"Смотреть на свою работу глазами зрителя — вот что мне кажется очень важным"

Недавно на российские экраны вышел новый фильм Ивана Вырыпаева — драматурга, театрального режиссера и с недавних пор художественного руководителя одного из наиболее прогрессивных московских театров — театра «Практика». Это «Танец Дели», поставленный по его же пьесе и снятый за небольшие по меркам кино деньги в 400 тысяч долларов, но, учитывая особенности «Танца Дели», создателям не пришлось ни на чем экономить.

«Танец Дели», премьера которого состоялась на Римском кинофестивале в одной из параллельных программ, — это сразу семь коротких фильмов, каждый продолжительностью по 12 минут. Действие историй происходит в больнице на фоне белой кафельной стены. Героев несколько, а темой их разговора становятся смерть и любовь. Музыку написал известный композитор Андрей Самсонов, ранее уже работавший с Иваном Вырыпаевым, а также сотрудничавший в разное время с Аквариумом, Tequilajazzz и Земфирой.

Так как место действия не меняется, порой возникает ощущение театральной постановки. Оно усиливается спецификой вырыпаевских диалогов, в которых ритм так же важен, как и слова. В «Танце Дели» у актеров Каролины Грушки, Ксении Кутеповой, Игоря Гордина, Инны Сухорецкой и Арины Маракулиной сложная задача — держать внимание зрителя, не имея в качестве поддержки ничего, кроме кафельной стены. Как в театре.

Для самого Ивана Вырыпаева это история о принятии, и он считает фильм самой простой и доступной из своих работ. «КиноПоиск» поговорил с режиссером о том, кому следует заниматься искусством и почему российской системе государственного финансирования кино стоит поучиться у польской, а также о том, как в «Танце Дели» оказалась песня Бориса Гребенщикова.

— Иван, «Танец Дели» вы собирались поставить в Москве, но что-то не сложилось. Вам всегда хотелось сделать эту историю в виде фильма? Или это скорее результат стечения обстоятельств?

— Я поставил эту пьесу в Национальном театре в Варшаве, где она до сих пор идет. В Москве над пьесой работал другой режиссер, но постановка не случилась. А фильм я решил снять, потому что мой продюсер Настя Рагозина предложила мне это сделать и потому что я почувствовал, что это очень хороший материал для кино. Для такого кино, которое я сам бы очень хотел посмотреть.

— Текст пьесы «Танец Дели» не менялся для фильма. Лента «Кислород» также основана на вашей пьесе. Насколько текст для театра и для кино, на ваш взгляд, специфичен?

— Это всегда зависит и от текста, и от того, что интересует режиссера. Меня в этих двух проектах, «Кислороде» и «Танце Дели», заинтересовала именно возможность сделать текст главным героем фильма. Как в мюзикле главным героем является песня, так и у меня главным является текст. И я рад, что оказалось, что это не только возможно, но еще и оказывает сильное эмоциональное воздействие на зрителя. «Кислород» и «Танец Дели» — это прежде всего зрительское кино.

«РЕМЕСЛО В ИСКУССТВЕ ОЧЕНЬ ВАЖНО, КАК И В ЛЮБОЙ ДРУГОЙ СФЕРЕ»

— Как-то раз, представляя фильм «Выход через сувенирную лавку» в киноклубе «Практики», вы говорили, что «сегодня, чтобы снять фильм, не нужно уметь снимать кино, нужно не уметь снимать кино, а нужно уметь говорить».

— Не совсем так. Чтобы снимать кино, нужно, конечно, уметь снимать кино. Но нужно уметь снимать то кино, которое ты хочешь снять. А вообще-то профессиональные навыки очень важны. Я считаю, что ремесло в искусстве — это очень важно, как и в любой другой сфере. Просто я имел в виду, что теперь даже снятый на iPhone кусок жизни может иметь на YouTube несколько миллионов скачиваний, а значит, зрителей, а значит, это уже некий показ фильма. Сегодня нет критериев в искусстве. Неважно как это сделано, а важно, попадает это в кого-то или нет.

— Искусством, таким образом, может сейчас действительно заниматься каждый?

— Нет, не каждый. Искусством может заниматься лишь тот, кто умеет из ничего, из пустоты, из идей, из замыслов и чувств создать некий продукт, который можно показать другим и который тронет других до глубины души.

— А как, на ваш взгляд, будет трансформироваться кино в будущем?

— Я не знаю. Но я вижу, что сейчас происходит. Кино разделилось на две сферы: либо это яркое, дорогое кино со спецэффектами типа «Аватара», либо это очень интересное и важное авторское высказывание, которое снято на что угодно. Главное, чтобы там был очень важный месседж. Правда, в нашей стране все пока что не совсем так. Потому что у нас не работает прокатная система. Наша прокатная система — это просто торговля тем, что легко продать. Там нет никакой заботы о человеке и его развитии.

— «Танец Дели» — один из небольших независимых фильмов, которые сейчас становятся единственным выходом для российских режиссеров авторского кино. Эта схема (без государственного финансирования, с небольшим бюджетом) может быть, на ваш взгляд, успешна или неизбежно означает какие-то компромиссы?

