Это интересно

МИХАИЛ ФОНОТОВ
Писатель, краевед

"Каждый раз, когда поднимаюсь на Нурали, на меня находит наваждение какой-то инородности или даже инопланетности. Сам хребет выглядит стадом огромных ископаемых животных, которые в глубоком сне лежат, прижавшись друг к другу. Он словно скован беспробудной задумчивостью, он каменно молчит, но кажется, что где-то внутри его тлеет очень медленное и едва угадываемое желание пробудиться".

АНДРЕЙ ЯНШИН

Можно ли всю жизнь прожить у реки и так и не побывать у ее истока? Конечно. Но побывать – лучше. Но зачем?

Вход в аккаунт

"Промолчать в ответ Путину - самое веселое и находчивое, что я мог сделать"

"Промолчать в ответ Путину - самое веселое и находчивое, что я мог сделать"
ЮЛИЙ ГУСМАН
Кинорежиссер, основатель премии "Ника"
Текст: Дмитрий Быков

 

Юлий Гусман в сентябре выпустит долгожданное продолжение фильма «Не бойся, я с тобой!» – все те же герои двадцать лет спустя. Мне повезло, я часть этой картины видел и даже в ней снимался. Кому как, а мне кажется, что это смешно, изобретательно и человечно, как все, что делает Гусман, в прошлом легендарный капитан бакинской команды КВН, директор Московского дома кино и отец-основатель российской кинопремии «Ника». От Гусмана всегда ожидаешь чего-нибудь смешного и хорошего, а вот что ему в августе 70 лет – этого никак не ожидаешь.
– Я сам не понимаю. 70 лет бывает другим людям, старым, заслуженным. Я прожил жизнь в амплуа рыжего, в жанре непрерывной клоунады. Рыжему не может быть 70.

– Но поэтому и хочется Гусмана без хохм! С серьезными ответами на главные вопросы.

– Э нет, я этого не умею. Я буду рассказывать байки, а тебе что-то из этого может пригодиться.

– Вы ведь хорошо помните семидесятые. Успели уже что-то тогда сделать. Неужели сейчас лучше? По-моему, хуже.

– Должен тебя разочаровать: так хорошо, как сейчас, не было никогда.

– Понятно. Пошел юмор.

– Никакого юмора. Ты скажешь, что внешние приметы жизни не играют никакой роли, – но это будет чистейшее лицемерие. Мой отец, лечивший Есенина и знавший Маяковского, подполковник медслужбы, главврач Каспийской флотилии, самый известный, вероятно, медик в Баку, побывал за границей единственный раз в жизни, в Болгарии, считал это большим достижением. Моя мать – профессор Лола Юрьевна Барсук, проректор иняза, автор множества учебников по английскому – не изведала и того счастья и по-английски разговаривала исключительно в Баку. Сам я впервые увидел сигареты с фильтром в двадцатилетнем возрасте, а слово «Бунюэль» услышал на высших режиссерских курсах, когда приехал туда в семидесятом. Сегодня все это стало обыденностью, вошло в кровь, а тогда в Баку принималось две программы телевидения – центральное и азербайджанское, и появление КВН было революцией, сравнимой с «Битлз». Режиссерский дебют мой тоже имел красивую судьбу: в семьдесят втором я в Баку поставил с ансамблем «Гая» рок-оперу «Иисус Христос – супер­звезда». Четыре мальчика, две девочки, Иуда с красной подсветкой, Иисусу в затылок бьет зеленый прожектор – чтобы нимб! – либретто Розовского, постановка моя, гастроли везде, потом приехали в Москву, выступали в гостинице «Россия», и после двух представлений было такое оглушительное «цыц!», что ансамбль «Гая» навеки завязал с рок-оперой и ставил с тех пор только представление «Огни большого города». Семидесятые годы предлагали чрезвычайно узкий коридор возможностей. Сегодня все это расширилось – тебе бесконечно много можно, и за это с тобой могут бесконечно много сделать. Тогда были ограничения как в потреблении, так и в государственных реакциях. Сегодня то и другое совершенно непредсказуемо: ассортимент супермаркета расширился до экзотических деликатесов, ассортимент государственных действий тоже ничем не ограничен. Но это ситуация твоего личного выбора – в отличие от семидесятых, когда за тебя решали всё: с кем спать, что есть, как одеваться, как умирать и что делать после смерти.

