Одинокие думы (фрагменты книги)

От автора

Мои размышления, быть может, порадуют благосклонного читателя, который хоть что-то нашёл для себя в "Семенах созерцания" и "Человек - не остров". Вся ценность моих трудов, если у меня вообще получилось что-нибудь стоящее, в том, что, в известном смысле, я писал для себя и своих единомышленников. Прежде всего это касается второй части, которую я назвал "Любовь к уединению". Тот, кто знаком с захватывающим "Миром безмолвия" Макса Пикара, поймёт, как повлиял на автора этот швейцарский мыслитель.

Предисловие

Собранные в этой книге заметки появились в 1953, 1954 годах, когда автор - по милости Божией и благорасположению настоятеля - мог чаще бывать и молиться в уединении. Это объясняет, как возникло название, но вовсе не означает, что книга получилась автобиографичной. В ней нет ничего личного, частного, как нет и рассказов о каких-то духовных приключениях. Что касается автора, то у него, собственно, их и не было, а если бы и были, он не доверил бы их бумаге. Перед вами всего лишь его раздумья о созерцательной жизни.
Здесь, конечно, нужна оговорка. Вполне может статься, что столь важное для автора, вовсе не таково для людей, далёких от монашеского призвания. В этом смысле книга получилась вполне личной. В ней есть и обобщения, и наблюдения en passant, иногда почти банальные. Эзотерического в ней нет ничего. И всё же, тому, кто писал эти строки и ведёт жизнь не вполне обычную, дороги его размышления об одиноком предстоянии Богу, безмолвной беседе с Ним, о том, как, пребывая наедине с собой, мы бываем связаны друг с другом. Добавлю в скобках, что для Ордена, к которому автор принадлежит, его образ жизни - вовсе не идеал; в сущности, это - идеал монашеский.
С тех пор как появились эти заметки, в жизни их автора, разумеется, многое переменилось, и некогда им высказанное дало со временем самые неожиданные всходы....
Итак, сказанное в этой книге об одиночестве касается не только монахов, но и каждого из нас, нашего общего будущего и, конечно же, будущего нашей веры.

Часть 1. Грани духовной жизни

I

Духовную жизнь - как и всё живое - хранит и питает то истинно сущее, что есть вокруг и выше нас. Поэтому пребывание в иллюзорном - настоящая катастрофа для неё. Тот, кто питается призрачным бытием, обречён на голодную смерть. И нет горше участи, чем принять эту напрасную гибель за плодоносную, жертвенную "смерть", ведущую в жизнь. ...

II

Природные свойства не предопределяют людей ни к святости, ни к пороку. Независимо от своего характера, одни идут ко спасению, а другие - в погибель. Научимся же смотреть на свою натуру, как на дар Божий, как на талант, который умножают до тех пор, пока не вернётся Царь. Щедро одарены мы от природы или скудно - не так важно. Правильно распорядившись тем, что имеем, всё подчинив добрым устремлениям, мы во многом превзойдём тех, кто служит своим задаткам, а не заставляет их служить себе. ...

III

Духовная жизнь - это не работа ума, не мысль и, конечно же, не ощущение, чувство, когда "чувствуют", переживают что-нибудь "духовное", будто бы приходящее от Бога. ...

IV

Иногда, говоря о "само-преодолении", имеют в виду тех, кто превозмогает не себя, а собой. Это - отвратительная подмена. Нам, конечно, случается добыть победу своими силами, но кто оказывается побеждён? Кто угодно, только не мы сами.
По-настоящему преодолевают себя не сами, а содействием Святого Духа. Победить себя - значит себя отвергнуться. ...

V

Лень и трусость - злейшие враги духовной жизни. Когда же они рядятся в одежды "благоразумия", опаснее их нет ничего на свете, - маскарад тем более пагубный, что благоразумие относят к высшим духовным добродетелям. Не оно ли, в самом деле, учит нас, как отличить человека рассудительного от труса. Если глаз твой будет чист ... если свет, который в тебе, есть тьма...
...
Стоит ли вообще тревожить Бога, если мы так мало доверяем Ему, что и на молитве слушаем не Его, а себя?

VI

Вне любви Христовой нет духовной жизни. Мы духовны только потому, что Христос нас любит. Его полное любви Святое Сердце восхотело, чтобы мы жили Его Духом, Духом, Который исходит от Отца через Слово, и Который есть любовь Иисуса к Отцу. Поэтому суть духовной жизни - в принятии дара Святого Духа, Его милости. ...

