Это интересно

МИХАИЛ ФОНОТОВ
Писатель, краевед

"Каждый раз, когда поднимаюсь на Нурали, на меня находит наваждение какой-то инородности или даже инопланетности. Сам хребет выглядит стадом огромных ископаемых животных, которые в глубоком сне лежат, прижавшись друг к другу. Он словно скован беспробудной задумчивостью, он каменно молчит, но кажется, что где-то внутри его тлеет очень медленное и едва угадываемое желание пробудиться".

АНДРЕЙ ЯНШИН

Можно ли всю жизнь прожить у реки и так и не побывать у ее истока? Конечно. Но побывать – лучше. Но зачем?

Вход в аккаунт

"Я во сне до сих пор летаю…" (об Александре Моисееве и его «Сказочном острове»)

Братья Моисеевы. Александр Павлович - слева
АЛЕКСАНДР МОИСЕЕВ (1938-2013)
Писатель
Текст: Игорь Розин

 

«У настоящего писателя всё звучит. Все мысли у него обретают соответствующую литературную форму.

Причем, она может быть совершенно разной, в зависимости от замысла, сюжета того же.

У настоящего прозаика и сюжет, и мысли, и образы, и поэзия. Там всё!

Возьмите хоть того же Гоголя. Читаешь – и замираешь от восторга,

вслушиваясь в звучание каждого слова!»

Ал. Моисеев. Из интервью

 

Фрагмент из книги можно скачать внизу этого материала

 

Более полугода назад в Челябинске вышла уникальная книга – «Сказочный остров». У книги подзаголовок – «Рассказы о природе», и целых три автора: Александр, Валерий и Дмитрий Моисеевы. Хотя, конечно, «главный» автор, Автор – один, это Александр Павлович Моисеев, челябинский писатель и краевед. Книгу эту он писал всю жизнь, и по одной главе в ней написали его брат и его сын – Моисееву важно было, чтобы эта книга увидела свет как «семейный проект», как связующая времена рода, как связующая поколения его, Моисеевского  рода летопись.

Книга была подписана в печать еще при его жизни, но увидеть ее он не успел. Александр Павлович скоропостижно скончался 13 октября 2013 года, книгу же планировалось выпустить к его 75-летию, которое собирались отмечать в конце ноября.

Эта книга получилась объемом почти в 600 страниц. И, кстати, это не вся книга. Примерно столько же не опубликовано до сих пор. И, конечно, эта книга – не совсем «рассказы о природе», и даже не совсем – рассказы о Златоусте и Златоустье, не совсем рассказы о городе, в котором родился и вырос автор, и не совсем рассказы о горах и о природе Уральских гор, раскинувшихся вокруг Златоуста. Эта книга – о Душе Человека и о Мире Человека. О Вселенной одного человека, и о той точке на карте, в которой связалась эта Вселенная с этой Землей.

Каким был Александр Павлович в жизни? Как его воспринимали-видели окружающие? Маленький, коренастый, круглолицый, с носом картошкой и большими ушами, мне он всегда казался каким-то беззащитно-несукляпистым в этом суетливом городском мире (ему бы за плугом идти или на телеге сидеть да лошадку понукать, в деревенском пейзаже 19 века он, со своей внешностью, был бы, конечно, своим)… Эдакий Щелкунчик, с искорками-чертиками в глазах, эдакий русский Иван, везде со своей печью, задумчиво посматривающий на собеседника и вдруг воодушевляющийся от его, собеседника, близкой мысли, перескакивающий с темы на тему, хаотичный и настроенный в разговоре на себя, плутающий тропками своих размышлений и утягивающий за собой. Эдакий большой ребенок, изумленно взирающий на мир, всегда самозабвенно вслушивающийся в ближнего, но считывающий тем не менее что-то свое. Хулиган и ересиарх, бескорыстный в своем восхищении другими и укрытый от мира как улитка своим домиком, - своей писательской долей, своей писательской ношей, своим творчеством.