— Видите ли, вот в чем проблема. Я снимаю фильмы для зрителей, для проката, а вот с этим-то и незадача. И вовсе не потому, что на мои фильмы зрители не ходят. Зрители мои фильмы смотрят. Но большинство из них смотрят мои фильмы, скачивая их с торрентов. В кинотеатрах у зрителей мало шансов посмотреть мой фильм, вот им и приходится скачивать. Конечно, не только в этом причина. Тут есть еще и ментальность наша. Но я сейчас не могу вот так вот заявить на все страну: «Друзья, прошу вас, не крадите мой фильм». Мне на это мои зрители во Владивостоке скажут: «Ваня, а как нам еще посмотреть твой фильм? Если хотя бы в одном кинотеатре нашего города его бы показывали одним сеансом в день, то мы бы пошли». Я ведь именно такие письма получаю.

— В какой-то момент вы собирались снимать русско-польский фильм. Получил ли какое-то развитие этот проект? И как обстоит в Польше дело с финансированием авторского кино?

— Этот совместный польско-российский фильм все еще разрабатывается. Недавно мы снова вернулись к этой идее. Посмотрим, что из этого выйдет. А что касается польского финансирования фильмов, то та схема, которая сегодня применяется в Польше, могла быть нам примером. Нам реально можно было бы у них поучиться.

— А как это происходит в Польше?

— К сожалению, я не знаю подробностей. В смысле всех цифр. Знаю только, что это выглядит так: есть комиссия, которая состоит из разных деятелей кино и не только, и эта комиссия рассматривает заявки, поданные на конкурс, а во главе комиссии сидит руководитель этого департамента. Эта комиссия решает, кому давать деньги на фильм, а кому — нет. Но они там руководствуются в основном соображениями художественными. Потому что зачем давать деньги фильму, который собирается просто зарабатывать? Нужно давать тем, кому трудно будет окупиться. Потому что государство-то должно помогать культуре, а не торговцам. И еще, насколько я знаю, там совсем нет коррупции. То есть вот, например, совсем недавно Анджей Вайда не получил финансирование на фильм о Лехе Валенсе. Вы можете себе это представить? Это как если бы Никита Михалков не получил деньги на фильм о Мефодии и Кирилле.

«ФИЛЬМЫ СВОИХ КОЛЛЕГ Я ПО ВОЗМОЖНОСТИ СМОТРЮ»

— Вы не раз говорили, что ваша территория — это театр, а к киношникам вы себя относите в меньшей степени. Тем не менее кто на вас влияет как на кинематографиста? Чьи фильмы вы смотрите, любите?

— Я люблю либо такие фильмы, как «Выход через сувенирную лавку», либо американские сериалы. Мои любимые — это «Босс» и «Чужой среди своих».

— Причисляете ли вы себя к так называемой «новой волне» российского кино или стараетесь держаться в стороне от нее? Следите ли за фильмами современных российских режиссеров?

— Сам я себя не могу куда-то причислять. Это дело киноведов и критиков. Но если меня причислят к этой «новой волне», то я не буду отгораживаться. А фильмы своих коллег я по возможности смотрю. Мне интересно, чем сегодня живет Боря Хлебников или Коля Хомерики, что они думают о мире.

— Вы живете на две страны, вы и в Польше, и в России ставите спектакли. Как отличается театральная публика в Москве и в Варшаве?

— Театральная публика в Европе приходит на спектакль не требовать, а смотреть на то, что ей предлагают. Там люди сидят и терпят, когда им скучно. Потому что они уважают творчество другого человека. И это вроде бы правильно и хорошо. А наш зритель требует, чтобы его обязательно развлекали, чтобы ему не было скучно. И скуку принимает за оскорбление. И это вроде бы нехорошо. Но для меня русский зритель — это мой учитель, он учит меня держать внимание зала, быть точным, быть ироничным и не быть пафосным. А польский зритель учит меня быть самим собой. Но без русского зрителя падает профессиональная планка.

— Ваши фильмы — авторские, они созданы по вашим сценариям. Возможна ли ситуация, когда вы согласитесь снять кино по чужому сценарию?

— Конечно, возможна. Но я буду снимать только такой фильм, какой мне бы самому хотелось посмотреть.

— В «Танце Дели» звучит потрясающая песня Бориса Гребенщикова. Почему вы обратились именно к нему? Как он написал эту песню?

— Я считаю Бориса Гребенщикова примером того, как артист выполняет свое предназначение в искусстве. Он в каком-то смысле мой учитель. И не только мой, но, пожалуй, нескольких поколений артистов. И я очень хотел, чтобы в «Танце Дели» присутствовала его энергия. Я приехал к нему, и Борис Борисыч показал мне песни, которые никто не слышал, потому что они не вошли ни в один его альбом. Там было много прекрасных песен. Я выбрал эту. И БГ подарил ее нашему фильму. Мы ему очень благодарны. Я вообще счастлив, что он есть на свете.

— Если бы вы проводили мастер-класс для молодых режиссеров, какой главный совет вы бы им дали?

— Снимать, монтировать и вообще работать над фильмом, постоянно как бы сидя в зрительном зале. Работать над фильмом как зритель. Фильм и спектакль происходят не на сцене и на экране, они прежде всего происходят в зрительном зале. Смотреть на свою работу глазами зрителя — вот что мне кажется очень важным.

Источник: kinopoisk.ru