Интонация

Очередной самолет привез меня в Москву на этой неделе, пока другой самолет на следующей не увезет меня обратно - и потом это будет повторяться еще много раз. Я смотрел в окно на береговую линию Лонг-Айленда и крошечную родинку Манхэттена за ним, потом на мои любимые дикие пейзажи северо-востока Канады и юго-запада Гренландии, потом я заснул и проснулся уже только у островов рядом с норвежским берегом - и еще через два часа под низкой бесцветной облачностью появился снег Шереметьево с грязно-черными клеточками автомобильных дорог.

Я выбираю места в самолете с правильной стороны, чтобы смотреть на восход или закат, я уже точно знаю, где/когда именно будет трясти в это время года, но Лонг-Айленд, Гренландия, норвежские острова или Шереметьево с этой высоты - не более, чем концепт, дизайн-макет, по размеру не больше, чем бортовой журнал, который читает сидящий рядом со мной кореец. На этом этапе своего путешествия я думаю, что расстояние в милях между мной и моими чувствами приблизительно сопоставимо с расстоянием от Нью-Йорка до Рейкьявика (при подлете к которому в обоих направлениях я обычно уже сплю).

Так что я нажимаю металлическую кнопку и откидываюсь в своем кресле у окна, между музыкой в моих наушниках и обедом, немного заскучавший, немного странный, ставший на год старше - я помню, как маленьким мальчиком в большом, но провинциальном городе я ездил с бабушкой в аэропорт просто смотреть на самолеты, а потом в парке задирал голову, смотря как в ясном небе эти самолеты настойчиво прочерчивают настолько твердые и прямые белые линии, что, казалось, для того, чтобы чертить такие линии, необходимо точно добиться концентрации в одном месте (самолете) невероятного количества очень хороших и правильных людей.

Сейчас же я медленно перевожу свой взгляд с экрана в кресле впереди меня на разносящего обед стюарда (я помню, что видел его уже минимум на четырех рейсах в этом году), потом на книгу, которую я стараюсь дочитать. Вдруг хотелось, чтобы этой книгой был "Моби Дик", и я читал бы на этом рейсе, пролетая над такой красивой Гренландией или Канадой, о мужчинах, кидающих гарпуны во что-то гораздо большее и, вероятно, гораздо лучшее, чем они сами, полные желания убить это, полные желания увидеть эти появляющиеся гигантские фонтаны крови, убеждающие их в том, что сами они существуют.

Я вспомнил, как я читал другую книгу о том, как девушка, перед тем как упорхнуть на каникулы в летний дом своих богатых родителей, попросила своего бойфренда за время ее отсутствия улучшить свое мастерство в оральном сексе - и дала ему практический совет: постараться кончиком своего языка включать и выключать свет каждый день по сто раз, пока он не освоит все нюансы силы нажима и свободы движений.

Я представил его, как он занимается этим упражнением каждый вечер, увлеченный этим больше, чем когда-либо был увлечен своей математикой; капли пота на верхней границе бровей; считающего про себя "тридцать семь, тридцать восемь"; фокусируясь только на этой цели и предвосхищая, как квадратное уравнение ее удовольствия поддастся простой логике этой его простой математики.

Может быть даже, он выкрутил лампочку в своей комнате, чтобы никто на улице не подумал, что происходит со светом каждый вечер в квартире 174. Может быть, когда он стоял в пяти сантиметрах от стены, от выключателя, в темноте, ощущая как старые обои становятся чуть влажными от его дыхания, он представлял себе будущее - это будущее было как какой-то шикарный замок, стоящий на берегу, к которому он гребет не столько даже с помощью весла, сколько с помощью своего уставшего кончика языка.

Я читал в той книге, как девушка его, конечно, бросила и никогда не вернулась - на одной из вечеринок она встретила другого, который очаровал ее тем, что прекрасно разбирается в вине и мог, только пару секунд понюхав носом, определить, насколько выдержанным является это каберне.

Часто от нас требуют стать гораздо лучше - иногда это значит стать гораздо лучше в чем-то, к чему у нас нет никакого таланта. Или же мы сами стараемся достичь как можно больше в том, чего у нас никто не спросит и что у нас никогда не будет возможности применить. И тогда мы требуем от самих себя какого-то логического анализа и понимания того, что просто происходит вокруг само по себе. Именно тогда мы начинаем быть несчастливыми - состояние, в котором когда-нибудь оказывается любой человек, но мало кто умеет его с честью принять, не раздувая это состояние до большого несчастного шторма, который оказывается очень сложен, обходится дорого, кажется со стороны красивым, и обычно хранится в глубокой тайне от всех остальных.

Прилетев обратно и еще не улетев куда-либо еще, я хожу по улицам и смотрю на людей, которые носят свои лица, как одежду, скрывая, что прячется за ними - и представляю сколько за ними таких скрытых талантов, скрытых достижений тела или ума, на которые они положили столько времени и надежды, но которые оказались никому не нужны. Этих достижений, и потерянных направленных не на то усилий, и стремлений быть кем-то другим чтобы доказать кому-то что-то или добиться чьего-то расположения, хватило бы на то, чтобы занять целые оркестры, чтобы от этого напряжения лопались лампы в уличных фонарях, чтобы от этой энергии могли бесконечно летать сотни самолетов, хватило бы на сотни других жизней, которые мы могли бы прожить.

Источник: Martin Torp