Звонишь ему, - и как из другого мира тебе всегда его голос – из такого глухого далёко, из такого внутреннего сосредоточения… Потом разойдется, начнет въедливо расспрашивать, объяснять, доказывать, потом подтрунивать, по-доброму издеваться, - и вдруг как отрубит: - Ладно, заболтались… И прямо чувствуешь, как обрывается эта человеческая ниточка, как вновь, стремительно погружается его душа в свое, в сокровенное, в то таинственное пространство, где – Дом Души его. В творчество…

Челябинск – убогий город. Мало кто из литераторов чувствовал-понимал эту глубину, укорененность Александра Павловича в неотмирном. Да, дотошный краевед, да, талантливый литературный «многостаночник» (сколько авторско-составительских и составительских книг сделал!), да, свой брат литератор-неудачник (а где они, в провинции, удачники? все на судьбу так или иначе обижены, особенно если родом из того, советского времени…). Но в том и суть: Моисеев не был краеведом, хоть сам так себя называл; или, скорее, в какой-то момент он перестал им быть, он перерос эту планку, не заметил сам, как вырос из этих тесных одежек… И литератором-многостаночником был он вовсе не от желания подзаработать, да и писателем-неудачником себя бы никогда не назвал, потому что так никогда не чувствовал, не искал внешней оценки своего писательского дара, не писателем-для-других был, но – писателем-для-себя.

Просто – на всех литературных и жизненных путях – его вела страсть. Просто – от рождения он был страстным, невероятно живым человеком, с открытым детским сердцем. И циклы, спиральные витки этой развивавшейся, разраставшейся, углублявшейся страсти вели его по жизни. Страсти – какой? - спросите вы. Есть только одна Страсть с большой буквы, имя ей – Любовь, Любовь к Жизни.  И это не та страсть, которой подавай идеальный объект любви, это та страсть, которая, как сказано в одной книге, не завидует, не превозносится, не гордится, не ищет своего, не раздражается… всё покрывает, всему верит, всё переносит. Именно что – «не ищет своего»… Не знаю, во всем ли, но думаю, что во всём, не только в литературе – он был такой человек – не искал своего, всё, что встречал, всё принимал, принимал как свое, как возможность полюбить, понять, обнять и объять, приумножить… Потому, реализовав юношескую страсть к странствиям (см. его книгу, его интервью здесь), обратился к тому, что рядом, под рукой, под ногами – к родной земле, к родной почве, к Уралу и людям Урала, к Златоусту, где вырос, и к Челябинску, куда занесла в итоге судьба. Этого всего оказалось безмерно много, он утонул в этом с головой, сначала в преподавании, в газетной работе, потом в редактировании и составлении-писании книг… И этого – одновременно – оказалось мало, бесконечно мало, и он исследовал как мог, через книги и общение, всё иное, что маячило за горизонтом, что звало и влекло. Какие только книги, какие только проекты он не осуществлял или мечтал осуществить! Книги об улицах Челябинска и о кухне народов мира, о садовых растениях и домашнем растениеводстве, о природе и истории Челябинского края (кажется, его термин) и о людях его… И как венец всего – книга о духовной культуре народов мира. Потому что он шел к Духу, растягивал свою душу, чтобы вместить всё… И это не могло не преломиться в творчестве самом интимном, самом тайно-укромном, это всё обнаружило себя в его «Сказочном острове», книге, которую и мемуарами-то сложно назвать, это такое развернутое полотно души, и времени, и природы… Уникальная, как уже написал выше, книга.

У Моисеева был ужасный, совершенно нечитабельный почерк, и обидно, что по этой причине, и потому, что родственники его живут не в Челябинске и заняты, как водится, своим, скорее всего так и не будут должным образом изучены и обработаны (с последующим изданием) его архивы. Подозреваю, что там много есть чего – таково, в уровень со «Сказочным островом», потому что в последние годы (десятилетия?) жизни Александр Павлович вышел на новый рубеж писательства. Он сам в интервью нам в 2011 говорил:

«Так вот, в последние годы я освободился и пишу, как рука движется. Я сейчас полностью себе доверяю. И знаю, что об одном надо так писать, а о другом уже совсем по-другому. Интонации самыми разными могут быть, чтобы соответствовать самому тексту, тому, что ты говоришь. И так и пишу. Пиша о людях, пишу в той манере и интонации, которая соответствует описываемому мной герою. Потому что когда пишу, когда вхожу в образ – это великое счастье. Для меня важен сам процесс. Потому и говорю, что я графоман».

