Из жизни сельского священника

В нашу редакцию попала удивительная книга краеведа Виктора Белова с длинным названием «Вознесенская церковь села Кара-Елги и жизнь сельского духовенства». Автор ее воспроизводит пронзительные документы, рассказывающие о жизни священников XIX века.

В это время в России церковь была одним из крупнейших землевладельцев и богатейшим помещиком, не случайно служителей ее называли попами, кулаками, мироедами. Но рядом с ними жили десятки и сотни других людей, вынужденные по своей бедности «собирать хлебом».

Вот описание этого унизительного процесса, которое дает его непосредственный участник, сельский священник:

«В конце сентября я, по обыкновению всего сельского духовенства, пошел по приходу собирать хлебом. Церковный сторож заложил мне лошадь, растянул по всей телеге полог. Положил несколько мешков, и мы отправились.

Вхожу в первый же двор, встречаю хозяина и говорю: «Не уродил ли Бог хлебца какого и на мою долю?» Мужик скинул шапку, нехотя поглядел на меня; поглядев себе под ноги, надел шапку. Сделал шага два к амбару, опять взглянул на меня и нехотя проговорил:

- Ты чем побираесся?
- Все равно, что есть.
- Можа ржи, ай овса?
- Все равно, что есть.
- То-то!

Я поблагодарил его и ушел. Без меня он вынес мне полумерок ржи. Иду в следующий дом. Вся семья сидит за столом. Я спрашиваю:
- Не уродилось ли хлебца какого и на мою долю?

Мужик положил ложку, рукавом утерся, почесал у себя за воротом и спросил: ты рожью побираешься? Ай еще чем?
- Что дашь, за то и спасибо.
- А посуда своя, ай в нашу?
- Я своей не ношу.
- Поди, хозяйка, дай ему!

Та пошла впереди меня, в амбаре зачерпнула ковш ржи и вынесла. В третьем доме мужик заранее насыпал меру пшеницы, вынес за ворота и ждал меня. Мне пришлось только благодарить его.

Иду дальше, спрашиваю.
- Хлебушка-то мало у самого-то. Тем всем, и дьякону, и пономарю, и дьячку отказал. У самого семья, чай, знаешь, мал мала меньше, а ведь всем надо хлеба. А работник-то я вот весь тут. А осенью пастух упустил табун, последнее-то потравил. Теперь вот тут и живи как знаешь.
- Коль у тебя самого мало, так не нужно.

- Ну, не нужно! Не дать нельзя. Это я тем отказал. У тех шеи-то, как у быков, толсты. А тебе надо дать, – не дать нельзя, только на большем не взыщи. Один даст немного, другой немного, вот и прокормишься. Мир – велик человек. В Писании сказано: с миру по нитке, голому рубашка. Курочка понемногу клюет, да сыта живет. Не дать нельзя. Много не дадим, а немножко уж дадим. Твоим лотком я уж не разживусь. Господь дает на всех: вы наши молитвенники.

Я обычно благодарил и уходил прежде, чем мужик успевал выносить. Но видел, что он вынес пол решетца.

Входишь иногда в дом зажиточного крестьянина, спросишь, по обыкновению; он не торопясь спросит, чем побираюсь, пойдет в избу за ключами, минут пять пропадает там. Подойдет к бочке напиться. Слазит на навес за сеном и отнесет в конюшню и потом пойдет в дальний за деревню амбар. Он ушел, а ты стоишь и томишься от грусти и досады и не знаешь, куда деваться. Стоишь иногда 15-20 минут, сердце ноет, ждешь не дождешься конца этой тоски, теряется всякое терпение, и, наконец, видишь, что тебе несут полрешетца ржи… Увидишь это и от досады, кажется, провалился бы. Нехотя поклонишься и пойдешь в следующий двор. Но здесь иногда мужичок, несравненно беднейший, давно уже припас тебе большое лукошко или меру пшеницы и ждет тебя. Перед этим крестьянином, наоборот, становится как-то уже неловко, стыдно, и ты не находишь слов благодарить его – 5-6 раз скажешь ему спасибо и 5-6 раз поклонишься ему.

Таков был мой сбор хлебом на первый год моего священничества (конец 1840-х), таков он и до сего дня 1880 года у каждого сельского священника.

Надобно быть сельским священником, надобно испытать, чтобы понять то невыносимо тяжелое, то убивающее душу состояние, ту тоску, ту горечь, то унижение, то леденящее кровь и жгущее сердце отчаяние, ту одуряющую злобу, какие испытывает собирающий хлебом священник! Человек, не испытавший этого на себе, понять этого не может. Даже я, видевший сборы хлебом моего отца, деда и других, не понимал этого вполне. И понял их вот только тут, когда пришлось собирать самому».

Вот и сегодня мы чаще замечаем иномарки, на которых ездят служители церкви, дорогие часы, мелькнувшие из-под рясы. Но большинство людей, которые сейчас приходят служить Богу, в полном смысле слова не имеют ничего.

Отца Святослава (Соболькина) из села Клястицкого называют бессребреником. В 41 год нет у него ни кола ни двора. Только пять дочек, старшей Насте пятнадцать, младшей Злате 2 года, да изнурительный жертвенный труд без отдыха и выходных.