– В семидесятые были правила игры.

– Согласен! Мы четко понимали, что первый секретарь в Азербайджане должен быть азербайджанцем, второй может быть русским, третий, допустим, армянином, еврей в ЦК невозможен ни в каком виде, а все остальные – пожалуйста. Но ведь и сейчас правила абсолютно четкие – и даже с бо´льшими зазорами, чем тогда. Не трогай это, не упоминай то, не ходи туда – и у тебя нет практически никаких ограничений.

– Вы про другое. Я хочу сказать, что нет ощущения цели...

– Милый друг! Кто должен определять тебе цель? Ты хотел бы участвовать в общенациональном проекте «догоним и перегоним Америку»? Ты хотел бы, чтобы тебе родина и партия намечали великие задачи? Ты первый с воем сбежал бы из такого социума – что, кстати, никак не возбраняется. Но ведь ты хочешь не этого. Ты хочешь, чтобы в стране сам собой осуществлялся нравственный прогресс, а ты для этого делал бы общеинтеллигентский минимум – сидел за хорошо накрытым столом, как мы сейчас, и, мило улыбаясь, озвучивал бы правильные мысли.

Так не бывает. Надо делать выбор. Если ты хочешь реальных перемен – ходи по квартирам, раздавай листовки, договаривайся с Таргамадзе. Если не хочешь политики – преподавай, улучшай нравы, пиши книжки. Не надо только думать, что твои красивые глаза сами по себе приведут к всеобщему благонравию. Сегодня время исключительной свободы – в том смысле, что никто не навязывает тебе единственно правильного взгляда на вещи. Делай что хочешь и плати за это. Кстати, для твоих политических стишков тебе, кажется, дают зеленую улицу.

– Это так выглядит?

– Не знаю вашей внутренней кухни, но, по-моему, сатира существует и никто ее не затыкает. Диссидентам в любом случае доставалось круче. Меня несколько смущает иное – это поведение людей, у которых все есть, и все-таки они лезут целовать руки, расталкивают локтями остальных, стремятся обязательно облобызать первыми... Вот эти люди меня озадачивают, но они были всегда.

«Кино не живет без среды»

– Дом кино сегодня остается, как при вас, творческой средой? Это еще клуб или уже кинотеатр для своих?

– О, как тебе хочется, чтобы я сказал: да какой там Дом кино после меня! Я не доставлю тебе этого удовольствия. «После меня потоп» – это в общем монолог инвалида, вечно обиженного. Жизнь после меня не кончается, а поскольку кино без среды не живет – это дело такое коллективное, надо смотреть, обсуждать, злословить, вместе придумывать сценарии, даже напиваться, – Дом кино всегда будет Домом кино. Хотя он и сильно обветшал сегодня. И до меня, между прочим, это было местом встречи всей московской интеллигенции – я пришел туда со студенческим билетом Высших режиссерских курсов чуть ли не в первый день. На курсы эти я попал, кстати, взрослым мальчиком – шесть лет института плюс три года аспирантуры. Диссертацию написал, но не защитил – в отличие от нынешних депутатов, поступающих ровно наоборот. Упросил папу отпустить меня в Москву из медицины. Приехал сюда, пришел в Дом кино – и в первый же день увидел здесь Ахмадулину, Квашу, Ширвиндта, и все меня знали, потому что смотрели КВН, и приняли в этот круг, и это было счастье. Тогда такая среда была крайне узка и закрыта, и встречались они в двух-трех клубах, в пяти ресторанах; сегодня это гораздо шире, половины тех мест уже нет, но людям по-прежнему надо где-то хвалить друг друга в глаза и ругать за глаза. Кинематограф растет из этого, как трава из чернозема.

– С чего вы начали, возглавив Дом кино?

