"Философия требует отваги..."

Сегодня исполняется 81 год со дня рождения Мераба Мамардашвили. Грузинского-русского-европейского философа. Человека, чьи лекции воспринимались как откровения, ведь присутствующие на них становились причастными к великой тайне – рождению мысли здесь и сейчас.

Те, кому довелось слышать его, сохранили в своих воспоминаниях это чудо блестящей импровизации, когда Мамардашвили прямо в ходе выступления совершал некий прорыв в неведомое и извлекал оттуда мысль, идею, образ... Но настоящее волшебство заключалось в том, что слушатели переживали его озарения как свои собственные.

Он стал философом в стране, где не было никакой философии,  кроме марксистско-ленинской. Осмелился мыслить тогда, когда за свободную мысль платили жизнью. Его публичные лекции во времена застоя для многих людей стали глотком свободы, возможностью раздвинуть границы сознания.  Его мысли  были его поступками.

«Самое красивое зрелище в человеке – когда человек идет на пределе того, на что вообще способен человек». Поступок – это вот такое приближение к своему пределу. Кто из нас собирал все силы и подходил к этой грани?  Выталкивал себя из душного комфортного мирка? Заглядывал за? Кто пожелает и выдержит эту встречу – с самим собой неведомым? С миром, который не замедлит обрушиться?

Идти на пределе, постоянно совершать это усилие, т.к. «человек есть усилие быть человеком». И не столько важен результат поступка, сколько сам этот внутренний порыв, прорыв к собственным границам.

«Философия требует отваги», - говорил Мамардашвили. Несомненно, надо обладать отвагой, чтобы в советских 80-х высказать/повторить такую мысль: «Агония Христа длится вечно, и в это время нельзя спать».

Пространство и время – всего лишь условия, ограничивающие наше восприятие мира. За границами восприятия времени нет, нет преходящего, и такое Событие, как распятие Христа, является краеугольным камнем нашего существования. То есть мы все со всей нашей цивилизацией и историей живем внутри этого События. Христос умирает за нас прямо сейчас. И потому неприемлем сон сознания. Когда ты находишься рядом с таким свершением,  необходимо духовное и сознательное бодрствование.

Мамардашвили в полной мере обладал свободой и отвагой мышления, которые позволяли ему рождать такие мысли и высказывать их перед аудиторией.

«Представьте себе, что у вас отрешенное ясное сознание, ностальгия по какому-то потерянному раю, которого никогда не было; отрешенность от всякого вашего окружения, от места рождения, от людей, вещей, от всяких обстоятельств вашей жизни. Конечно, такого человека очень часто охватывает страх, поскольку он заглядывает в бездну и чувствует, что принадлежит другой родине, но родине неизвестной, это какая-то пропасть, ясное присутствие тайны».

Мамардашвили и сам жил с этим чувством тоски по неизвестной родине.  И призывал к ответственности не перед страной, но перед истиной и собственным предназначением.

Есть человек,и есть его предназначение. Никто не знает,в чем оно заключается, поэтому никто не может судить человека и его поступки. «Только Бог читает в сердцах людей». Но как  естественно для нас указывать ближнему на его просчеты. Ведь мы всегда знаем, что здесь человек поступил плохо, а здесь хорошо, что вот этот болван, а тот умен.

Мамардашвили  же говорит, что мы ничего не знаем даже о самих себе. Есть предназначение, и только следуя ему,человек в полной мере становитсячеловеком. Но как же следовать, если не знаешь, в чем оно? А вот так – совершать поступки. Рисковать, не зная, приближаешься ты к себе или изменяешь своему пути.

«Только Бог читает в сердцах, я повторяю, а наше дело – идти и совершать поступки, заранее приняв то, что смысл их установится, и он может оказаться плохим для нас, но другого у нас нет... Мы должны идти рискуя, потому что поступокможет оказаться грехом, но другого не дано... Ядолжен совершать поступки, в начале которых я не могу ничего ни различить, ни определить».

Да, рисковать. Но совершать поступки, находясь в том самом осознанном бодрствовании. И доверяя той, пусть небольшой, духовной силе, которая есть  в каждом из нас. И тогда «твой подлинный путь, настоящий, твоя подлинная жизнь, развернется...»

«Там, где мы не рискуем, где мы не поставлены на карту в своих переживаниях, в своих восприятиях и в своей судьбе, – там потерянное время... Потерянное время – это время всех неживых моментов. То есть потерянное время есть то, когда ты мог жить в первом смысле слова, но не жил».

Может быть, жизнь человека и сводится к нескольким ситуациям, когда, совершая поступок, делая выбор, он рискует собой как установившейся личностью, своим положением в социуме, своим восприятием мира, наконец, своей жизнью, но именно в этих ситуациях человек полноценно и безупречно проживает время, отведенное ему, включает все свои духовные силы.

И, наверное, только эти ситуации – ситуации Поступка – имеют значение, когда там, «в беспристрастном эфире будут взвешивать наши сущности».

Мамардашвили говорил, что нет таких механизмов, которые обеспечивали бы, чтобы длились красота, свобода, истина. Они длятся ровно столько, сколько длится усилие человека, их создающего и удерживающего. Это как урок, во время которого рождение мысли, красота, понимание создаются учителем и учениками, но заканчиваются со звонком. И на следующий урок надо начинать все сначала. И каждый урок длить это усилие. Иначе красоте и истине просто неоткуда взяться.

В годы подъема национального движения в Грузии Мамардашвили хотели видеть своим сторонником грузинские национал-патриоты. Но философ остался верен себе. «Художник есть гражданин неизвестной страны, и поэтому к нему не относится проблема, что он должен любить свою родину». И еще жестче: «Если мой народ проголосует за Гамсахурдиа, я пойду против своего народа». Ему угрожали расправой – за что? Снова за мысль, сформулировав и высказав которую, он совершил поступок, в итоге стоивший ему жизни.

«Мы – христиане. И поэтому никакое понятие, даже столь святое, как “Родина”, не может быть поставлено нами выше понятия “Истины”, которая есть для нас “Бог”».

Мераб Мамардашвили был и остается уникальным философом. Именно потому, что он сам совершал и воплощал то, о чем мыслил. Ведь чаще всего ученый, несмотря на умственные прозрения, в жизни остается стандартным человеком. Но для Мамардашвили «мыслить» и «жить» были тождественными понятиями. Читая лекции, он раздвигал границы собственного сознания и сознания слушателей. Он создавал и длил то внутреннее усилие, которое рождает красоту, свободу, истину. Он превосходил собственные пределы. И его мысли были его поступками.