Вверх и в темноту уходит нить…

И в процессе представленья

Создается впечатленье,

Что куклы пляшут сами по себе.

А. Макаревич

Бог сотворил человека, а человек сотворил куклу. Многомерным связям внутри этой троицы посвящен последний роман Дины Рубиной «Синдром Петрушки». Жанровые пласты романа (психологическая драма, любовная история, детектив, семейная легенда) пронизывает по сути один тревожащий автора вопрос: является ли зависимость человека от бога (рока, судьбы) такой же всеобъемлющей, как и зависимость куклы от ее создателя?

На первый взгляд, Рубина отвечает на этот вопрос положительно. Жизненные ситуации главных героев  встроены в историю родового проклятия, которая началась задолго до их рождения. Страшные семейные легенды, грехи отцов предопределяют характеры и судьбы. Талант, как божий дар, проявляется через встречи с учителями, в нужный момент возникающими на жизненном пути.

В параллельном человеческому – кукольном мире – свободы нет вовсе: кукла полностью подчинена человеку, мастеру, который не только придает ей форму, внешний облик, но и вдыхает в нее жизнь, оживляет, одушевляет ее. События на этих двух уровнях (бог – человек, человек – кукла) тесно переплетаются. Кукольный мир, как в зеркале, отражает мир человеческий, а кукла, являясь  метафорой человека, показывает ему его суть и смыл.

Однако эта идеальная конструкция, где человек послушен богу, а кукла – человеку, была бы плоской и безжизненной. И вот, чтобы наполнить роман мистическим ветром, автор не только показывает, что человек способен своей волей преодолеть судьбу, но и вносит некую степень свободы и в кукольный мир. Куклы в романе несомненно живые, одушевленные. Так к ним относятся мастера-кукольники, угадывая (а не придумывая) в каждой кукле свой характер, так к ним относятся и случайные люди, зрители, которые не видят кукловода, а видят перед собой живое существо. И, наконец, кукла достигает своей возможной самостоятельности, когда полностью копирует человека и претендует на его место в человеческом мире. Эта сюжетная линия – история Лизы, возлюбленной кукольника, и куклы, являющейся ее точной копией.

Насколько же человек способен противостоять судьбе? Где границы его свободы? Пляшущая ли он марионетка в руках Господа, подобная кукле в руках кукольника? Герои бесчисленными нитями связаны с судьбами своих отцов и матерей, близких и далеких предков. Детективная составляющая в романе – это попытка восстановить утраченные кусочки в ткани судьбы целого рода, и в то же время попытка обмануть судьбу, преодолеть проклятие. Сила, которая дает человеку необходимый уровень свободы – это, конечно, любовь. Именно любовь не отменяет рок, но дает возможность сформировать такую жизненную ситуацию, в которой его разрушительное воздействие минимально. Парадокс заключается в том, что и любовь в жизни героев – роковая сила, они с детства обречены друг на друга и не могут противиться своим чувствам.

А свобода художника? С детства герой чувствует на себе тяжесть божьего дара. Его жизнь подчинена одной цели – раскрыть, реализовать свой талант, свой гений, пусть даже это причиняет боль близким людям. Петр воспринимает мир как сцену для своих спектаклей, наделяет кукол душами и едва не отнимает душу у женщины, которую любит. Талант – благодать, но и проклятье, на которое обречен художник. Свобода творчества внутри несвободы предопределенности судьбы, когда судьба и личность отданы Высшему  без остатка.

«Он танцевал… В его серых глазах отражалась толпа туристов, катера на реке, парящие в сетях водяных бликов, почерневшие от времени башни и статуи моста и зубчатый каменный шов стены в кудрявом боку Петржина… Он танцевал… в забытьи, с отрешенным лицом, двигаясь так, будто и сам он – всего лишь воздух, уплотненный в плоть, всего лишь божья кукла, ведомая на бесчисленных нитях добра и зла. И, прошивая сердце насквозь, от головы его тянулась в небо бесконечная золотая нить. Что ж, он рад был этим номером как-то скрасить грандиозное одиночество Творца. Он и сам поработал здесь на славу, он на совесть служил, а теперь не прочь оборвать по одной эти нити, до последней, единственной золотой, на которой вздел бы себя над мостом, даже если б не долетел до неба, а только рухнул в оловянные блики волн…»

Рубина мастерски владеет словом. Ей под силу создание любого образа, любой ситуации: на одной странице автор сентиментален, на другой насмешлив, на третьей безжалостен в описаниях, например, еврейских судеб в войну. Как кукольник ведет свою марионетку, так Рубина захватывает и ведет внимание читателя в ярком, карнавальном потоке своего романа.