Куда ж нам плыть? Письмо четвертое

Представьте себе раннее утро, широкий школьный коридор, плохо освещенный и, как сказал бы Бабель, длинный, как степь. Вы ступаете на его каменный пол. Прямо перед вами стенд, один и тот же вот уже около полутора десятков лет. "From reckless to success" – "От отчаяния к успеху". На стенде – имена и портреты афро-американских деятелей науки и культуры. Их стандартный темно-коричневый вид вызывает у вас скуку, такую же, как в свое время портреты членов Политбюро. Вы знаете, что ничего сверхъестественного эти вполне порядочные и грамотные люди не совершили. Но что-то останавливает вас, заставляя всмотреться в одно лицо повнимательнее. Не может быть! В самом центре стенда – портрет Пушкина, Александра Сергеевича. Думаю, объяснять не нужно, почему. Разумеется, я спрашивал много раз и как бы невзначай, а кто же такой, мол, Пушкин А.С., не связывая свой вопрос с портретом на стенде. И лишь однажды услышал в ответ, что Пушкин – русский поэт.

Пушкин – солнце русской поэзии! – насильственно, но политически корректно приклеен грязноватой темно-коричневой краской к стенду, не говорящему ничего ни уму, ни сердцу. И вы не можете собрать вокруг себя студентов и сказать: Послушайте! Пушкин не такой! Не скучный! "Раздайся, веселия глас!.."

И как вам не вспомнить: год 199...-й, 19 октября. Начало лекции, перед вами пятьдесят первокурсников. Вы подходите к окну и тихо говорите: "Роняет лес багряный свой убор..." И тут справа, как будто вам в ответ, раздается голос, глубокий и мелодичный:

Я вас люблю, – хоть я бешусь,
Хоть это стыд и труд напрасный,
И в этой глупости несчастной
У ваших ног я признаюсь.

Все слушают, кто грустно, кто задумчиво. Льется чистое золото русской поэзии.

Я пью один в моей пустынной келье,
А ты, вино, осенней стужи друг,
Пролей мне в грудь отрадное похмелье,
Минутное забвенье горьких мук.

Ну вот, а вы говорите – ностальгия.

До новых встреч,

Dr. G.