Как «ухватить» ветер истории?..

«Хочешь разорить друга — подари ему фотоаппарат»

– Дмитрий Григорьевич, как давно Вы занимаетесь фотографией? И что она для вас?

– Фотографии я посвятил, наверное, большую часть жизни, несмотря на то, что по образованию я инженер-металлург. Как профессионального фотографа, впрочем, я себя не позиционирую, хотя многие меня так называют. Увлёкся фотографией ещё в школе, занимался сначала любительской, потом художественной фотографией. Участвовал в большом количестве конкурсов и выставок в Москве, Риге, за рубежом. Как это потом всё суммируется и пишется одной строчкой, — участник и призёр всесоюзных, российских и международных фотоконкурсов. И практически в эту строчку укладывается вся моя «фотографическая» жизнь. Поэтому о том, что такое фотография и как она делается, знаю не понаслышке.

– Интересно, как человек приходит с детства к тому, чем потом занимается всю свою жизнь?

– Что такое фотография в середине 60-х годов? Это массовое увлечение трудящихся. Почти в каждой советской семье был фотоаппарат «Смена-8М». Его обычно дарили на день рождения. В обиходе была поговорка: «Хочешь разорить друга — подари ему фотоаппарат». С этого всё и начиналось. Потом надо было купить увеличитель, красный фонарь, ванночки, бачок, проявитель, фиксаж. А если снимать на специальную плёнку и делать слайды, то тогда нужен был ещё и проектор. Вот такая бесконечная цепочка. А ещё хотелось объектив широкоугольный, длиннофокусный, а фотоаппарат «Зенит» вообще был пределом мечтаний. Как и сейчас — сначала появляется компьютер, а потом к нему становятся нужны и принтер, и сканер, и дисковый накопитель. Век прогресса…

– То есть не было ничего оригинального в том, что Вы в детстве занялись фотографией?

– Фотографировал старший брат, и мне захотелось. Интересно было принести фотоаппарат в школу, поснимать своих одноклассников, поймать интересный сюжет. Затем надо было проявить плёнку, достать с шифоньера увеличитель, развести химию, напечатать снимки. Получить хорошие фотографии и раздать их в классе — это была радость и в некотором роде самоутверждение: в коллективе все уважительно почитали тебя фотографом! Когда учился в институте, снимал для студенческой газеты «Политехнические кадры», на факультете оформлял стенгазеты. Кросс ли, мероприятие какое — постоянно с фотоаппаратом.

Потом уже фотоклуб. Это отдельная история. Был у нас знаменитый Челябинский фотоклуб, где собирались Юрий Теуш, Сергей Васильев, Евгений Ткаченко и многие другие именитые мастера. Ходил, посещал общие собрания, на которых мэтры показывали свои работы. Потом меня пригласили принять участие в выставке «Новые имена» в кинотеатре «Урал», это был знак — меня заметили. Потом был фотоклуб «Полет», ну и, конечно, «Каменный пояс».

Это особая атмосфера — фотографическое движение. Покупать готовый проявитель, например, — это для начинающих. Каждый «профи» разводил свой, у каждого были свои секреты, и каждый многозначительно закатывал глаза на вопрос: «А какой у тебя рецепт проявителя?».

– Да, сейчас это время ушло, пришёл век доступной технологии.

– Сейчас нажал на кнопку — и в автоматическом режиме фотоаппарат сам красиво снял. А тогда нужно было иметь экспонометр, не ошибиться в экспозиции, залить проявитель нужной температуры (22 градуса). Если проявитель холоднее на 2—3 градуса, плёнка недопроявится. А если летом жарко, или горячей водой плёнку промыл, — эмульсия может просто стечь вместе с водой. А дальше была такая забавная вещь, как фотографический процесс. Тоже можно отдельно рассказывать, как это всё было интересно при свете красного фонаря, — «мокрый процесс».

– Я тоже застал это время.