VII

Христианин живёт целиком вне себя. Он живёт во Христе, верой в Искупление, любовью к Искупителю, умершему за нас по любви к нам. Но более всего он живёт надеждой на жизнь будущего века.
...
Могу ли я желать богатства, если Ты был нищ? Могу ли искать мирской славы и власти, если дети тех, кто превозносил ложных пророков и побивал камнями истинных, отвергли Тебя, пригвоздив к Кресту? Могу ли я лелеять в своём сердце надежду, которая меня же и пожирает, и которой не суждено сбыться, - надежду на совершенное счастье в этой жизни? Я ведь знаю, что за ней стоит отчаяние. Буду уповать на то, чего не видел глаз, и не стану ждать видимого воздаяния. Буду уповать на то, что не приходило на сердце человеку, и не стану доверять собственному сердцу. Буду уповать на то, чего не касался ни один человек, и не стану полагаться на то, что держу в руках. Смерть их разожмёт, и моя несбыточная надежда растает. ...

VIII

Наши падения - расплата за главный грех, грех неведения. Иначе говоря - за неблагодарность. Ведь и язычники, говорит апостол Павел (Рим.1:21), как будто "знавшие" Бога, не знали Его, потому что не благодарили за то, что им было открыто. Они не познали Его, потому что не радовались Его любви. Не любящий Бога не знает Его - ведь Он есть любовь. Deus caritas est. ...

IX

Что значит сознавать и переживать собственную "никчёмность"?
Я ничего не добьюсь, если брезгливо отвернусь от своих заблуждений, грехов и ошибок, будто бы их и не было, и будто бы я сам был некогда не я, а кто-то иной. Отмахиваясь от самого себя, я останусь слеп. Ведь это напускное смирение говорит: "я - ничто", подразумевая под этим: "жаль, что я таков, каков я есть". ...

X

Духовная жизнь - прежде всего жизнь.
...
Если я, по благодати Божией, могу всего себя развернуть к Богу и, отложив всякое попечение, беседовать с Ним и поклоняться Ему, то вовсе не потому, что постоянно имею в уме Его образ или ощущаю Его присутствие. Ни воображение, ни чувство, ни сосредоточенная мысль мне не помогут. Божие присутствие несказанно и неопределимо. Но вместе с тем оно реально, узнаваемо. В нём я молитвенно предстою Богу, познаю Того, Кем сам познан. В нём я внимаю Тому, Кто внимает мне, и люблю Того, Кто любит меня. Пребывая всецело в себе, в полноте своих личных качеств, я приобщаюсь Тому, Кто бесконечен в Своём Бытии, Инаковости и Самостоянии. Мы не разглядываем друг друга; моё "я" просто предстоит "Я" Бога. Благоговейно внимая Богу всем естеством, я познаю Того, в Ком бытийствует всё тварное. "Зрение", которым я вижу Бога, рождается из последних глубин свободы и смирения, из глубин духа; и открывает это зрение молитвенное размышление.

XI

Вскормленным Таинствами и воспитанным церковной молитвой и учением, остаётся только найти место в Церкви, уготованное им Богом. Найдя же своё место, они живут и молятся очень просто.
Тогда они понимают, что же такое духовная жизнь, - ведь не в том она, чтобы делать одно доброе дело, а не другое; жить тут, а не там; молиться так, а не иначе. ...

XII

Если хотите быть духовными, соберите свою жизнь в единое целое, - ведь она либо вся духовна, либо не духовна вовсе. Никто не может служить двум господам. Ваши цели лепят вашу жизнь. Ваши желания творят вас по своему образу и подобию. ...

XIII

Самый нищий среди братии - не всегда тот, в чьём распоряжении меньше всего вещей. Мера нищеты не в имуществе, а в отношении к нему, в отказе от собственной выгоды. Порой, ничем не владея, мы держимся за удовлетворение, которое получаем от доступного всем: пения в хоре, храмовой проповеди, чтения в трапезной, своего досуга, времени ближних...
...
Господи, кто из нас может говорить о нищете, не сгорая от стыда? Разве мы, давшие обет нестяжания, в самом деле нищи? Любим ли мы нищету? Да и думаем ли мы, почему её надо любить? Ты, Господи, пришёл в этот мир как нищий среди нищих, потому что легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в Царство Небесное. Мы же вполне довольны тем, что даём обет нестяжания и, формально ничем не владея, получаем всё нужное с благословения. ...

