня к себе домой в Кремль, и мы, сидя за чашкой чая, обсуждали вопрос о том, как осветить мою концепцию светом исторического материализма». Луначарский обещал свое введение. А еще он по этому вопросу хотел посоветоваться с Лениным, но Ленину было некогда.

Ученого заметил и «взял на буксир» нарком здравоохранения Н.А. Семашко. Он публикует работы Чижевского по космической биологии под своей редакцией, «тем самым открыто выступая в защиту этих работ». «За это редакторство он навлек на себя недовольство И.В. Сталина, которому была доложена суть моих работ в грубо извращенной форме, но после его личного разговора с Семашко дело уладилось без каких-либо последствий».

Между тем закончена работа «Аэроионы». Изобретен аэроионизатор, впоследствии названный «люстрой Чижевского». Об аэроионах узнает Европа. Она в восторге. Отовсюду поступают предложения о сотрудничестве. Что еще важнее, ученого признает родная страна, которой он безвозмездно передает свой аэроионизатор. Дальше – больше. В 1930 году Чижевский разработал план ионификации народного хозяйства СССР, и он – одобрен правительством. Оно же учреждает Центральную лабораторию ионификации, а ее директором назначает Чижевского. Случилось даже то, чего удостаивается редкий ученый, – 11 апреля в «Правде» и в «Известиях» было опубликовано постановление Совнаркома «О работе профессора Чижевского». Речь зашла даже о том, чтобы будущий Дворец Советов наполнить аэроионами, и эта идея будто бы понравилась Сталину. Куда как хорошо и славно. Успех – к успеху. Признание – за признанием. И в завершение – первый международный конгресс биофизиков и космобиологов назвал Александра Леонидовича Чижевского главой биофизиков мира, и он был выдвинут на соискание Нобелевской премии.

На этом восхождение оборвалось.

Нельзя не сказать о том, что всегда, в том числе и в период торжества и победного шествия по миру, солнечная биология не обошлась без противников и противодействия. «Ученые мужи, с которыми я заводил речь об этих явлениях, – вспоминал Чижевский, – поднимали меня на смех. Но я не сдавался». Среди тех, кто не признавал гелиобиологию, был и знаменитый ботаник профессор К.А. Тимирязев, «который считал, что «разгромил» мой доклад 1917 года», но и Тимирязев не остановил Чижевского. Даже К.Э. Циолковский «с большим недоверием принял мой рассказ об этих феноменах, посмеялся, а потом, поразмыслив, сказал: «Накапливайте материал! Побольше и пошире. Пока это только интересно, а надо, чтобы это было научно, убедительно, строго».

Но о Циолковском – отдельно.

Чижевский: «Мой характер не похож на характер К.Э. Циолковского. Там – покорность и непротивление злу, здесь – открытая борьба и никаких уступок, никаких компромиссов. Там – мир, тут – борьба».

Характеры разные, но в мироощущении – счастливое и очень редкое совпадение. Оба они – космисты. И оба – «на берегу Вселенной». Чижевский, пожалуй, не знал более авторитетного мнения, чем мнение Циолковского, и, может быть, более близкого человека, чем калужский «фантаст». Александр Леонидович подсчитал, что он прожил в Калуге 50 месяцев и за это время имел примерно 250 встреч с Константином Эдуардовичем. «Мой старший друг» – так он его называл. Их разделяла только разница в возрасте, но один навсегда остался для другого Учителем.

Мы уже поняли, что Чижевский сам себя признавал непримиримым борцом за свои идеи. Это всегда опасная позиция, а в годы общественных потрясений она – прямой риск. По сути это позиция самопожертвования. «Я выбрал борьбу до последней капли крови и потому пострадал, но в то же время я всегда чувствовал себя победителем и, наконец, победил на самом деле. Вечный позор лег на имена моих врагов».