– Сейчас, в век цифровой фотографии, молодёжь часто говорит: «О, мы хотим попробовать “мокрый процесс”, нам интересно повозиться с плёнкой!» Когда я сам занимался этим в 20—30 лет, казалось, ну что тут интересного. Да, ушла технология. Это как в наше время попробовать запустить автомобиль 30-х годов, который долго простоял в сарае. Зато сейчас можно обращать внимание не на техническую сторону процесса, а на то, что получилось у тебя в итоге, — добился ты того, чего хотел, или нет, — вот на это, на творческую сторону процесса. А тогда вначале была технология, надо было её прежде освоить, а потом уже говорить о творчестве. Не все владели этой технологией. И любой прокол на любом этапе мог сыграть против результата. Потом объясняй заказчику, что бабушка свет неожиданно включила в ванне, где ты бачок заряжал. Очень редко, но и такое случалось.

Фотография — это запечатленное время

– А переход от фотографии к краеведению — как он состоялся, каким образом?

– Это, наверное, и не переход был. Скорее, меньше стал уделять внимания одному и больше другому. Сначала была фотография. Я участвовал в конкурсах, за границу ездил с выставками, результаты какие-то были. Хотя, пожалуй, есть тут один фактор — фактор возраста. Разное восприятие. Например, в 20—30 лет поехать на фотосъёмку в другой город — репортаж снять или удачный кадр поймать, чтобы потом с ним участвовать в выставке, — в этом романтика какая-то была. Цель была — поиски нового снимка. А вот сейчас, наверное, приходит большее понимание философии жизни, уже хочется оставить что-то в истории. Вот, например, архив у меня лежит. Правда, никаких грандиозных событий там не снято: ни строительства тракторного завода, ни запуска космического корабля. Это частный архив: бытовые, жанровые сцены, пейзажи, кадры для домашнего, семейного альбома. Может быть, это не тот багаж, который останется в истории. Но кто знает, как он будет восприниматься через 50—100 лет? Вот, например, архив Теплоухова. У него не снято ничего, кроме домашней хроники, а сегодня его снимки, мемуары вызывают огромный интерес. Хочется, чтобы что-то оставалось, был какой-то результат того, чем ты занимаешься.

– Расскажите, пожалуйста, про архив Теплоухова.

– Благодаря стараниям Владимира Боже многим стала известна персона Константина Николаевича Теплоухова, до революции чиновника акцизного ведомства города Челябинска. Уникальность этого человека в том, что он на протяжении всей своей жизни вёл дневниковые записи, потом на их основе написал мемуары. Он увлекался фотографией, снимал свою семью, каждую неделю делал по 5—6 стеклянных негативов, печатал их, оформлял альбомы. После революции он тоже снимал, но уже не так регулярно. Его мемуары и фотографии вошли в издание «Челябинские хроники. 1899—1924 год», выпущенное Центром историко-культурного наследия г. Челябинска. Книга вышла больше 10 лет назад, тысячным тиражом, и давно разошлась. Я сам перечитал её несколько раза. Начинаешь читать и погружаешься на 100 лет назад в челябинский быт. Дал почитать своим друзьям. И уже махнул рукой: за ней сейчас очередь стоит, один прочитал, другой, друзья уже сами регулируют, передают книгу друг другу. Это такой феноменальный показатель! На моих глазах не было проявлено такого интереса ни к одной другой книге.

Я не буду касаться части мемуарных записей, скажу о фотографии. В «Каменном поясе» первую выставку Теплоухова сделали еще где-то в середине 90-х. Брали его альбомы, переснимали на широкую пленку, печатали большие форматы. За прошедшие годы прошло еще несколько выставок в городе. И при этом его фотоархив до сих пор не атрибутирован, не систематизирован и хранится у родственников в неразобранном состоянии, причём одна часть в Челябинске, а другая в Москве. (Небольшая часть негативов и фотографий  есть в фондах краеведческого музея и Центре историко-культурного наследия). На сегодняшний день нам доступна только  часть этого архива. А ведь материал уникальный! Хорошо бы все эти материалы собрать, обработать, отсканировать фотографии и подготовить фундаментальное издание. Это, наверное, в идеале. Или хотя бы передать их в музей, в архив, чтобы сохранить для потомков. Это кропотливый труд по собиранию оставшихся оригинальных свидетельств прошлого, потому что люди уходят, а всё, что остаётся после них, — улетучивается, как пыль.

– Издательство «Каменный пояс», насколько я знаю, как раз и занимается подобной работой. Многие Ваши издания связаны с историей.