– С сортиров. Требование у меня было одно: не надо там дежурить, не надо каждые четверть часа отмечаться – просто сделайте так, чтобы там играла музыка и хорошо пахло. Строго говоря, один из главных форматов общения в Доме кино – «Ника», кинопремия, вообще первая новая национальная премия, которую создали после перестройки. Сейчас общероссийских премий, кажется, пятьсот, включая что-то вроде «Еврей года», дают их за всё, включая самые длинные пейсы, а тогда мы были первыми и престижней «Ники» ничего не существовало.

– Понимаете, какая вещь. «Формально все нормально», как сказал Валерий Попов, но из людей буквально прёт отвратительное – нетерпимость, злость, зависть, – и я не знаю, как удастся это выправить...

– Три месяца другого телевещания – и ты не узнаешь страну! У российского народа огромный опыт мгновенных перемен и всякого рода мимикрий. Ты полагаешь, здесь все искренне верили, менялись, раскаивались? Я наблюдал переходы столь стремительные, что, будучи психиатром, все-таки опасался за свое душевное здоровье. Вообрази, я в 1981 году сдаю «Не бойся, я с тобой!» Черновой вариант, еще с двух роликов, без титров. Все в восторге и лезут целоваться, только что не вручают орден Ленина. Я на месяц уезжаю в Баку доделывать титры, возвращаюсь с окончательным вариантом – и вижу на приемке все тех же людей. Умиляюсь: как им понравилось, пришли смотреть второй раз! После просмотра – у всех каменные лица. Обсуждение: вредитель, растлитель, вырвать промежность! Причины никто не объясняет. А за этот месяц вышло секретное постановление о запрете каратэ, всего вообще, включая школьные кружки. И если бы меня не надоумили пойти в отдел культуры ЦК и не научили выдать каратэ за азербайджанскую борьбу гюлеш... Все очень быстро делается, когда надо.

«Говорухин – человек-миф. А Михалков – нет»

– Можете как угодно ругать восьмидесятые, но такого антиамериканизма, как сейчас, все-таки не было...

– Это не был антиамериканизм, который сейчас осуществляется в основном на словах и мало кто в него верит всерьез. Это была чистая пещерность. Я ее наблюдал, поскольку делал первый телемост. Познера еще не было – его пригласили на третий, сказав, что вот есть журналист, который очень хорошо говорит по-английски. Я и вашему главному звонил, когда вы написали, что у истоков телемостов стоял Познер. Мы стояли! И я помню, как нельзя было сказать ни одного серьезного слова: только песни, танцы, белозубые улыбки! Кстати, это я придумал, чтобы с нашей стороны были современные танцы, юноши и девушки в джинсах и белых майках, и девушки лучше бы без лифчиков. Трансляция – ранним утром, чтобы в Штатах был поздний прайм-тайм, и я попросил привезти танцоров в «Останкино» накануне вечером. Всю ночь мне предстояло их развлекать, веселить, накачивать счастьем – чтобы они выглядели с утра естественно и весело.

– Вот вы были сейчас на «Кинотавре». Тенденции какие-нибудь есть?

– Тенденция только та, что интимной жизни – и соответствующим местам, как называется там одна картина – стали отводить гораздо больше места. Лично я полагаю, что, хотя «Интимные места» – талантливое кино, демонстрировать сами эти места можно было бы раз в пять реже: не знаю, как авторы, а я их несколько раз в жизни уже видел, и ничего нового мне не показали. Хороший «Географ» Велединского с гениальным Хабенским – такого мы за всю его карьеру еще не видели. Ну и Говорухина я посмотрел...

– Говорят, что это на самом деле не провал, а тонкая пародия, стилизация...

– Ну, это не провал и, конечно, не пародия. Говорухин серьезный человек. Вокруг него существует миф, он отчасти понятен – все-таки он дружил с Высоцким и снял «Место встречи изменить нельзя», – но я знал его еще по Одесской киностудии. Это хороший парень, крепкий профессионал, мастер жанрового кино, и не надо возлагать на него роль мыслителя, документалиста, общественного деятеля и т.д. Вот вокруг Никиты Михалкова, кстати, никакого мифа нет – он есть ровно то, что он есть, все видно, никаких иллюзий, это честно, спасибо большое.