Наверное, в науке есть закон, который следовало бы усвоить и признать самим ученым: новая истина никогда не встречается аплодисментами. Наоборот, ее всегда воспринимают враждебно, и тем враждебнее, чем глубже научный поиск, чем сенсационнее открытие, чем необычнее «заявка». «Сладость» научного творчества обязательно «компенсируется» горечью отвержения. Как ни странно, ученые обычно не готовы к этому и впадают в уныние от косного непонимания. Судьбы предшественников, сначала отвергаемых, а затем воспеваемых, их не успокаивают. Не успокаивает их и известный тезис о том, что время все расставит по своим местам. У вечности времени много, а у ученого – крохи. Горько уходить без признания, но такова участь ученого. Однако и то знаменательно, что радушно принимая у себя Чижевского, Циолковский не мог и догадываться, что его молодой гость «протянет ниточку» к С.П. Королеву, от чудака-фантазера – к космическому практику. А уже без Чижевского Нина Вадимовна, его вторая, «гулаговская» жена, издаст книгу мужа «Земное эхо солнечных бурь» – с предисловием космонавта В. Севостьянова.

А теперь – о гелиобиологии. Непросто это – коротко пересказать научную концепцию. Но, может быть, проще всего доверить это автору?

А. Чижевский: «Космос, или, точнее, космоземной окружающий нас мир представляет собой источник бесконечного количества сигналов, непрерывно бомбардирующих нас со всех сторон».

А.Чижевский: «Количество массовых движений во всех странах возрастает по мере возрастания активности Солнца и достигает максимума в годы максимума солнцедеятельности. Затем это количество начинает убывать и в годы низкой солнцедеятельности достигает своего минимума. Эти циклические колебания всемирно-исторического процесса были обнаружены мною во всех странах и во всех столетиях начиная с 500 года до нашей эры».

А. Чижевский: «Из вышесказанного легко было сделать заключение о том, как поразительно гибко исторические события, совершаемые массами, следуют за повелительными приказами нашего светила».

А. Чижевский: «Начиная с апреля и до поздней осени 1917 года по всей необозримой поверхности страны, во всех городах, больших и малых, во всех селах и деревнях кипела и бурлила общественная жизнь, одним из первых проявлений которой были митинги».

А. Чижевский: «Теперь в наших руках имеется простая, но действенная схема: бушует природа Солнца и Земли – волнуются и люди, успокоилась природа Солнца и Земли – успокоились и люди».

А. Чижевский: «Я посвятил много лет жизни, чтобы познать ласку и гнев Солнца, и, по моему мнению, кое-чего достиг в этом направлении».

Никого, согласитесь, не надо горячо убеждать в том, что Солнце влияет на нашу земную жизнь. Эту простую мысль мы могли бы принять и без всяких доказательств. Она нам кажется очевидной. О чем говорить, если Солнце – создатель жизни? Да, именно так: Солнце – наш создатель.

Но на Землю влияет не только Солнце. Планеты, кометы, звезды, туманности, далекие и близкие галактики – нас «омывает» весь Космос, мы «купаемся» в его океане, с огромной скоростью мчимся в нем, пересекаем его силовые линии, его «вакуумы» и плотности, его излучения и тяготения.

Первый прорыв в неизведанное пространство не может не ошеломить. И не восхитить. И не ослепить. Мысль о том, что существует «тандем» Земля – Солнце, и ошеломила, и восхитила, и ослепила Чижевского. Он многое предвосхитил, но многое и преувеличил. Ударился в крайность. Упростил. Преувеличение хотя бы в том, что он допустил это: Солнце на Земле – не только стратег жизни, но и ее тактик. Что оно – причина всего, даже всяких «нецарских» мелочей.

Я охотно соглашусь с тем, что солнечная активность как-то проникает в мой организм, в мой мозг, что-то там изменяет, корректирует, переводит какие-то стрелки в клетках, в нейронах. Я это допускаю. Но мне пока никто не объяснил, как это происходит. Механизм этого процесса не раскрыт. Я почти не сомневаюсь, что эти тонкие взаимодействия будут дотошно исследованы и изучены, но пока они науке не дались. И тем более мне не понять, как «лучистая энергия Солнца» переходит в «переизбыток нервно-психической энергии человеческих масс». Неведома реакция одного человека на солнечную активность, а Чижевский говорит о массах.

И все-таки хочется верить Александру Леонидовичу Чижевскому. Более того, такое впечатление, что кто-то заложил в нас уверенность, что он прав, что нам никуда не деться от этой самой масштабной проблемы.