– Да, так уж сложилось, что большая часть выпущенной литературы о Челябинске и родном крае. Это и исторические фотографии, это и визуальный ряд эпохи. Сложилось это не случайно, не на пустом месте. Вначале занимались просто фотографией — любительской, художественной, выставочной. И я помню, где-то в начале 90-х годов на заседание фотоклуба «Каменный пояс» приехал Евгений Раскопов — создатель и руководитель Ленинградского фотоклуба «Зеркало». Он привёз отпечатки со стеклянных негативов, или «стекляшек», как мы их тогда называли. Царская семья, снимки конца XIXи начала XXвека. Это сейчас в прессе и в интернете подобные материалы не редкость, а тогда это было прикосновение к тому, чего прежде как бы и не существовало, что замалчивалось, было тайным. И это произвело впечатление. И пробудило невероятный интерес к старинной фотографии. Интересно было всё: и как люди одеты, и конные экипажи на улицах… Само ВРЕМЯ, запечатленное в негативах, сохранившееся, дошедшее до нас…

А потом началась работа над альбомом «Челябинская область в фотографиях. 1900—1920». Это был первый том будущего пятитомника.

Как «ухватить» ветер истории…

– Расскажите подробнее об этом проекте.

– По замыслу он должен был охватывать всё столетие и заканчиваться нашим временем, с 1900 по 2000 год. Руководитель проекта, он же автор идеи — Богдановский Владимир Иванович, директор Областного краеведческого музея. Когда мы начинали работу над первым томом, а это было в 2000 году, было огромное желание осилить все это, переработать, выстроить, хотя иногда возникали и сомнения: «А удастся ли нам дойти до финиша?» Слишком уж много было трудностей на пути. На каждую книгу уходил год работы. Загадывали на пять лет вперёд. Потом стало легче. Стал понятен алгоритм, отработали методику работы с таким материалом.

– А какого рода трудности подстерегали?

– Наша история — это старые снимки. Хорошо, если это оригиналы, но очень много хранится копий. А копии бывают хорошие, большого размера, а бывают маленькие, которые для полиграфического воспроизведения почти не годятся. По этой причине много интересных кадров не вошло в издание. И ещё один момент. В 30-х годах в обиход стали широко входить узкие камеры типа «Leica», и его советского аналога «ФЭД», снимать стали на 36-миллиметровую плёнку. И качество снимков резко упало. Поэтому отпечатки кадров, сделанных после 30-х годов узкой камерой, снимки предвоенного периода по качеству заметно хуже. Там и детали пропадают, и увеличить такой снимок тяжелее, он просто рассыпается.

Много трудностей было и с чисто технической стороны. Работали непосредственно с архивными материалами, сканировали, ретушировали. Сканеры десять лет назад  по своим параметрам были намного проще, чем сейчас. В наше время самый простой дешёвый сканер даёт качество лучше «самого продвинутого» и дорогого, которым мы пользовались в то время. Жёсткие диски были по 20 Гб (для сравнения, сейчас существуют жёсткие диски объёмом до 10—12 Тб). Начали сканировать и сохранять файлы с большим разрешением, и дисковое пространство быстро закончилось. Жалко было удалять накопленную  информацию только потому, что не хватало места на диске. Приходилось переписывать отсканированные снимки на СD-диски, которые тогда только появились.

– В итоге у Вас, наверное, накопился свой архив снимков?

– Архив подразумевает, в первую очередь, работу по систематизации. По музейным, архивным правилам хранения каждый снимок должен быть атрибутирован, описан и занесен в соответствующий фонд. Тогда любое изображение легко отыщется. У нас же задача была собрать материал, выстроить видеоряд по хронологии и событиям, выпустить книгу, а систематизировать материал — задача вторичная. К сожалению, в полной мере её мы не осилили.

– Мне кажется, такая работа рано или поздно должна быть проделана, ведь Вами собран действительно уникальный материал.

– Что можем, в порядок приводим, но это кропотливая и долгая работа. А то, что материал, который мы собрали, востребован, — это так. К нам постоянно обращаются с просьбами. Пришло, например, по электронной почте письмо из Москвы. Готовится к печати книга о перестройке. Ищут кадры, иллюстрирующие данный период. Или готовит Законодательное Собрание  хрестоматию для школьников  про историю парламентаризма в Челябинской области — мы из своего архива предоставили более десятка старых фотографий.