- Бессребреник – это громко сказано,- не согласен он. – Наверное, потому так говорят, что без денег храмы восстанавливаем. А так у нас все необходимое есть. Господь подает через людей.

Дядька уехал на Север и оставил им свою двухкомнатную квартиру в Троицке, где не знаю как они размещаются всемером. Тем более матушка Ольга вновь ждет ребенка.

- Сколько вы получаете как настоятель? – допытываюсь у батюшки.

- Мы зарплату не получаем, не оформлены даже, – разводит руками отец Святослав. – У алтарника Саши семьи нет, ему ничего не нужно. Прихожане его кормят: в храм еду принесут или к себе зовут. Женщины, пенсионерки, моют, убирают здесь. И дети у нас одеваются в то, что люди дают. Священник живет за счет прихода. У нас все работают во славу Божию.
Раньше певчих приходилось приглашать из Троицка, сейчас дочки отца Святослава, выросшие в храме, сами поют в хоре. Три из них профессионально учатся вокалу, да и у матушки Ольги, кроме того что она кандидат наук, есть еще музыкальное образование. Так что некоторые специально приходят послушать их пение.

Деньги за проданный товар (свечи, иконки) и совершенные требы (крещение, отпевание) перечисляются в епархию. «Сдали отчет за четвертый квартал – мы опять в убытке, – сокрушается отец Святослав. – В храме газ подключен. И за тепло мы такие расходы несем, зимой они больше, чем доходы».

- А правда, бывает, что голодать приходится? – спрашиваю священника.

- Сейчас, слава Богу, все есть. Да и родственники у нас все в Троицке – детям-то уж помогут. Бывает, совсем нет денег. Но сейчас у многих людей такое положение.

Он осознанно выбрал этот путь, хотя вместе с женой закончил Троицкую ветеринарную академию, где остался на кафедре фармакологии, преподавал студентам латынь. На третьем курсе института пошел креститься к настоятелю Свято-Троицкого храма отцу Иову (он полгорода крестил, любим народом, сейчас уже игумен, принял монашеский сан).

- Православие у нас в крови. Один храм – возле дома, другой – рядом с институтом, – рассказывает отец Святослав. – Летом пошел восстанавливать самый древний собор Троицка. Мусор вытаскивал, шпаклевал, штукатурил, во всех работах участвовал, да так там и остался. Владыка Иов в 1998 году рукоположил меня в дьяконы, потом через год – в священники. А затем благословил восстанавливать храм в селе Клястицком.

В 27 лет отец Святослав стал настоятелем старинного казачьего храма, от которого остались одни своды. Когда он приехал сюда в первый раз, ветер, дождь лил сквозь крышу, ни окон, ни дверей. Тридцать дней из поруганной церкви вывозили мусор. Восстановительные работы продолжались 12 лет. Они и сегодня окончательно не завершены. Но митрополит Феофан дал священнику новое благословение – возрождать храм в казачьей станице Кособродская, в 50 километрах от Троицка. «Он, как и мой первый храм, посвящен Святой Троице». Как и у храма в Клястицком, нет у него счета в банке. Люди приезжают сюда, как и 170 лет назад, и спрашивают: «Чем вам помочь»?

В Кособродке всего 368 жителей, а церковь огромная, одна крыша – 500 квадратных метров. Это памятник архитектуры, возведен в 1829-1832 годах. Долгое время здание использовалось под зернохранилище – сюда входило до 700 тонн зерна. Машины заезжали прямо в алтарь. Весь храм в плачевном состоянии. Но самая большая проблема – готовый рухнуть свод, насквозь размытый водой. Потому прошлым летом все силы направили туда: укрепляли свод, делали крышу.

- Как же вы ее делали, без кранов, механизмов?

- В станице всего пятеро казаков осталось. У одного трактор, у другого – КамАЗ. Вместе все расчистили, бревна привезли и леса по старинке поставили. Было бы у людей желание, Господь не оставит, – уверен отец Святослав. – Это работа благодатная. Когда все дружно берутся, с радостью, с любовью, тяжесть ее не замечаешь. Каждое утро начинали с молебна, на него некоторые за десять километров через лес приходили.

Кособродка – особый мир: место очень красивое, природа нетронутая, и люди одной семьей живут. В годы Гражданской войны красные собрали казаков возле храма помолиться в последний раз. Потом всех расстреляли за селом – братская могила там с памятником. Местным жителям очень дорог храм. Бабушки с дедушками всю жизнь возле разрушенной святыни прожили. Теперь плачут от радости, что над храмом на крыше молотки стучат. Несут строителям молоко, яйца, кто что может.

Подъехал как-то длинномер с кирпичом. Как мы его вчетвером разгрузим? Вдруг со всей станицы потянулись к храму люди – женщины, старики, дети. За час вместе все раскидали, глазам не верим.

В храме еще и алтаря нет, а большая престольная икона уже есть. Написал ее казак, бывший директор школы, а теперь питерский художник. Он сам и привез ее на поезде, узнав о возрождении старинного храма. С ней обошли церковь крестным ходом. Нашлась и правнучка священника, полвека служившего здесь до 1917 года. Она пишет книгу о протоиерее Дмитрии Селянинове и собирается приехать.

- Восстановленные храмы – это и есть наша вера, – говорит отец Святослав.

Источник: mediazavod.ru