XIV

Чтение - это акт поклонения Богу истины. Мы открываем своё сердце словам, говорящим о сотворённом бытии и о Бытии высшем, Которое есть Он Сам. Чтение - это и акт смиренного благоговения перед теми, через кого Бог возвестил нам истину.
...
Христос, Воплощённое Слово, есть Книга Жизни. В Нём мы читаем Бога.

XV

Смирение - не невроз, а добродетель.
...
Господи, Ты учил нас любить смирение, но мы не научились. Мы полюбили только его оболочку - смирение, которое делает нас обаятельными и выставляет в лучшем свете перед другими. Временами мы смотрим на себя, и нам кажется, что - "упражняясь в смирении" - мы и в самом деле стали обаятельны. Будь мы смиренны, мы бы поняли, как мы лживы!
Господи, научи меня смирению, которое изобличило бы во мне ложь и притворство и непрестанно влекло бы к истине. Я вижу, что всё во мне отравлено фальшью. Но научи меня, Господи, как мне стать настоящим. Смирение - тяжкое бремя, потому что всегда несовершенно. О, если бы можно было смирится до конца! Но ведь Ты, Господи, был смирен. Наше же смирение в том, что мы горды. Зная всё о смирении, мы изнемогаем под его бременем и так мало в нём преуспеваем.
Господи, как Ты неумолим в Твоей милости. Но Ты не можешь иначе. Милость Твоя беспристрастна, потому что Истина Твоя непреложна. Но как же Ты строг в Твоей милости. Мы подвизаемся, чтобы стать настоящими, но чем больше трудимся, тем больше видим в себе притворства. Это ли милость, если Твой свет неумолимо низводит до отчаяния?
...

XVI

Колокола напоминают нам, что только Бог благ, что мы принадлежим Ему, а не миру. Таково их назначение. ...

XVII

Подобно Адаму, давшему в раю имена животным, мы должны дать имена вещам, которые разделяют с нами наше безмолвие. Но будем осторожны - мы можем потревожить их одиночество, как, впрочем и своё собственное. Вещи обитают в тишине и тишина обитает в них. Называя вещи, мы познаём их тишину, придаём ей форму. Тишина реальна в тех, кто хранит безмолвие. Она делается их сутью. Поэтому дать им имя - значит дать имя их тишине. Это - акт благоговения.
...
Я прихожу к Тебе, как Иаков в одеждах Исава, - облёкшись в Иисуса Христа, в Его драгоценную Кровь. И Ты, Отче, захотев быть незрячим, остаёшься во мраке великой тайны, которая есть откровение Твоей любви. Ты простираешь над моей головой Твои руки, благословляя меня, как и Твоего единственного Сына. Ты восхотел видеть меня только в Нём. Для Тебя я реальнее, чем сам для себя, - ведь моё греховное "я" - это ещё не я сам; не то, что Ты обо мне задумал, а то, что я задумал сам о себе. Ныне, Отче, я отрекаюсь от себя и прихожу к Тебе в "Я" Твоего Сына. Его Святое Сердце овладело мной и очистило меня от грехов. Он приводит меня к Тебе. Куда? Во святилище Своего Сердца, которое - Твой чертог, Твой храм, Небо, где Тебе поклоняются святые.

XVIII

Я должен позвать по имени Того, Кому поклоняюсь, с Кем вместе безмолвствую, потому что и Он произносит моё имя в Своём безмолвии. Он один знает меня таким, каким я знаю Его. В тот миг, когда Он позовёт "Сын мой", я открываю, что Он - "мой Отец". Во мне это узнавание - действие, а в Нём - Ипостась. Действие во мне - это движение во мне Его Лица, Его Духа, Его Любви. Двигаясь, Он увлекает за Собой и меня, и я оживаю; я пробуждаюсь, понимая, что "я есть", и взывая: "Авва, Отче". ...

XIX

...
Бог, приведший нас в бытие и вызвавший к жизни, обитает в глубинах нашей души. Но просто углубляясь в себя, мы ещё не находим Бога.
Повелевая жить, Бог даёт заповеди. Он хочет, чтобы мы жили не как придётся, а правильно, в конечном счёте - в Нём. Он хочет, чтобы мы были совершенны.
...