За многие годы работы с историческими фотографиями, к сожалению, сформировался неутешительный вывод. Уходит материальная история — та, которая запечатлена на снимках, в «стекляшках», в старых фотоальбомах. Уходит буквально у нас на глазах. К примеру, судьба архива нашего замечательного фотокорреспондента Михаила Петрова. Более 40 лет его снимки публиковались на страницах центральных и уральских газет и журналов, — в них наглядно отразились целые периоды истории России и Южного Урала. В 2005 году мы подготовили и выпустили фотоальбом избранных фотографий Михаила Петрова. Да, более 200 фотографий, подготовленных нами для печати альбома, хранятся в нашем банке информации, но ведь это лишь маленькая толика из  его богатого наследия. А основной архив его пока хранится в семье, но, как следует из опыта, очень важно, чтобы этот архив своевременно оказался в фондах музея или архива, а не растворился тихо и беззвучно во времени.

Например, если взять дореволюционный период, стеклянных оригиналов c видами города Челябинска не наберется и 100 штук. Новых поступлений нет, а со временем разрушается и имеющееся. Где-то эмульсия по краям начинает сползать, трескается стекло. А возьмём, например, Москву, Казань, Нижний Новгород. Там выпущено столько альбомов с дореволюционными снимками! И в альбоме по 200—300 страниц… А сколько еще у них негативов в запасниках?

Можно предположить, что вот этих стеклянных оригиналов, на которых запечатлен дореволюционный Челябинск, гораздо больше. Наверняка приезжали, как водится, столичные фотографы, чтобы сделать хорошую фотосъёмку, может, где-то в столичных  архивах лежат  никому не известные «стекляшки». А пока одни и те же кадры повторяются из книги в книгу.

Человеческая память имеет свойство улетучиваться. Возьмём простой пример — домашние съёмки. Проходит 5—10 лет, и точную информацию сложно восстановить: кто на снимке изображён, место и точная дата съёмки. Общее описание ещё можно восстановить. А если это музейные, архивные фонды? В них иногда подписи к старым снимкам не соответствуют тому, что изображено. Или потому, что работник архива не владел достоверной информацией, или человек, передавший фотографии в архив, почти никого не знает из тех, кто на них изображен, кроме своих ближайших родственников.

Сохранилось очень много дореволюционных снимков с портретами людей, которые снимались в фотоателье, в интерьере. Они хорошего качества, на плотном паспарту. Но можно судить только о том, как выглядят эти люди. Их фамилии и имена не сохранились. Время можно определить тоже только примерно — до революции. На паспарту обычно указан город, где была сделана фотография, и вензель фотографа. Всё остальное не фиксировалось. Такой вот ветер истории.

Шерлок Холмс, или Прикосновение к ритмам времени

– Вы принимали участие ещё в одном масштабном проекте. В 2002—2008 годах в издательстве «Каменный пояс» вышла энциклопедия Челябинской области в 7 томах. В первый раз в истории области?

– В первый. Хорошо бы, чтобы не в последний. Энциклопедия представила читателям людей, предприятия, социально-культурные явления. Она зафиксировала целый срез истории родного края и остается актуальной и сегодня. Это ведь не глянцевый журнал, который пролежит неделю на тумбочке, а потом его уберут с глаз и больше не вспомнят. Хорошая книга, такая, как наша энциклопедия, будет востребована и через 50, и через 100 лет. Это «Брокгауз и Ефрон» Челябинской области!

– Может быть, расскажете о своем проекте — репринтном издании справочника Весновского «Весь Челябинск и его окрестности»?

– Что такое справочник «Весь Челябинск», изданный в 1909 году? Это та же самая энциклопедия, только в миниатюре. Челябинск начала века — в упрощенном, назывном ракурсе. Этот справочник я впервые увидел в фонде редкой книги в Публичной библиотеке. Интересно: когда берёшь в руки старинную вещь, то даже от бумаги идёт определённый настрой. Пожелтевшие страницы, старая типографская печать с буквами «ять». Переносишься сразу на 100 лет назад. Мне захотелось сделать её репринтное издание, чтобы эта книга стала более доступной.

– Кажется, Владимир Боже опубликовал текст путеводителя Весновского в сборнике «Дореволюционный Челябинск в слове современников».

– Да, но он был воспроизведен в современной орфографии. Я, помнится, прочитал его, но особого впечатления он на меня тогда не произвел. Мне в своём издании захотелось передать именно дух эпохи и времени, дыхание старины.