Однажды, лет 5 назад, я просматривал какую-то хрестоматию по истории Челябинска, в числе ее составителей был и Моисеев, и вдруг просто замер зачарованный над описанием челябинской ярмарки 19 века. Это не передать – этот язык, эту зримость и эту атмосферу, да я и слов-то многих, там использованных, попросту не знал… Полез в оглавление. Ну конечно, кто же еще мог изваять такое? Моисеев… Только Моисеев… Небольшой текстик "фиксировал" в нем – поэта, и я понял, что мои многолетние за ним наблюдения, мои «подозрения», которым я не давал хода, - вполне реальны, реалистичны, вполне оправданны, и не требуют больше «проверки»… Примерно тогда же я увидел его на улице, из троллейбуса, он шел по пр. Ленина, один, чуть сутулился, чуть приволакивал ногу (мне показалось), он был такой одинокий и такой беззащитный… он постарел за те годы, что я не видел его. Что-то екнуло в сердце…

Тогда возобновилось наше общение, из которого позже вышла и книга «Немцы на Южном Урале» (мне посоветовал ее идею В.Я. Рушанин, и в поисках автора я вдруг узнал, что Моисеев вынашивал этот замысел многие годы, знал об этой теме почти всё, что возможно, – еще одно свидетельство его фантастического «дилетантизма», его устремленности «за горизонты»).

Да, так о словах… Есть много слов, употребляемых им в «Сказочном острове», которых не знаю не только я. Их не признает ни один, самый эрудированный читатель, потому что Моисеев – их выдумывает. Даже не так: рождает, выдыхает, вылепливает. Моисеев – это такой Андрей Платонов на своей ниве, не на уральской, конечно (потому что, повторюсь, он в этой книге и вообще в своей жизни давно перерос ярлык краеведа), но на ниве того жанра, создателем которого, как любой крупный писатель, сам и является. Моисеев путешествует по своим мирам – в языке, языком, в подлинном смысле слова, то есть не мысли (как в случае, условно говоря, с «прозаиком»), не идеи (как в случае с «философом») и не образы (как у «поэта») ведут его повествование, но именно что язык в своей целокупности. Именно что, как он и говорит: «я освободился и пишу, как рука движется»… Свободная душа, обретая себя через язык, позволяет языку – творить, позволяет языку высвобождать свой тайный потенциал, делает язык – свободным. Тот, кто углубится в «Сказочный остров», кто преодолеет опечатки и редакторские огрехи и войдет в саму суть языкового движения текста, - откроет для себя не просто большого писателя, откроет большого стилиста, Мастера языка. Новые лексемы возникают по ходу текста как бы самопроизвольно, спонтанно, без авторских потуг и усилий, выявляя самое сокровенное, они рождаются из лирического повествовательного потока, из уникальной, каждый раз новой авторской интонации, и читая, только жалеешь, что кажущаяся  сложность их может стать препятствием для прочтения книги ребенком.

Между тем «Сказочный остров» - лучшее чтение для отроческого возраста, столько сплелось в книге всего бесценного. Так что остается мечтать об озвучивании если не всего огромного массива текста, то хоть фрагментов. Такой аудиодиск стал бы бесценным подарком для современных думающих детей. Слушать книгу не в пример легче, нежели читать. Звучание ее обволакивает и уносит, как река.

Конечно, сам бог велел властям нынешнего Златоуста, властям всего региона озаботиться полноценным переизданием этой книги, ее аудиоверсией, изданием ее неизданной части. Затраты здесь – по сравнению с тем воспитательным эффектом, который книга принесет, дойдя до читателя, - просто смехотворные. Впрочем, кто же сегодня ждет от властей вложений в реальную культуру?..