Известно, что Чижевский провел два морозных месяца в Челябинске. Предполагаю, что он о нашем городе не забывал. Не забыли о нем и мы. Некрасиво, если мы слишком «примажемся» к имени выдающегося человека, который провел у нас два месяца. Но еще хуже, «из скромности», отречься от этого имени, отстраниться от человека, который у нас замерзал, болел пневмонией, лечил больных, вспоминал Циолковского, писал стихи, размышлял о своих аэроионах, выискивал сводки Совинформбюро в «Челябинском рабочем», плакал, обдумывая, передумывая и додумывая свою жизнь, тосковал, был арестован, сидел в тюрьме… Пока мы, кажется, не преувеличили и не преуменьшили тот факт, что в лихую годину судьба привела Чижевского в наш город.

Не знаю, в какое время вписался бы Чижевский. Наверное, в какое-то будущее, далекое и прекрасное. По воспоминаниям, он, помимо всего прочего, был красивым человеком – высоким, стройным, изысканным, с тростью, в перчатках… Конечно, он выделялся среди других. А это не прощается.

В Челябинск Александр Леонидович ехал с артистами Малого театра – он с ними дружил. В попутчиках оказались еще два человека – писатель Лев Никулин и какой-то врач, гомеопат. Случилось так, что и поселили их всех в одном доме. Гомеопат даже устроился в соседях.

Нельзя было не заметить, что Чижевский в пути не снимал с рук белые перчатки. А позже в бумагах чекистов появилось письмо, в котором доброжелатель сообщал, что ученый Чижевский на станциях выходил из вагона и подозрительно жестикулировал руками в белых перчатках – видимо, кому-то о чем-то сигнализировал. Ученого арестовали, а гомеопат занял еще одну комнату…

Источник: mediazavod.ru

 

Вокруг

"По солнечным циклам, согласно исследованиям А.Л. Чижевского, стремится течь и историческая, массовая жизнь человечества. Многочисленные таблицы массовых движений, переворотов, революций позволили ему сделать вывод о могущественном влиянии солнечных процессов на поведение человеческих масс. Этот вывод позволяет включить всемирно-исторический процесс в ряд явлений природы и рассматривать его как явление поистине космическое".

Интервью с Михаилом Саввичем Фонотовым

"Все, что нам нужно, – это очеловечиться. Просто стать самими собой. Мы вроде бы уже знаем, что такое человек, но пока еще не можем к нему прийти..."

В круге

"Кто-то мне скажет: ну, вот, нашел о чем печалиться, о какой-то дикой яблоньке на обочине дороги. Да, согласен, бывают и не такие печали. Уж от этого никуда не деться. А мне запала в душу эта яблоня. Она была для меня как бы человек. Сначала как девушка-подросток, а потом – что тебе Золушка-невеста, особенно по весне".

Фрагмент из книги Михаила Фонотова "Времена Антона"

"Я хочу увидеть Антона Макаренко. Да, увидеть. Со стороны. Как он идет по тротуару мимо цветников. И – во весь рост, с ног до головы. И, конечно, – его лицо. Сквозь стекла очков всмотреться в глаза… Я хочу увидеть Антона Макаренко – человека, который воспитывает".

Как ни странно, о кунашакском метеоритном дожде никто не вспомнил, а он был «тяжелее» челябинского. Тогда не было таких средств связи, которые способны за считанные минуты разнести новость по белу свету. И потому «скромный» кунашакский дождь не имел шансов на такую раскрутку, как «шумный» челябинский. Хотя и был «весомее».

Рассказ из книги "Мифы и были Челябинска"

"По низкому небу шёл огромный белый шов. Хотелось вернуться к ней, в её тепло. Дозвониться не смог, сотовая связь пропала. Было страшно и стыдно перед людьми, что наша любовь сотворила такое. Кто-то кричал об инопланетянах, о комете, которой давно грозили. Люди не знали, что это мы с ней осмелились так любить друг друга".