Начали работу. Отсканировали оригинал. И здесь возникли проблемы, о которых я и не подозревал заранее. Пришлось очень долго готовить книгу к печати. Поскольку все страницы сборника были исписаны ручкой — бывший хозяин делал пометки на полях, — пришлось вычищать каждую страницу после сканирования. Решили поискать другой экземпляр, который сохранился лучше. Сделали запросы в библиотеки Перми, Екатеринбурга, Кургана, Оренбурга, отправили запрос даже в Ленинскую библиотеку. Поиски успехом не увенчались. Пришлось работать с тем, что было в наличии. И когда выпустили книгу, представляете, у букиниста объявился второй экземпляр. Поехали, посмотрели: он был в очень хорошей сохранности. Но работа была уже сделана. И хотя проект занял много времени, я рад, что издание выпущено в свет. Понятно, что эта книга не для широкого круга читателей, больше для тех, кто «в теме». Она привлекает «ароматом прошлого», даёт возможность ближе познакомиться с историей родного города.

– История города — что заставило Вас к ней обратиться?

– Всё началось с работы над книгой «Челябинская область в фотографиях». Тогда мы брали в фондах Краеведческого музея «стекляшки», делали сканы, рассматривали их. Возникали простые вопросы: «А что это за улица?», «А что это за место?». Большие улицы, как, например, бывшая Уфимская (ныне Кирова), вокзал — это понятно. А вот снимок с подписью «шоссе на вокзал» вызвал интерес. Значит, между вокзалом и городом было какое-то шоссе. А на снимке — берёзовая роща. Этот участок был не застроен? Пришлось взять карту города за 1913 год. Точно, город кончался на площади Южной (ныне площадь Революции), а дальше шла берёзовая роща. Отдельно стоял вокзал.

Вот так понемногу шло изучение дореволюционного Челябинска. Встречается что-то незнакомое на снимке — хочется узнать побольше и поточнее. Что-то находишь, что-то логически домысливаешь. Пришлось проштудировать старую подписку дореволюционной газеты «Голос Приуралья». Потом заинтересовался фондом городской управы, начал смотреть документы, в них тоже нашёл много интересного о жизни города и горожан. Больше всего мне была интересна повседневная жизнь простых людей, то, как выстраивались их взаимоотношения. И вывод, который я сделал, поразил меня. Оказывается, за 100 лет ничего не изменилось. Да, сменилась внешняя обстановка, атрибуты: конные повозки сменились автомобилями, деревянные строения — каменными: прогресс идёт. А отношения между людьми остались те же самые! Осознав это, я встал на некую ступеньку понимания бытия, что-то мне открылось.

Например, городская управа выпускает закон: навоз со дворов нельзя вывозить на берег Миасса, сваливать и загрязнять реку, надо везти на свалку. Что изменилось? Мы и сейчас загрязняем Миасс, только теперь бросаем бутылки и строительный мусор. Поведение человека, его поступки не изменились. Каждый делает как проще: можно словчить — словчит, можно обойти закон — обойдёт. Суть открылась!

– А какое время в истории Челябинска Вам интереснее всего?

– Очень интересное время после революции — тот период, когда начинается индустриализация. Конец 20-х — середина 30-х. Строятся заводы, город начинает расти. В 1934 году образовалась Челябинская область. Сносят монастырь в центре города, на его месте появляется гостиница «Южный Урал». Одно время перетекает в другое. И уже можешь определить по снимку — это начало или конец 30-х годов. Где-то машин больше, где-то люди по-другому одеты. По штрихам, деталям определяешь — как за ниточку, одно за другим вытягиваешь.

– Как Шерлок Холмс, расследуешь, выстраиваешь хронологию?

– Примерно так. Интересно по старым снимкам отслеживать уклад городской жизни, понимать, как он менялся. Такое чувство, что до первой мировой войны город жил тихой спокойной жизнью, всё было хорошо отлажено. Уездный неторопливый пыльный городок. Начинается война, и уже чувствуется напряжение: перебои с продуктами, дров и угля не хватает… Город наводняется беженцами и военнопленными. О периоде с 1917 по 1919 годы сохранилось очень мало достоверной информации. Власть всё время меняется: то Советы заявляют о своих амбициях, то чешские легионеры легко  захватывают город. В этом времени есть какая-то своя прелесть, своя поэтика, революционная. И, конечно, 30—40-е. Поднимается ЧГРЭС, гигантский тракторный завод. А вот грандиозные планы по строительству газохимического комбината так и не осуществились. В начале 30-х начали геодезическую съёмку местности для Бакальского стального комбината, но вскоре свернули работы, и только в 1941 году вернулись к проекту и строительству Челябинского металлургического завода. В этом времени свой ритм.