 

…Был рядом человек Александр Моисеев, и ушел далеко. Только голос его, глуховатый, негромкий, веселые чертики и влагу в его глазах, пальцы его узловатые, подшучивания его беззлобные, приветы его семейству моему – я всегда буду помнить, всегда буду нести в сердце, как и строки книги его, этот его «сказочный остров». Ушел Александр Павлович, да не весь ушел.

…Смерть, где твое жало?

 

Из интервью нашему сайту:

«Мне с раннего детства памятно вот какое ощущение. Отец дом перед войной построил. Мы заехали туда, у меня брат на год меня младше. Он еще в колыбельке лежит, а я уже играю, бегаю, "под стол хожу". Мать что-то там по хозяйству занята, а он в спаленке спит за заборкой, как обычно. Солнечный жаркий день. Занавеска-простынка колышется на свету. И вот мама говорит мне: "Шурик, иди, посмотри, там братик не проснулся ли…" И вот я иду босиком, мне года два где-то, на солнечный свет… (Все мои первые ощущения – солнечные.) И такое ощущение от всего… Чувство, что стен вообще нет. Все белёное, печка белёная, окна открыты… и вот этот свет… У меня вообще ощущение от духовной культуры такое, что это белый свет. Ведь белый свет – это главное человеческое божество. Прежде всех человеческих имен и представлений о боге был белый свет, а все остальное – его ипостаси: огонь, солнце, звезды, заря… Ощущение белого света, сияния, которому нет предела… Или вот как рассказывают порою те, кто пережили опыт смерти, что, дескать, за какой-то чертой оказываются в беспредельности белого света… И вот я иду по полу. А он некрашеный, его покрасят только после войны. Тёсаный теплый пол... И ощущение, когда ты идешь по нему, - такое же ощущение, когда пишешь, когда входишь в образ… Это именно то самое ощущение из детства… А еще можно сопоставить с чувством полетов во сне. Я во сне до сих пор летаю… Причем всегда это такое солнечное чувство!
Или вот еще характерный сон. Златоуст, конкретное место – хребет Уреньги. Зима, снег белый-белый, словно бы только что выпал. А когда снег белый и особенно когда облака еще, то он ночью светится. Светится без луны, безо всего. И именно такой мягкий белый свет. И вот снег кругом, деревья все в снегу, и будто бы какая-то избушка на западной стороне хребта. Выходишь – и ни следочка… ничего нет. И такое же ощущение, когда входишь в образ. Чистота, лишь чистота… Но такое бывает на сто присестов один раз. Но ради этого стоит, конечно… Белый свет – внутри тебя, ты словно бы входишь в него и сливаешься с ним. Так же и образ выписываешь. Входишь и чувствуешь изнутри, проникаешься им. Ощущение белого света – это память человека о том времени, когда он еще в утробе у матери был. Когда всё еще хорошо, всё надежно и без забот… И ощущение Вечности в этом».

 

Скачать книгу в форматах .doc (Microsoft Word) или .pdf (Adobe Reader): 

Вокруг

Рассказ из книги Сергея Триумфова "Шаги к Тебе"

История из недавно увидевшего свет сборника рассказов московского писателя Сергея Триумфова. История о Матери и Сыне, о Войне и Разлуке, о Жизни и Смерти...

Глава из книги инженера, ученого, охотника и путешественника И.Г. Шепелева

"И вот из «норы» появляется громадная медвежья голова, как-то медленно, как мне показалось, осматривается, и медведь вылезает наверх ... Я без бравады могу сказать, что почему-то совершенно не испугался, вероятно, потому что был сильно раздосадован тем, что не перезарядил вовремя ружье, и хотел быстрее отскочить, хотя бы метров на семь-восемь, чтобы иметь время на перезарядку. Поэтому я не повернулся лицом «от медведя», а стал отскакивать спиной назад, из-за чего запнулся за ветку стланика пихты и упал на спину, с ружьем в руках..."