Что есть война? Фрагменты из дневников

Мария Волошина: «Как человечество может быть в таком ужасе? Вся Европа! Весь мир. Да что же это такое?.. Почему Гитлер, Сталин, 3, 4, 10 – сколько их, могут посылать на убийства, на смерть, разорять, словом, делать войну и все ее ужасы? Почему миллионы не могут сказать: не можем больше так жить!»

М.С. Фонотов. Мысли о конце света

Конец света – не наша забота. Можно не сомневаться, что мы, каждый из нас и все вместе, закончимся раньше, чем Белый Свет. И пока наши атомы не рассеялись в космосе, уподобимся Циолковскому, чтобы «до обморока» испытывать восторг от созерцания Вселенной, ее Причины и ее Творца.

"Он жил при Пушкине, и был на два года его старше. У них были общие знакомые, и очень возможно, что Александр Сергеевич кое-что читал «из Кудряшева» в «Отечественных записках». Он жил через 50 лет после Пугачевской войны, но Пугачев был ему остро интересен. При нем шла Отечественная война: в 1812 году ему было 15 лет. На все, про все Кудряшеву было отведено 30 лет жизни".

О Герберте Гувере, 31-м президенте США

"Президент Гувер в Кыштым не приезжал. В Кыштым приезжал Герберт Гувер – горный инженер, набирающий обороты бизнесмен, человек, много поездивший по миру. Кыштым для него – одна из многих географических точек".

Очерк М.С. Фонотова

Чтобы понять, что такое лес и что такое степь, надо в жизни иметь хотя бы два случая – в жаркий летний день из степи войти в лес, а потом из леса – в степь. Например, из высоких аркаимских степей перейти под сень соседнего Рымникского бора.

Михаил Фонотов - о своем друге, фоторепортере, удивительном человеке Михаиле Петрове

Душа – она впечатлительна. Она – тоже фотоаппарат. С очень чувствительной пленкой. И объектив у нее – какой хочешь, на ширь и на даль, на приближение дали и на растяжение шири. Глубина резкости у него – без ограничений и диафрагма – снимай хоть в темноте.

"Это здание – какое? Яркое, пестрое, красочное, зеркальное, отблескивающее, отсвечивающее… Красиво? Красиво… Даже слишком. В очередной раз не повезло архитектуре. Опять ее отодвинули, и она послушно уступила место торговле, сопернице сильной, бесцеремонной и – непобедимой".

"Хорошо бы понимать, что само желание свободы – неволя, несвобода. Не желать, а быть – вот задача".

Очерк из книги М.Фонотова "Родная старина"

Есть у нас на Южном Урале одна река и одна гора, которые древнее самой глубокой древности. Гора называется Карандаш, а река – Изранда. О них мало кто знает даже в Кусинском районе, где они расположены.

Александр Чижевский - об астрологии

"Может быть, первый человек, посмотревший внимательно на звездное небо, распростертое над ним в тишине темно-синей ночи, понял, что хор движущихся в вышине светил составляет нечто общее с его подножием - Землею - и не может поэтому не иметь с нею прямой, хотя и невидимой, связи". 

"Конечно, Циолковский был из числа тех самых «блаженных безумцев», и уже в этом одном - его заслуга. Даже если бы не было реальных открытий, которые он совершил, достаточно было бы уже его гипотез и фантазий. Таким людям не обязательно изобретать что-либо конкретное, приносящее практическую пользу".

"Каждый раз, когда поднимаюсь на Нурали, на меня находит наваждение какой-то инородности или даже инопланетности. Сам хребет выглядит стадом огромных ископаемых животных, которые в глубоком сне лежат, прижавшись друг к другу. Он словно скован беспробудной задумчивостью, он каменно молчит, но кажется, что где-то внутри его тлеет очень медленное и едва угадываемое желание пробудиться".

Очерк из книги М.Фонотова "Родная старина"

"Тогда, сто лет назад, и сейчас у нас нет ничего такого, что имело бы “столичную цену”. Ничего, кроме Тургояка. Паломники Тургояка – это очень длинный список. Спасибо гостям, они дали нам понять, что такое Тургояк. Чего-чего, а толк в красоте они знали. Они, избалованные красотами Альп и Швейцарий, за две тысячи верст добирались до Урала, чтобы увидеть и показать детям наш Тургояк".