О ностальгии и призвании издателя

– А утраченного, деревянного Челябинска Вам не жалко?

– Все меняется. Время идёт. Хотя, конечно, жалко. Деревянный Челябинск — это город моего детства. Район Заречья. Всё моё детство прошло в этом старом деревянном Челябинске. Я и сам жил в маленьком одноэтажном домишке. И печку топили, и воду носили из колонки. Казалось бы, так просто — взять фотоаппарат, пойти и в то время заснять свой дом, свой двор, свою улицу. Но тогда, в детстве, в юности такой мысли не возникало. Казалось, всё это обычно, близко, привычно, и так будет всегда. А в начале 80-х была реконструкция улицы Кирова, и большую её часть, вот эту деревянную, снесли. Начали строить цирк, на том месте, где я жил, сейчас комплекс «Европа — Азия». Когда строили Торговый центр, мы, мальчишки, бегали по его большому бетонному куполу. А теперь смотришь на старые фотографии и думаешь: «Да, вот была деревянная улица Кирова, дома с обеих сторон». И жалко, что не заснял её тогда. Не было понимания, что со временем  все это будет интересно. Причём интерес проявился уже к 50 годам…

– А помните, каким был центр города и прилегающие к нему улицы?

– В сторону центра в детстве меня посылали в магазин за молоком. Я ходил по улице Кирова до улицы Карла Маркса, через мост — туда, где сейчас Художественный салон и где стоит скульптура художника. Там был магазин «Молоко». И дальше до Коммуны я доходил. Но вот что интересно: в детстве, особенно в раннем, каждый пройденный квартал несоразмерно отдалял от дома. Сейчас даже в Екатеринбург за день туда и обратно съездить легче, чем сходить в детстве на «Водную» станцию в парк искупаться. Видимо, физические расстояния с возрастом сокращаются, преодолевать их становится куда легче. А тогда улица Коммуны и проспект Ленина — это была такая даль! Восприятие было совершенно другое. До 4-5-го класса «родным» казался небольшой кусок Заречья: на запад не дальше Торгового центра, а мост по Свердловскому проспекту — это совсем чужая территория. Точно так же и на север. До ул. Калинина — свое, а там дальше Теплотех и район  Кирсараев с дурной славой. А на востоке границей была река. Этот берег, конечно, был наш, а противоположный — уже чужой. Такие вот остались воспоминания…

– Казалось бы, город один, а на самом деле у каждого в детстве он свой, особенный.

– Детские воспоминания всегда самые яркие, самые тёплые. Я сейчас вспоминаю: жили в половине домика на две крохотные  комнаты. В одной комнате печка. Сенки, туалет на улице. Зимой просыпаешься — дом холодный, за ночь выстудился. И пока печка не растопится (а это не раньше, чем через два часа), дом не прогреется. Электроплитка была. Чтобы воду вскипятить, надо было подождать 10—15 минут: это не электрочайник, когда одна минута — и готово. А умывальник — воды налил, ведро помойное вынес. С бытовой точки зрения никаких удобств, а все воспоминания — такие светлые! Наверное, поэтому тот деревянный Челябинск — всегда перед глазами.

– А река запомнилась?

– Конечно, летом всё развлечение — пойти искупаться, благо было близко! Десять минут — и река. Зимой лёд чистили. И на льду (это тоже совершенно ушло) играли в хоккей или просто катались. Собирались ребята со всей округи — и пошла забава. До революции, как известно, на льду также устраивали каток, были даже конские бега. У старого Кировского моста были ступеньки вниз, позднее их забетонировали. Можно было спуститься, под мост зайти. В реке водились раки. Будучи ребятами, мы ловили раков, варили их на берегу на костре. А на улице другие игры были — чика, футбол, штандер, девчонки в классики скакали.

– Получается, была какая-то ниточка, которая связывала Челябинск Вашего детства с дореволюционным?