Работал он увлеченно, творчески, не считаясь с личным временем, находил новые факты, делал краеведческие открытия. Им издавались новые статьи, газеты и буклеты о городе и музее. Он встречался с верхнеуральскими учителями, библиотекарями, краеведами, проводил с ними семинары. Михаил Самуилович буквально объездил и облазил весь район, и искренне полюбил его.

В круге

Интервью с А.П.Моисеевым

Александр Павлович Моисеев - человек другого времени, как бы другого мира. В этом интервью 2011 года - весь он, писатель, человек, смеющийся мальчишка, умудренный сединами старец...

Фрагмент из книги "Немцы на Южном Урале". О Павле Северном

"Можно сказать, что Ольбрих родился в рубашке. Он не раз должен был умереть на том гибельном пути – от сыпного тифа, от пули при дерзком побеге из красного плена, в походе через заснеженную Сибирь, устеленную трупами замерзших. Он мог, наконец, утонуть в байкальском ледоломе при переходе от Иркутска в Забайкалье".

Из книги воспоминаний челябинского писателя и краеведа Александра Павловича Моисеева

"С того сказания о Нибелунгах, где-то между пятым и шестым, Гертруда Рудольфовна вошла в мою школьную жизнь до окончания школы не только как «немка» - учитель немецкого языка, но и - «высоким штилем» - как привратник на дверях в великий храм слова... Наверно, ни одну учительницу так не кляли те, кому выпало попасть на иностранный не «инглиш», а «дейч», значит, к ней, Гере, или Эге".

Очерк М.С. Фонотова

Чтобы понять, что такое лес и что такое степь, надо в жизни иметь хотя бы два случая – в жаркий летний день из степи войти в лес, а потом из леса – в степь. Например, из высоких аркаимских степей перейти под сень соседнего Рымникского бора.

Очерк из книги М.Фонотова "Родная старина"

Есть у нас на Южном Урале одна река и одна гора, которые древнее самой глубокой древности. Гора называется Карандаш, а река – Изранда. О них мало кто знает даже в Кусинском районе, где они расположены.

В этом разделе вы можете познакомиться с нашими новыми книгами.

Шесть книг Издательского Дома Игоря Розина стали победителями VIII областного конкурса «Южноуральская книга-2015». Всего на конкурс было представлено более 650 изданий, выпущенных в 2013-2015 годах.

Издательский Дом Игоря Розина выполнит заказы на изготовление книг, иллюстрированных альбомов, презентационных буклетов, разработает узнаваемый фирменный стиль и т.д.

ПАРТНЕРЫ

Купить живопись

"Неожиданные вспоминания" Дмитрия и Инги Медоустов - это настоящее "густое" чтение, поэзия не слов, но состояний, состояний "вне ума", состояний мимолетных и трудноуловимых настолько же, насколько они фундаментальны. Состояний, в которых авторы тем не менее укоренены и укореняются именно (хотя и не только) через писание.

Эта детская книжечка - вполне "семейная". Автор посвятил ее своим маленьким брату и сестричке. И в каком-то смысле она может служить эталоном "фамильной книги", предназначенной для внутреннего, семейного круга, но - в силу своей оригинальности - интересной и сторонним людям.

История, рассказанная в этой очень необычно оформленной книге, действительно может быть названа «ботанической», поскольку немало страниц в ней посвящено описанию редких для нас южных растений. Впрочем, есть достаточно резонов назвать ее также «детективной», или «мистической», или «невыдуманной».

Сборник рассказов московского писателя Сергея Триумфова включает страстные лирические миниатюры, пронзительные и яркие психологические истории и своеобразные фантазии-размышления на извечные темы человеческого бытия.

Книга прозы Александра Попова (директора челябинского физико-математического лицея №31) «Судный день» – это своего рода хроника борьбы и отчаяния, составленная человеком, прижатым к стенке бездушной системой. Это «хождения по мукам» души измученной, но не сломленной и не потерявшей главных своих достоинств: умения смеяться и радоваться, тонуть в тишине и касаться мира – глазами ребенка.

Роберто Бартини - человек-загадка. Кем он был - гениальным ученым, на века опередившим свое время, мыслителем от науки, оккультным учителем? Этот материал - только краткое введение в судьбу "красного барона".