Кто-то мне рассказывал, как однажды (вскоре после войны) он был поражен видением, подобным наваждению: в лесу, на берегу одного из каслинских озер, вдруг возникли странные люди в нездешних одеяниях, изъяснявшиеся на немецком языке... Десант немецких ученых на Сунгуле тогда, в 1947 году, и верно, весьма напоминал инопланетный.

Беседа с археологом Г.Х. Самигуловым о раскопках на Ярославской площади

"Мы будем говорить  об истории Челябинска. И, может быть, самое интересное и интригующее, самое неуловимое в этой теме – та грань, когда Челябинска еще не было, но перед самим его появлением.  Если на эту точку посмотреть с какой-то высоты, например, в 1736 году, – как всё выглядело? Что было и чего не было?.."

Великий государственный муж, умелый администратор, искусный инженер, ловкий и находчивый дипломат, верный сын церкви – таким видели Неплюева его соратники. Современники ценили его за то, что Отечеству он служил «не из мзды, а из утешения совести и нравственного долга». Враг «вольнодумства, суеверия, ласкательства и потакальщиков», Неплюев «никогда ни от кого, ни за какое дело ничего не взял». Так-то. Намек.

Цикл очерков

"Самые чувствительные «антенны» – у поэтов. Сердце Пушкина… Мы и понятия не имеем о том, что бывают и такие сердца... Что оно может так много вместить. Так остро откликаться, так горько отчаиваться, так сильно переживать..."

О судьбе и творческом наследии первого русского "цветописца" С.М.Прокудина-Горского

Сто лет назад в Царском Селе встретились государь Николай II и фотограф С.М.Прокудин-Горский. Фотограф показал императору свои цветные фотографии. В то время и черно-белые снимки были большой редкостью, а о цветных и не мечтали.

Тихие мысли Михаила Фонотова

Что мы хотим от своей России? Чтобы она была великой? У нас и мысли нет такой, чтобы остановиться и присмотреться к своей стране, вдуматься в ее судьбу, увидеть ее добрыми глазами, проникнуться к ней сочувствием, понять, каково ей...

В этом разделе вы можете познакомиться с нашими новыми книгами.

Шесть книг Издательского Дома Игоря Розина стали победителями VIII областного конкурса «Южноуральская книга-2015». Всего на конкурс было представлено более 650 изданий, выпущенных в 2013-2015 годах.

Издательский Дом Игоря Розина выполнит заказы на изготовление книг, иллюстрированных альбомов, презентационных буклетов, разработает узнаваемый фирменный стиль и т.д.

ПАРТНЕРЫ

Купить живопись

"Неожиданные вспоминания" Дмитрия и Инги Медоустов - это настоящее "густое" чтение, поэзия не слов, но состояний, состояний "вне ума", состояний мимолетных и трудноуловимых настолько же, насколько они фундаментальны. Состояний, в которых авторы тем не менее укоренены и укореняются именно (хотя и не только) через писание.

Эта детская книжечка - вполне "семейная". Автор посвятил ее своим маленьким брату и сестричке. И в каком-то смысле она может служить эталоном "фамильной книги", предназначенной для внутреннего, семейного круга, но - в силу своей оригинальности - интересной и сторонним людям.

История, рассказанная в этой очень необычно оформленной книге, действительно может быть названа «ботанической», поскольку немало страниц в ней посвящено описанию редких для нас южных растений. Впрочем, есть достаточно резонов назвать ее также «детективной», или «мистической», или «невыдуманной».

Сборник рассказов московского писателя Сергея Триумфова включает страстные лирические миниатюры, пронзительные и яркие психологические истории и своеобразные фантазии-размышления на извечные темы человеческого бытия.

Книга прозы Александра Попова (директора челябинского физико-математического лицея №31) «Судный день» – это своего рода хроника борьбы и отчаяния, составленная человеком, прижатым к стенке бездушной системой. Это «хождения по мукам» души измученной, но не сломленной и не потерявшей главных своих достоинств: умения смеяться и радоваться, тонуть в тишине и касаться мира – глазами ребенка.

Роберто Бартини - человек-загадка. Кем он был - гениальным ученым, на века опередившим свое время, мыслителем от науки, оккультным учителем? Этот материал - только краткое введение в судьбу "красного барона".

