Людмила Гурченко: "У меня нет секретов"

Лидия Садчикова

Январь 1996 г.

Моложава и привлекательна, энергична и иронична, загадочна и доступна... Людмила Гурченко, "звезда" и легенда отечественного искусства, пленила челябинцев не только своим неувядаемым талантом, но и искренностью, и простотой. А главное – непоказной любовью к публике. Не жалела себя на сцене. Спустилась в зал, чтобы быть еще ближе к зрителям, и кому-то из них повезло заглянуть ей прямо в глаза. А после двухчасового концерта вышла вместе со всеми в фойе и долго еще раздавала автографы, не ограждаясь от поклонников, как это часто бывает со "звездами", крепкими спинами телохранителей. Собственно, их у нее и нет. Ее сопровождают два молодых человека. Один – администратор, его Людмила Марковна ласково и шутливо называет "сынком". Второй, Сергей Сенин, – ее продюсер и очень близкий ей человек. Муж. Сергею Михайловичу около сорока лет. Он энергичен и деловит. Почти всегда рядом с женой. Досконально знает ее творчество. Ведет все ее дела. Благодаря его усилиям поставлен музыкальный фильм "Люблю", выпущен одноименный компакт-диск с песнями из этого фильма, издана роскошная книга Гурченко "Аплодисменты, аплодисменты".

И книга, и диск – не итог, а лишь этап ее творчества. "Мне кажется, я только начинаю жить", – призналась она в недавнем интервью.

– Я никогда не думала, что буду еще и писать, – сказала она мне. – Когда снимался фильм "Сибириада", Андрон Кончаловский много расспрашивал меня об отце. Этот фильм народный, и режиссеру нужна была верная интонация, а мой папа с его особыми выражениями, поступками, хитростью, мудростью – не то, что типичный, а прямо-таки яркий представитель целого пласта людей. Андрон наслушался моих историй, и веселых, и грустных, и сделал вывод: "Ты должна написать об этом". "Ну что ты! – ужаснулась я. – Ведь я даже писем писать не умею. И к тому же мне лень". "Преодолей лень", настаивал он. И я решила попытаться.

Тогда в литературе не было ни одного произведения об оккупации – закрытая в то время тема. И я так наивно вошла в нее, что неожиданно для меня самой книга получилась и даже стала художественной повестью. А потом пошли тысячи писем: "Пишите дальше, нам нужно понять, как вы выбрались из жуткого состояния десятилетней безработицы". Людям было интересно, как я сумела подняться. Под напором публики написала продолжение.

– Наверное, большинство писем было из провинции. Знаете ли вы жизнь периферии?

– Так я же сама из провинции. 17 лет прожила в Харькове. Не такая уж безумная глубинка, и все же... Когда я приехала в столицу, то почувствовала себя, словно в эмиграции. Раньше весь мир воспринимался через призму моей школы, тихих улиц, двора, где я выросла, – и вдруг совсем другая жизнь, другие люди, иные порядки и законы. Я ж вылетела к людям на крыльях. А жизнь внесла свои коррективы. Герои – те, кто может прожить долгую жизнь под напором новых, неожиданных, жестоких обстоятельств.

– Заграница – тоже особый мир. Уютно ли вы себя там чувствуете, бывая на гастролях?

– Нет. Сначала было любопытство. Первый пласт, второй, третий... Потом на все смотришь уже другими глазами. Знаете, я не видела ни одного счастливого эмигранта. Жить я там не смогла бы. Поработать? Предложений было много. Но я отвечала, что могу сыграть только русскую, по-английски говорить категорически отказываюсь. Да и вообще нет у меня преклонения перед Западом.

– А перед западными "звездами"?

– Это все прошло. Кумиры у меня были только лет до 20. В смысле заимствования я никогда ничего ни у кого не могла взять. Даже если мне этого хотелось бы, ничего из этого не получится. Я опять остаюсь одна, варюсь в собственном соку. Опять фантазирую, сочиняю. Опять начинаю ждать, когда же придет озарение. Это удивительное явление. Ты пуст – и вдруг что-то происходит. И ты знаешь, что нужно делать дальше.

Если говорить о моих зрительских пристрастиях, то феноменальными актерами нахожу Роберта Де Ниро и Барбару Стрейзанд. Они удивительные. Ну, а у нас все очень сложно. Я считаю, что наши актеры – просто герои. Быть талантливыми и нестандартными в такой драматургии очень тяжело. Знаете, когда начинают рассуждать, "звезды" мы или нет, мне это неинтересно. Интересны только встречи с публикой. А там уж называйте меня, как хотите. К тому же я начисто лишена зависти к благополучию своих западных коллег – у меня совсем другой образ жизни.

– И все же вы "звезда". Тысячи женщин смотрят на вас, как на объект для подражания. И, конечно, многих интересует, как складывается ваш гардероб.

– Ни одна зрительница не сложит себе такой же гардероб, как бы я ни рассказывала. Ведь это моя фантазия. Раньше шила сама. Сейчас заказываю. Но все равно ни одного до конца готового костюма на меня еще не было. Сама придумываю детали, аксессуары, головные уборы.

– А какова судьба отживших костюмов?