"Люди спрашивают меня, как оставаться активным. Это очень просто. Считайте в уме ваши достижения и мечты. Если ваших мечтаний больше, чем достижений – значит, вы все еще молоды. Если наоборот – вы стары..."

"Отец Александр [Мень] видел, что каждый миг жизни есть чудо, каждое несчастье – священно, каждая боль – путь в бессмертие. А тем более цветок или дерево – разве не чудо Божье? Он говорил: если вам плохо, пойдите к лесу или роще, возьмите в руку ветку и так постойте. Только не забывайте, что это не просто ветка, а рука помощи, вам протянутая, живая и надежная..."

"Всего Капица написал Сталину 49 писем! Сталин не отвечал, но когда Капица, не понимая такой невоспитанности, перестал ему писать, Маленков позвонил Капице и сказал: «Почему вы не пишете Сталину, он ждет новых писем». И переписка (односторонняя) возобновилась".

"Через цвет происходит таинственное воздействие на душу человека. Есть святые тайны - тайны прекрасного. Понять, что такое цвет картины, почувствовать цвет – все равно, что постигнуть тайну красоты".

"...Ненависть, если и объединяет народ, то на очень короткое время, но потом она народ разобщает еще больше. Неужели мы будем патриотами только из-за того, что мы кого-то ненавидим?"

"Внутреннее горение. Отказ от комфорта материального и духовного, мучительный поиск ответов на неразрешимые вопросы… Где все это в современном мире? Наше собственное «я» закрывает от нас высшее начало. Ведь мы должны быть свободными во всех своих проявлениях. Долой стеснительность!.."

"В 1944 году по Алма-Ате стали ходить слухи о каком-то полудиком старике — не то гноме, не то колдуне, — который живет на окраине города, в земле, питается корнями, собирает лесные пни и из этих пней делает удивительные фигуры. Дети, которые в это военное время безнадзорно шныряли по пустырям и городским пригородам, рассказывали, что эти деревянные фигуры по-настоящему плачут и по-настоящему смеются…"

"Для Beatles, как и для всех остальных в то время, жизнь была в основном черно-белой. Я могу сказать, что ходил в школу, напоминавшую Диккенса. Когда я вспоминаю то время, я вижу всё черно-белым. Помню, как зимой ходил в коротких штанах, а колючий ветер терзал мои замерзшие коленки. Сейчас я сижу в жарком Лос-Анджелесе, и кажется, что это было 6000 лет назад".

"В мире всегда были и есть, я бы сказал так, люди этического действия – и люди корыстного действия. Однажды, изучая материалы по истории Челябы, я задумался и провел это разделение. Любопытно, что в памяти потомков, сквозь время остаются первые. Просто потому, что их действия – не от них только, они в унисон с этикой как порядком. А этический порядок – он и социум хранит, соответственно, социумом помнится".

"Я не турист. Турист верит гидам и путеводителям… А путешественник - это другая категория. Во-первых, ты никуда не спешишь. Приходишь на новое место, можешь осмотреться, пожить какое-то время, поговорить с людьми. Для меня общение по душам – это самое ценное в путешествии".

"В целом мире нет ничего больше кончика осенней паутинки, а великая гора Тайшань мала. Никто не прожил больше умершего младенца, а Пэнцзу умер в юном возрасте. Небо и Земля живут вместе со мной, вся тьма вещей составляет со мной одно".

"Я про Маленького принца всю жизнь думал. Ну не мог я его не снять! Были моменты, когда мальчики уставали, я злился, убеждал, уговаривал, потом ехал один на площадку и снимал пейзажи. Возможно, это одержимость..."

"Невероятная активность Запада во всем происходящем не имеет ничего общего ни со стремлением защищать права человека на Украине, ни с благородным желанием помочь «бедным украинцам», ни с заботой о сохранении целостности Украины. Она имеет отношение к геополитическим стратегическим интересам. И действия России – на мой взгляд – вовсе не продиктованы стремлением «защитить русских, украинцев и крымских татар», а продиктованы все тем же самым: геополитическими и национальными интересами".