"Люди спрашивают меня, как оставаться активным. Это очень просто. Считайте в уме ваши достижения и мечты. Если ваших мечтаний больше, чем достижений – значит, вы все еще молоды. Если наоборот – вы стары..."

"Отец Александр [Мень] видел, что каждый миг жизни есть чудо, каждое несчастье – священно, каждая боль – путь в бессмертие. А тем более цветок или дерево – разве не чудо Божье? Он говорил: если вам плохо, пойдите к лесу или роще, возьмите в руку ветку и так постойте. Только не забывайте, что это не просто ветка, а рука помощи, вам протянутая, живая и надежная..."

"Всего Капица написал Сталину 49 писем! Сталин не отвечал, но когда Капица, не понимая такой невоспитанности, перестал ему писать, Маленков позвонил Капице и сказал: «Почему вы не пишете Сталину, он ждет новых писем». И переписка (односторонняя) возобновилась".

"Через цвет происходит таинственное воздействие на душу человека. Есть святые тайны - тайны прекрасного. Понять, что такое цвет картины, почувствовать цвет – все равно, что постигнуть тайну красоты".

"...Ненависть, если и объединяет народ, то на очень короткое время, но потом она народ разобщает еще больше. Неужели мы будем патриотами только из-за того, что мы кого-то ненавидим?"

"Внутреннее горение. Отказ от комфорта материального и духовного, мучительный поиск ответов на неразрешимые вопросы… Где все это в современном мире? Наше собственное «я» закрывает от нас высшее начало. Ведь мы должны быть свободными во всех своих проявлениях. Долой стеснительность!.."

"В 1944 году по Алма-Ате стали ходить слухи о каком-то полудиком старике — не то гноме, не то колдуне, — который живет на окраине города, в земле, питается корнями, собирает лесные пни и из этих пней делает удивительные фигуры. Дети, которые в это военное время безнадзорно шныряли по пустырям и городским пригородам, рассказывали, что эти деревянные фигуры по-настоящему плачут и по-настоящему смеются…"

"Для Beatles, как и для всех остальных в то время, жизнь была в основном черно-белой. Я могу сказать, что ходил в школу, напоминавшую Диккенса. Когда я вспоминаю то время, я вижу всё черно-белым. Помню, как зимой ходил в коротких штанах, а колючий ветер терзал мои замерзшие коленки. Сейчас я сижу в жарком Лос-Анджелесе, и кажется, что это было 6000 лет назад".

"В мире всегда были и есть, я бы сказал так, люди этического действия – и люди корыстного действия. Однажды, изучая материалы по истории Челябы, я задумался и провел это разделение. Любопытно, что в памяти потомков, сквозь время остаются первые. Просто потому, что их действия – не от них только, они в унисон с этикой как порядком. А этический порядок – он и социум хранит, соответственно, социумом помнится".

"Я не турист. Турист верит гидам и путеводителям… А путешественник - это другая категория. Во-первых, ты никуда не спешишь. Приходишь на новое место, можешь осмотреться, пожить какое-то время, поговорить с людьми. Для меня общение по душам – это самое ценное в путешествии".

"В целом мире нет ничего больше кончика осенней паутинки, а великая гора Тайшань мала. Никто не прожил больше умершего младенца, а Пэнцзу умер в юном возрасте. Небо и Земля живут вместе со мной, вся тьма вещей составляет со мной одно".

"Я про Маленького принца всю жизнь думал. Ну не мог я его не снять! Были моменты, когда мальчики уставали, я злился, убеждал, уговаривал, потом ехал один на площадку и снимал пейзажи. Возможно, это одержимость..."

"Невероятная активность Запада во всем происходящем не имеет ничего общего ни со стремлением защищать права человека на Украине, ни с благородным желанием помочь «бедным украинцам», ни с заботой о сохранении целостности Украины. Она имеет отношение к геополитическим стратегическим интересам. И действия России – на мой взгляд – вовсе не продиктованы стремлением «защитить русских, украинцев и крымских татар», а продиктованы все тем же самым: геополитическими и национальными интересами".