Часть 2. ЛЮБОВЬ К УЕДИНЕНИЮ

I

Любить уединение - не значит искать его, то и дело перебираясь с место на место. Мы одиноки по самой своей сути, и другими никогда уже не будем. Поняв это, мы перестанем держаться за внешнее и найдём то, что искали. Тогда уединение из чаемого станет действительным. ...

II

Господь Мой и Бог, я совсем не знаю, куда иду. Я не вижу перед собой дороги и не знаю толком, куда она приведёт. Не знаю я и самого себя, - ведь я только думаю, что творю Твою волю, и может статься, что это вовсе не так. Но я верю, что Тебе угодно само стремление угодить Тебе. Надеюсь, что сохраню его во всяком деле и не отступлю. Знаю, что если я устою, Ты проведёшь меня верным путём, хотя сам я не буду знать, как я шёл. Буду верить Тебе и тогда, когда мне покажется, что я пропал и брошен в тени смертной. Не убоюсь, потому что Ты всегда со мной и никогда не оставишь меня одного на погибель.

III

В наш век всё вырастает в "проблему". Мы живём в эпоху тревоги, на которую сами себя обрекли. Она не навязана нам извне. Мы сами порождаем её, навязываем миру и друг другу.
...
Выраженная в слове истина оживает во внутренней тишине, делаясь тихим, приводящим в трепет присутствием Слова. А потом снова тонет в безмолвии, погружая нас в тишину божественную. Или иначе, - когда речь отступает, как волна, Бог во всём Своём великолепии остаётся в нас, подобно выброшенной морем жемчужины.

IV

Тот, кто не думает больше, как жить, а просто живёт, понимает, что нашёл своё призвание. Бывает, что один не находит себе места, пока не уединится, а другой, уединившись, становится всё беспокойней и забывает, что надо жить. Первый из них призван к уединению, а второй - нет. Когда мы не на своём месте, помыслы отравляют нам жизнь. Иногда же они заставляют нас так потворствовать себе, что мы уже не слышим ни разумных доводов, ни голоса совести ...

V

Божественную тишину надо искать не только в себе, но и в ближнем. Найдётся ли хоть один человек, чьи рождённые в Боге слова вторили бы божественной тишине в наших душах? Если нет, то мы ещё замкнуты сами в себе, и Богу в нас тесно. ...

VI

Господи, не надмевалось сердце моё (Пс.130:1).
Гордыня, как и смирение ищет внутренней тишины. Только смирение хочет получить её от Бога, а гордыня подменяет её натянутой невозмутимостью. Божественная тишина - это неиссякаемая Жизнь, тишина же гордыни - это молчание смерти. ...

VII

Когда молчание дарит мне свободу, и я просто живу, а не примеряюсь к жизни, моя молитва делается совершенно иной. Меня ничто не отвлекает; моя жизнь и моё молчание делаются молитвой. Я погружён в тишину, которая рождает во мне молитву.
Нищета и молчание собирают нас воедино и заживляют душевные раны. Нас ничто не отвлекает, пока мы нищи, пусты и заняты только Богом. Нищета не даёт "растащить нас на части" (раз-влечь). ...

VIII

... Христос внезапно придёт в конце времён, и никто наперёд не знает часа Его пришествия. Со Своими же Он пребывает неотступно, но и они не знают заранее, когда именно Он их посетит. Где Он, там стараются быть и они. Как орлы, повинующиеся природному чутью, они собираются вокруг Христа, обретая Его на всякое время. ...

IX

Гораздо лучше жить в Том, Кто беспределен, радуясь самой Его беспредельности, чем пытаться заключить Его в тесные пределы своего сердца. Бог бесконечно больше меня, и я не знал бы Его, если бы Он Сам не открылся мне. Смиряясь с этим, я пребуду в Его Мире, войду в Его покой, и Он будет рядом со мной, во мне. Если же я стремлюсь познать Его, овладеть Им для себя, я иду наперекор и Ему, и самому себе. В конце концов Бог оставляет меня и я остаюсь один на один со своей тоской и тревогой. ...

