Штрихи к портрету

Среди "пишущих для кино" - а именно их собрали в тогдашнем ещё Свердловске на киносеминар - были люди очень разные. Новосибирск представлял я и почтенного уже возраста писатель-фантаст М.П.Михеев, автор нашумевшей в то время книги "Вирус В-13". И потому меня не удивил в толпе преимущественно молодых "семинаристов" ещё один седовласый господин, прилежно слушающий выступления руководителей семинара Б.Т.Добродеева и М.С.Арлазорова. После них седовласого пригласили для выступления на сцену и представили: "Легенда советского кино, режиссёр Свердловской киностудии Леонид Леонидович Оболенский"...

"Легенде" тогда было почти 70, но то, что и как рассказывал (и показывал!) этот высокий, статный человек с поразительной мимикой и огромными живыми глазами, врезалось в память навсегда. По счастью, я захватил фотоаппарат и сделал несколько снимков.

На одном из снимков Л.Л. прижимает к боку неестественно прямую руку - это иллюстрация к репетициям у Станиславского: любовник, застигнутый женой в то время, как он играл любовнице на флейте (как не вспомнить рязановскую "Забытую мелодию для флейты"!), с перепугу прячет флейту в рукав и все его дальнейшие действия комичны, так как рука не сгибается...

На другом снимке Л.Л. задрал ногу выше головы, делая гигантский шаг (это уже из рассказа про репетиции у Мейерхольда). На этом снимке позднее я попросил у него автограф. Он достал ручку и размашисто начертал:

"Шагающему в кино Саше от шагающего..." - тут перо его замерло. "Из кино"? - подумал я со сжавшимся сердцем. Но Оболенский, лишь на миг скосив на меня огромные и, казалось, вечно смеющиеся глаза, чуть помедлив, уверенно дописал: "от шагающего по кино Леонидыча".

И он оказался прав. Ему предстояло "шагать" по кино ещё почти два десятка лет - и с неизменным успехом.

А в целом он отдал отечественному кинематографу без малого 80 лет!

Воспоминания об Оболенском получаются фрагментарными. И это вполне соответствует стилю его рассказов. Он мог, отвечая на вопрос о Кулешове, увлекшись, горячо рассказывать об Эйзенштейне. Потом, как бы невзначай, добавить: "Я же у них был ассистентом на кафедре режиссуры во ВГИКе. А они кафедрой поочерёдно заведовали: ругали Кулешова - заведовал Эйзенштейн, ругали Сергея - заведовал Кулешов..."

Нескольких семинаристов (мне повезло, и я вошёл в их число) Оболенский пригласил к себе домой. По дороге Надя Ромашова, будущий режиссёр учебных фильмов, рассказала нам, что Л.Л.Оболенский - бывший князь, что в Свердловске он работает сравнительно недавно, один ездит с камерой и звуковой аппаратурой, сам снимает, сам монтирует, сам озвучивает - человек-студия.

Почему его в своё время никто не привёл на телевидение?! Страна слушала бы его, раскрыв рот, ручаюсь! Он был артистичен и по-своему был бы настоящим И.Андронниковым в кадре!..

Л.Л. встретил нас радушно в своей однокомнатной "хрущёвке". Неизменный шейный платок под воротом свежей сорочки, вкусный запах печёного из кухни - на "горячее" Л.Л. приготовил то, что я до сих пор называю "гренками по-оболенски" - ломтики нарезного батона с кусками свежего сулугуни были запечены в духовке до румянца на сыре и посыпаны свежей зеленью. На придвинутом к стене столике стояла машинка "Колибри", а над ней висел громадный фотопортрет юной красавицы. На немой наш вопрос Л.Л., усмехнувшись, пояснил: "Это - моя невеста. Сейчас она в больнице, я её навещаю, а нянечки спрашивают её - кто это? Она отвечает, что это её дедушка, на что они спрашивают: "А почему у него такие глаза?"

Много лет спустя из-за этой истории с его женитьбой на ЦТ запретили показывать готовый фильм об "аморальном" Оболенском. А я, написав ему однажды письмо, получил в ответ сообщение о том, что Л.Л. болен и извиняется, что не пишет сам. Письмо было подписано так: "Секретарь Л.Л.Оболенского Ирина Оболенская".

Его бывшая жена, актриса Клавдия Судейкина, "отказалась" от него, когда он попал в сталинский Гулаг. Это случилось после войны. А в войну он попал в плен к немцам - сорвался с борта стремительно отъезжающего грузовика во время отступления. Из плена бежал, пешком шёл к линии фронта, но, заблудившись, попал в Румынию и там скрывался в мужском монастыре, выдав себя за беглого монаха Лаврентия.

Перед арестом и отправкой на Колыму Л.Л. решил спасти если не свою большую библиотеку, то хотя бы дорогие ему автографы: вырвал титульные листы с ними, сложил в папочку и дал на хранение друзьям. Папочка сохранилась, и он показал нам её. Запомнился титульный лист из альбома "Домье" с записью: "Учителю, ученику и другу, соблазнившему меня на кино, с признательностью (далее по-английски: - в обмен - приобщение к Шараку, Домье и монистическому методу.) С.Эйзенштейн". Да-да, это Оболенский "соблазнил на кино" самого Сергея Михайловича Эйзенштейна, после того, как обучал его у Мейерхольда замысловатой чечётке!

К заключённому в Гулаг могли писать только близкие родственники. Узнав, что К. Судейкина порвала все связи с Л.Л.Оболенским, С.М.Эйзенштейн стал писать ему от её имени. "Это было очень забавно,- рассказывал Л.Л. - он описывал мне все новости в кино и в московских театрах, писал: "Вчера я побывал на очень интересном спектакле", "встретил вчера такого-то" - от своего лица, а внизу подписывал: "Твоя Клава". Письма друга оказывали не только моральную, но и профессиональную поддержку заключённому Оболенскому, ставившему на лагерных сценах, а затем и в Минусинском театре, куда попал с "минусом" по освобождении, спектакли, гремевшие на столичной сцене.

А потом он снова стал артистом кино. Снимался много, успешно. Помню его в Доме кино - высокого, стройного, загоревшего на очередных съёмках, улыбающегося.

- У кого вы сейчас снимаетесь, Леонид Леонидович?

- А-а... разве их можно различить? У Вертипупкина, Свистодырочкина... Это раньше можно было гордо сказать: "Я снимался у Пудовкина, у Кулешова, у Эйзенштейна, у Козинцева"...

Последнее письмо Маяковского Лиле Брик в Берлин заканчивалось так: "Страшно рад был Оболенскому и всем твоим подаркам".

Говорят, всё человечество, благодаря рукопожатиям, знакомо через вторые-третьи руки. Скольким великим я пожимал руку, здороваясь с Л.Л.Оболенским?!!

Он был моим первым педагогом кино, ещё до ВГИКа. И он был незабываемой Личностью. Обаятельной и трагической. Повторю вслед за киноактрисой Галиной Кравченко, написавшей о нём: "Удивительно несправедливой иногда оказывается судьба к людям, даже к тем, кто является украшением человечества".

Спасибо судьбе за встречи с ним!