– Вас интересует, куда я их деваю? Недавно получила письмо: "Пришлите мне три платья для моих дочерей, потому что муж умер, и мне их не во что одеть". Если у этой женщины есть желание одеть дочерей в костюмы, будем так говорить, кинозвезды, значит, не так уж плохо они живут. У меня никогда не было мысли написать Любови Орловой: "Пришлите мне платье из фильма "Цирк", я в нем буду встречать Новый год".

Куда я их деваю? Ну, у меня все подружки худые, я их иногда радую. Но в принципе у меня все костюмы сохраняются, ведь стоит переделать одну деталь – и уже новая вещь. Платье, которое вы на мне видите, достаточно освежить воротничком, и можно идти на любое торжество. У меня в гардеробе вообще нет бытовых вещей. К одежде подхожу дифференцированно: для вечера – одна, для дня – другая, для полудня – третья. Надо очень продуманно к этому относиться. Куда-то не так оденешься – и все, ставь на себе крест.

– Ваша пластика тоже чрезвычайно индивидуальна. Она непридуманна и неповторима, так же, как у Константина Райкина и Андрея Миронова.

– Не знаю, как она сложилась. Балету я никогда не училась. И даже не могу запомнить то, чему учат хореографы, потому что все равно переделаю по-своему. Сама не знаю, куда меня на сцене понесет, в каком направлении я буду двигаться. Это тоже необъяснимо.

– Софи Лорен написала книгу, где изложила секреты молодости. У вас нет такой задумки?

– У меня нет секретов. Спросите, как я ем. Все, что хочется. Никогда не сижу на диете. Перед концертом, конечно, голодаю: надо же двигаться, правильно дышать.

– А лицо, а косметические маски?

– Ненавижу женщин с маской на лице. И потом, я ленива. Могу только одно сказать: каждый вечер мою лицо с мылом кипятком, пока оно не заскрипит. Поэтому у меня чистая, без пор, кожа.

– Мыло же сушит кожу!

– А меня это не интересует. Тру лицо щеткой, а потом слегка кремком – и все. Наутро промываю только глаза. Но опять же все это очень индивидуально.

– А секреты молодой души?

– Не так уж она молода. Перед выходом на сцену коплю силы, чтобы отдать людям энергетику, уверенность. Потом опустошаюсь, и лучше, чтобы меня в этот момент никто не видел: тусклая, грустная и вполне могущая разочаровать. А где ж та самая, искрящаяся? Нету, все отдала вам. Теперь вы искритесь, а я погибла.

– Какие самые необычные подарки вы получали от поклонников?

– Какие-то женщины дарили мне блестки, разрушающиеся старинные штуки. Одна старушка из Ленинграда долго искала меня, чтобы очень дешево продать старинные, екатерининские серьги – именно меня искала. А сколько мне на сцену выносили грибов, солений, варений! Присылали лесные орехи и траву, на которой хорошо спать, если бессонница. Дарили очень интересные антикварные бытовые предметы, начиная с тарелочек. Почему-то люди чувствуют во мне тягу, любовь ко всему этому и то, что я могу продлить их существование, не разбить, сохранить. Дарят старинные веера, которые тут же могут рассыпаться, но я их обожаю.

– Трудно ли быть подругой, другом, мужем Людмилы Гурченко?

– Думаю, трудно. Потому что я не терплю лжи, неискренности. Пусть самая голая, противная правда – я переживу, чем узнать, что меня обманывают за спиной. Тогда я просто умираю. Поэтому подруг мало. Только те, кто выдержал это испытание и кто требует к себе такого же чистого отношения.

А если говорить о моих замужествах... Такие вещи разве можно объяснить в интервью? Люди, многие годы прожившие вместе, сами не знают, почему они вдруг расходятся. Очевидно, я не могу долго находиться с кем-то. Обязательно начнется что-то такое... В общем, у меня всю жизнь одна большая любовь, только ее объекты меняются...

– ...и вдохновляют на творчество. Я с удивлением узнала, что вы сочиняете песни.

– Сочиняю музыку, и уже давно, с середины 60-х годов. Мне очень сильно попало тогда, поэтому я никогда не объясняла своего авторства. Не принято было, чтобы артистка музыку писала. О, целое дело вокруг этого было!

– Вы и сейчас не очень-то афишируете свои композиторские способности.

– Если вы заметили, я вообще ничего не афиширую. Я ведь тоже получила приз вместе с Мироновым как лучшая актриса, но зачем об этом говорить. Лучше что-то сделать.

– Вы такая многогранная. И такая неугомонная. Может быть, намерены еще какой-то пласт вспахать?

– По-моему, это поле вспахала со всех сторон. А иногда думаю: напрасно прожила жизнь. Самые мои главные ресурсы и возможности, ради которых я на свет родилась, еще не использованы. Мюзикл – вот что меня привлекает. То, что я делаю на сцене, – это шоу. А если добавить сюжет! И все исполнять живьем, именно живьем! Вот чего бы мне хотелось. Однако нужны колоссальные деньги, а где их взять? И нет людей, которые бы этим жанром занялись. У нас он не культивируется.

А вообще я действительно многим занимаюсь: театр, кино, эстрада, ТВ, радио. Пишу музыку, тексты. Сама режиссирую свои шоу. Выстроить программу очень сложно. Я это делаю годами: придумываю, перекраиваю. На месте не стою. Вибрация, вибрация... Из этого и состоит моя жизнь.