– Наверное, сейчас эта нить прервалась, и для настоящего поколения уже всё другое. А тогда — да. Мы, мальчишки, этого не понимали, конечно, но на самом деле наши судьбы и судьбы тех, кто жил здесь прежде, пересекались. Например, наш двор. Это, как я сейчас понимаю, прежде, до революции, было дворовое место одного хозяина. Большой каменный дом — хозяйский, во дворе маленький деревянный флигель для прислуги, разные деревянные службы, завозник, каретник, курятник. После революции, понятно, собственность муниципализировали, дома разделили стенками на комнаты-клетушки. Во дворе жили пять семей. У каждого была своя сарайка, чтобы дрова, уголь хранить и т.д. И ещё во дворе была высокая каменная стена, отделявшая наш двор от соседнего. Много десятилетий спустя, полистав старые документы, я понял, что это не просто стена была, а «брандмауэр», который служил защитой от пожара, чтобы не горели дворы друг за другом. До революции, если человек строился, надо было поставить такую стену. Камень, из которого она сделана, взят из карьера в парке. Там его ломали, везли в город и строили эти стены.

Постепенно вся картина проявляется, полнее понимаешь, как жили горожане 50—100 лет назад. А тогда, в детстве: ну, стоит стена и стоит. Сейчас ещё по городу можно встретить  подобные каменные стены, и на ул. Российской, и, конечно, в центре города, где сохранились здания дореволюционной постройки.

– У Вас нет ностальгии по прошлому?

– Есть понимание, что время вспять не повернёшь, вернуться в прошлое нельзя. Но вот что-то сохранить, уберечь — это можно. Наверное, поэтому интересны старые документы.

Понятно, старые дома в центральной части города, — те, что ещё сохранились, — занимают много места, которое можно выгодно использовать или расширить за счет них дороги. Понятно, что старый дом — это старый дом. И жить в нём или его эксплуатировать сегодня — не самое большое удовольствие. Но как сохранить то немногое, что у нас ещё осталось, как, понимая и принимая веяния настоящего момента, соединить пласты старого и современного?!

Что могу, я делаю. К своему 50-летию я выпустил книгу «Старый Челябинск в открытках и фотографиях», где представил дореволюционный город. Подобного издания ранее не было. И чтобы повторить это, надо потратить много времени. Собрать воедино множество фотографий, иллюстраций — это такой труд, которого не видно со стороны. Но кто делает книги, тот знает, сколько на это тратится сил и времени. Конечно, идея эта не новая. Во многих городах России вышли подобные альбомы — визуализация старого города посредством старых почтовых открыток. Я видел несколько таких изданий, но подумал: «в открытках» — это хорошо, но есть ведь ещё фотографии того же периода, которые расширяют видеоряд. Значит, надо дополнить название: «в открытках и фотографиях». Так эта книга и возникла. К юбилею вышел ограниченный тираж в 50 экземпляров. Позднее появилась возможность напечатать дополнительный тираж в 1000 экземпляров. А иначе книга изначально перешла бы в разряд раритетов.

Я специально ограничил отраженный в ней период двадцатыми годами, хотя был соблазн поместить и 30-е годы. Меняется время — меняется и характер изображений. Чёткий водораздел всё-таки 1917 год. До этого — старый уездный тихий городок. А потом на фотографиях появляются шинели, кожанки, вооружённые люди. Они маршируют по Южной площади, привносятнапряженность. Другая эпоха, другое настроение, другие лозунги. Уклад старого городка безвозвратно уходит, меняется. Если будет такая возможность, сделаю вторую часть книги.

– Вы издаете книги. Как Вы ощущаете себя в этой роли? И что вообще значит для Вас быть издателем в современном мире?

– Наверное, главный критерий для издателя — судьба его книги. Если она остаётся на полке или, говоря высокопарно, если она остаётся в истории, значит, ты состоялся. Есть, конечно, и другая печатная литература — в мягком переплёте, отпечатанная на ризографе, которую автор раздаёт своим друзьям, в узком кругу. Это тоже хорошо, но настоящий издатель — это шире. Чтобы сделать масштабное издание, издатель должен сам обладать этой широтой. Не каждой личности это под силу. Я давно уже понял, что рождение хорошей книги — это как рождение ребёнка. Её ещё надо выносить, вложить в неё всего себя, представить изнутри, чтобы самому за неё не было стыдно.