«Баку – город, где легко дышать»

– Напоследок: я понимаю, как вам трудно высказываться сейчас про Баку...

– Никаких трудностей, спрашивай.

– Вряд ли вы можете сказать, что там стало хуже. И зачем ссорить вас с родиной.

– Стало не хуже, а иначе. А во многом – лучше. И не думаю, что тот Баку мог сохраниться. Но это действительно был один из двух городов в СССР (второй – Одесса), где никого не интересовал национальный вопрос. Мне в голову не могло прий­ти, что это имеет какое-то значение. У нас в классе были две золотые медали и одна серебряная, получили их два армянина и русский, никакой дискриминации – никакой мысли о том, что это возможно! Баку остался городом, где легко дышать. А его интернациональная утопия рассеялась в мире, и бакинцы продолжают мгновенно узнавать друг друга, встречаясь в Лос-Анджелесе, Москве или хоть в Токио.

– Премьера «Не бойся, я с тобой. 1919» будет в Баку?

– Надеюсь. Картина готова, осталось кое-что доделать с компьютерной графикой. Это уж Полад будет организовывать бакинскую премьеру. Понимаешь, грустить о том Баку – это все равно что сетовать сегодня на отсутствие там дешевой паюсной икры. А было время, когда ее разносили по домам и никто не брал. И получал я на завтрак бутерброд из тонкого слоя хлеба, тончайшего слоя масла и толстого слоя паюсной икры. Отсюда моя комплекция, с которой ничего не сделал никакой спорт – а я, между прочим, занимался им серьезно.

– Вы собираетесь делать новый спектакль к столетию Зельдина?

– Вот ты думаешь, что меня подкалываешь, а я собираюсь. Мы с Зельдиным, дай бог ему здоровья, хотим достойно встретить его столетие в 2015 году. Я сейчас набрасываю сценарий этого спектакля. Зельдин – гений. Он продолжает играть в «Человеке из Ламанчи», зал не вмещает желающих. Тут много спорят о том, что будет в России к 2015 году. Уверенно могу сказать одно: Зельдин будет. И будет наша премьера к его столетию.

– Есть тип людей, который вам больше всего нравится?

– Симпатичней всего мне сильные и угрюмые с виду люди, в которых вдруг обнаруживается неожиданная детская, совершенно беззащитная доброта. Например, наездник Мухтарбек Кантемиров – великий человек грозного вида и фантастической деликатности.

– А Путин – обаятельный человек? Вы же общались.

– Путин очень обаятельный человек. Общались мы, правда, всего несколько раз. В первый раз он в 1999 году пришел на «Огонек» в Доме кино и убедительно рассказывал мне, как они, дзюдоисты, уважают каратистов. А во второй – подошел недавно ко мне на КВН, уже в новом московском дворце, специально для кавээнщиков выстроенном: «Юлий, что не заходишь?»

– И что вы сказали?

– Потрясенно молчал. Думаю, это было самое веселое и находчивое, что я мог сделать в ответ.

Источник: Собеседник.ru

 

Вокруг

На злобу дня: об образовательной политике, Ходорковском и патриотическом экстазе

"Видимо, господь готовит каким-то образом людей для будущего информационного взрыва. Почему вдруг народилось поколение умных? Ведь, понимаете, вам никто же этого не объяснит. Непонятно, почему один человек умный, а другой дурак... Откуда берется гений, это вопрос непонятный. Видимо, господь растит какую-то великую гвардию, которой предстоит поднимать Россию из того положения, в котором она находится..." 

Дмитрий Быков - о Петре Столыпине

"Будь экономическая смелость Столыпина поддержана политической, сумей он убедить царскую семью в необходимости привлечь на свою сторону интеллигентов, обеспечь он вертикальную мобильность, открыв путь к образованию и трудоустройству широким массам, а не удачливым единицам, - вся русская революция лишилась бы социальной базы".