X

Где бы я ни был, везде Тебя, Господи любят и славят. В этом - моя единственная отрада. Стоящие кругом деревья действительно любят Тебя, хотя Тебя Самого не знают. Вот и тигровые лилии, и васильки всем своим видом показывают, что любят Тебя, хотя и не ведают о Твоём присутствии. А тёмные облака неспешно плывут по небу, размышляя о Тебе. Они похожи на детей, которые, заигравшись, грезят, сами не зная о чём. ...

XI

Тот, кто призван к уединению, всего себя вверяет безмолвию лесов, гор, моря или пустыни. Он пребывает в покое, пока встаёт солнце, наполняя тишину своим светом. Потом он молится, трудится до середины дня, отдыхает. Вечером же, пока спускается ночь и безмолвие впитывает мрак и сияние звёзд, снова в тишине предаётся созерцанию. Это истинное и редкое призвание. ...

XII

Уединённая жизнь - это прежде всего жизнь в молитве.
Мы молимся не ради того, чтобы чем-то себя занять, а ради того, чтобы нас услышали. Мы не хотим слушать самих себя, а хотим, чтобы нас слышал Бог. Нам нужен не какой-то ответ, а ответ от Бога. ...

XIII

Уединённая и молитвенная жизнь - это, я бы сказал, исполнение слов Христа: "Не может Сын творить Сам по Себе ничего, если не видит Отца творящим: ибо что Он творит, то и Сын творит также. Ибо Отец любит Сына и показывает Ему всё, что Сам творит" (Ин.5:19-20а).
...
Уединяясь, я каждый раз ухожу в края, о которых никогда никому не рассказывал; туда, куда я никогда никого не звал; туда, где тишина рождает во мне жизнь, ведомую одному только Богу.

XIV

Лучше всего молиться, когда зеркало души не отражает ничего, кроме образа Невидимого Отца. Этот образ - Отчяя Премудрость и слава, Его Слово, Verbum spirans amorem. Мы прославляем Отца в надежде, во мраке Его образа, который не допускает к душе никакого иного подобия и побуждает жить чистым предстоянием и доверием Отцу. Только эта питаемая истинной верой жизнь согласна с нашим таинственным достоинством детей Божиих во Христе.
...
Как часто мы - надеясь прославить Бога - строим дорогие нашему сердцу планы. И как часто за ними стоит неуёмная страсть. Свидетельством тому - возбуждение, в которое мы приходим. Но Бога мира не прославляют насилием.
Есть только один род рвения, с помощью которого овладевают Царством Небесным. Это рвение низводит в душу глубокий мир, даже если кругом бушуют страсти. Оно - сама гармония; его рождает властное слово Бога мира, Который говорит из Своего Святого жилища. Ты, Святой, живёшь среди славословий Израиля (Пс.21:4).

XV

Как только мы действительно одни, мы с Богом. Некоторые из нас живут для Бога, другие - с Богом. Но есть и те, которые живут в Боге. ...

XVI

Мы находим Бога там, где запечатлён Его образ, в собственном сердце. Но как найти своё сердце?
Наши поступки - суть его двери и окна. Поступая так, а не иначе, мы узнаём, кто мы на самом деле. Нам нужны и жизненный опыт, и опыт познания. Иначе мы не поймём и того, что существуем. ...

XVII

Благодарение - великий плод уединённой жизни. В молчании и надежде полагаясь на тайную милость Отца, Который на небесах, отшельник лучше других знает, как Он милостив. ...

XVIII

Для живущего в уединении псалмы - сад, а Писание - рай. Чтение Писания для него больше не "занятие", которому он предаётся в ряду прочих, не "упражнения" для ума, не "духовная жизнь", не "важная часть богослужения". Библия открывает ему свои тайны, потому что, смирившись и обнищав до крайности, он питается только её плодами. Учёные, эстеты, просто благочестивые люди находят в ней приятное отдохновение и полезные мысли. Сокровенные же тайны Писание открывает тем, для кого оно хлеб насущный; кто обретает в нём Бога, оказавшись в крайне нужде; кто не может найти Его больше нигде или не знает, где ещё искать.
Бог мой, в уединении я, наконец, понял Тебя. Ты хочешь, чтобы я любил Тебя своим сердцем, хотя оно всего лишь - сердце человека. ...

Перевод: Андрей Кириленков
Источник: Thomas Merton. Thoughts in Solitude. Burn & Oates, 1990.
Опубликовано: Томас Мертон. Одинокие думы. Издательство Францисканцев, Москва, 2003.