О России, Путине, оппозиции и Великой Победе

"Нам очень не нравится, когда от нашего имени народом России объявляет себя довольно неталантливый, довольно лживый, довольно ограниченный режим. Я привык к тому, что у меня великая страна, и я не хотел бы, чтобы моя великая страна ассоциировалась с такими маленькими людьми".

"Если мы не будем представлять себе школу будущего, у нас не будет, простите за каламбур, ничего настоящего. И вопрос о том, кто должен быть министром просвещения, неизбежно входит в эту парадигму..."

В круге

Интервью конца 90-х

"Люди высокие разрывают кармическую связь причастием и покаянием, они не озабочены проблемами вхождения в мир, проблемами успеха.... Псевдоним берут только низкие люди, ведь псевдоним - это средство для запутывания собственной судьбы из-за нежелания выносить последствия содеянного".

"Я одного последовательного и упорного двоечника превратил в гуманитарного отличника — вполне честного, без завышений, — регулярными заверениями в том, что у него глубокий и сильный ум, такой глубокий, что его просто никто не видит. В конце концов, он вынужден был в это поверить и начать соответствовать".

"Работа в школе — экстремальный спорт. Я не умею кататься на сноуборде, но продлеваю жизнь себе именно за счет школы. Никогда не знаешь, что тебе класс скажет и как среагирует на твои действия".

"После лекции моей мамы в нашей школе - я ее позвал рассказать о Толстом, поскольку она это умеет лучше меня, - один из моих самых откровенных дылд так прямо и сказал: «Вы тоже ничего, Львович, но когда от Бога, так уж от Бога»".

"Особое мнение" Дмитрия Быкова

"Мне кажется, сейчас национальная идея очень простая... Лишних людей нет. Лишних у нас быть не должно. А у нас себя лишней чувствует вся страна..."

В этом разделе вы можете познакомиться с нашими новыми книгами.

Шесть книг Издательского Дома Игоря Розина стали победителями VIII областного конкурса «Южноуральская книга-2015». Всего на конкурс было представлено более 650 изданий, выпущенных в 2013-2015 годах.

Издательский Дом Игоря Розина выполнит заказы на изготовление книг, иллюстрированных альбомов, презентационных буклетов, разработает узнаваемый фирменный стиль и т.д.

ПАРТНЕРЫ

Купить живопись

"Неожиданные вспоминания" Дмитрия и Инги Медоустов - это настоящее "густое" чтение, поэзия не слов, но состояний, состояний "вне ума", состояний мимолетных и трудноуловимых настолько же, насколько они фундаментальны. Состояний, в которых авторы тем не менее укоренены и укореняются именно (хотя и не только) через писание.

Эта детская книжечка - вполне "семейная". Автор посвятил ее своим маленьким брату и сестричке. И в каком-то смысле она может служить эталоном "фамильной книги", предназначенной для внутреннего, семейного круга, но - в силу своей оригинальности - интересной и сторонним людям.

История, рассказанная в этой очень необычно оформленной книге, действительно может быть названа «ботанической», поскольку немало страниц в ней посвящено описанию редких для нас южных растений. Впрочем, есть достаточно резонов назвать ее также «детективной», или «мистической», или «невыдуманной».

Сборник рассказов московского писателя Сергея Триумфова включает страстные лирические миниатюры, пронзительные и яркие психологические истории и своеобразные фантазии-размышления на извечные темы человеческого бытия.

Книга прозы Александра Попова (директора челябинского физико-математического лицея №31) «Судный день» – это своего рода хроника борьбы и отчаяния, составленная человеком, прижатым к стенке бездушной системой. Это «хождения по мукам» души измученной, но не сломленной и не потерявшей главных своих достоинств: умения смеяться и радоваться, тонуть в тишине и касаться мира – глазами ребенка.

Роберто Бартини - человек-загадка. Кем он был - гениальным ученым, на века опередившим свое время, мыслителем от науки, оккультным учителем? Этот материал - только краткое введение в судьбу "красного барона".

"Люди спрашивают меня, как оставаться активным. Это очень просто. Считайте в уме ваши достижения и мечты. Если ваших мечтаний больше, чем достижений – значит, вы все еще молоды. Если наоборот – вы стары..."

"Отец Александр [Мень] видел, что каждый миг жизни есть чудо, каждое несчастье – священно, каждая боль – путь в бессмертие. А тем более цветок или дерево – разве не чудо Божье? Он говорил: если вам плохо, пойдите к лесу или роще, возьмите в руку ветку и так постойте. Только не забывайте, что это не просто ветка, а рука помощи, вам протянутая, живая и надежная..."

"Всего Капица написал Сталину 49 писем! Сталин не отвечал, но когда Капица, не понимая такой невоспитанности, перестал ему писать, Маленков позвонил Капице и сказал: «Почему вы не пишете Сталину, он ждет новых писем». И переписка (односторонняя) возобновилась".

"Через цвет происходит таинственное воздействие на душу человека. Есть святые тайны - тайны прекрасного. Понять, что такое цвет картины, почувствовать цвет – все равно, что постигнуть тайну красоты".

"...Ненависть, если и объединяет народ, то на очень короткое время, но потом она народ разобщает еще больше. Неужели мы будем патриотами только из-за того, что мы кого-то ненавидим?"

"Внутреннее горение. Отказ от комфорта материального и духовного, мучительный поиск ответов на неразрешимые вопросы… Где все это в современном мире? Наше собственное «я» закрывает от нас высшее начало. Ведь мы должны быть свободными во всех своих проявлениях. Долой стеснительность!.."

"В 1944 году по Алма-Ате стали ходить слухи о каком-то полудиком старике — не то гноме, не то колдуне, — который живет на окраине города, в земле, питается корнями, собирает лесные пни и из этих пней делает удивительные фигуры. Дети, которые в это военное время безнадзорно шныряли по пустырям и городским пригородам, рассказывали, что эти деревянные фигуры по-настоящему плачут и по-настоящему смеются…"

"Для Beatles, как и для всех остальных в то время, жизнь была в основном черно-белой. Я могу сказать, что ходил в школу, напоминавшую Диккенса. Когда я вспоминаю то время, я вижу всё черно-белым. Помню, как зимой ходил в коротких штанах, а колючий ветер терзал мои замерзшие коленки. Сейчас я сижу в жарком Лос-Анджелесе, и кажется, что это было 6000 лет назад".

"В мире всегда были и есть, я бы сказал так, люди этического действия – и люди корыстного действия. Однажды, изучая материалы по истории Челябы, я задумался и провел это разделение. Любопытно, что в памяти потомков, сквозь время остаются первые. Просто потому, что их действия – не от них только, они в унисон с этикой как порядком. А этический порядок – он и социум хранит, соответственно, социумом помнится".

"Я не турист. Турист верит гидам и путеводителям… А путешественник - это другая категория. Во-первых, ты никуда не спешишь. Приходишь на новое место, можешь осмотреться, пожить какое-то время, поговорить с людьми. Для меня общение по душам – это самое ценное в путешествии".

"В целом мире нет ничего больше кончика осенней паутинки, а великая гора Тайшань мала. Никто не прожил больше умершего младенца, а Пэнцзу умер в юном возрасте. Небо и Земля живут вместе со мной, вся тьма вещей составляет со мной одно".

"Я про Маленького принца всю жизнь думал. Ну не мог я его не снять! Были моменты, когда мальчики уставали, я злился, убеждал, уговаривал, потом ехал один на площадку и снимал пейзажи. Возможно, это одержимость..."

"Невероятная активность Запада во всем происходящем не имеет ничего общего ни со стремлением защищать права человека на Украине, ни с благородным желанием помочь «бедным украинцам», ни с заботой о сохранении целостности Украины. Она имеет отношение к геополитическим стратегическим интересам. И действия России – на мой взгляд – вовсе не продиктованы стремлением «защитить русских, украинцев и крымских татар», а продиктованы все тем же самым: геополитическими и национальными интересами".