Наивный гений...

Гениев гноили в тюрьмах, сжигали на кострах, выбрасывали умирать на помойку, заставляли погибать молодыми (как бы, например, на дуэли). В лучшем случае просто не замечали. Так было всегда.

Среди гениев попадались такие, кого подобное отношение возмущало. Но были и те, кто на тупость социума (и тупость власти) не обращал никакого внимания. Термен был как раз из таких. Наивных и лёгких и совсем не роптавших ни на судьбу, ни на генсека, ни на страну, в которой «догадал его чёрт родиться с душой и с талантом». Даже когда уже стало можно роптать, он, напротив, в возрасте 95 лет (в 1991 году, за два года до смерти) вступил наконец в Коммунистическую партию.

Стать партийным Термен желал всю жизнь. И теперь, после всех репрессий и издевательств, которыми его побаловала система, после многочисленных отказов и бюрократических проволочек, — добился-таки своего, получил партбилет.

С партбилета твёрдо смотрит сморщенный дряхлый старик, ровесник века. Лев Сергеевич Термен, год рождения — 1896-й. Членские взносы уплачены.

Термен всегда умел удивлять. Он материализовывал такие вещи, при виде которых в действии современникам оставалось только развести руками и, похлопав этого скромного худощавого интеллигента по плечу, слегка опасливо заметить: «Ну вы, батенька… даёте!» Как-то так, наверное, отреагировал Владимир Ильич Ленин, когда Лев Термен продемонстрировал в Кремле свой терменвокс. Шёл 1922 год, время электрификации, время больших коммунистических перемен.

Коротко о терменвоксе: это первый в мире электронный музыкальный инструмент. Его создал российский изобретатель Лев Сергеевич Термен в 1920 году. У терменвокса есть одна главная характерная особенность: на нём играют, к нему совсем не прикасаясь. Лишь специальным образом двигают около него руками. Похоже на волшебство. (Подробнее об инструменте и о том, как он работает и как на нём играют, см. в «Википедии».)

Каждое — даже незаметное глазу — движение человека, находящегося рядом с терменвоксом, превращается в характерный глиссандирующий звук. Поэтому никто, кроме исполнителя, не должен приближаться к инструменту во время концерта. Даже малейшая дрожь тела играющего отражается на звуке, то есть на результат, исходящий из динамиков, непосредственно влияет и дыхание музыканта, и его сердцебиение, короче — любые колебания его тела. Эта особенность позволяет говорить о терменвоксе не только как о первом электронном музыкальном инструменте, но ещё и как о самом «живом» и выразительном из всех электронных музыкальных инструментов.

Появился терменвокс вроде бы как случайно: физик Термен тогда занимался вещами, на первый взгляд совершенно с музыкой не связанными, — изучал свойства газа. Но поскольку он был музыкантом (до революции окончил Петербургскую консерваторию по классу виолончели), то проявившийся при работе с радиоаппаратурой эффект «паразитных» шумов не остался для него незамеченным. А ещё через два года изобретатель представил вождю революции два прибора, в основу которых был положен этот эффект: первый прибор представлял собой бесконтактную охранную сигнализацию, второй — собственно музыкальный инструмент (позже получивший название терменвокс, то есть «голос Термена»).

Ленин был впечатлён. Не менее впечатлён был и сам Термен. О встрече с Ильичом он потом вспоминал всю свою долгую жизнь, крайне, надо сказать, насыщенную событиями и встречами с замечательными людьми. Но хотя Термен знал многих великих по обе стороны океана, именно знакомство с Лениным он считал для себя важнейшим и решающим. «Полтора-два часа, которые я был счастлив провести около Владимира Ильича, словно заново открыли мне огромное обаяние его, теплоту, доброжелательство, всё, что особенно осознаёшь при личной встрече», — говорил он. С тех пор он был предан революции и партии всегда и несмотря ни на что.

И действительно, жизнь Термена после встречи с Лениным круто переменилась.

Молодому изобретателю выдали бумагу, в соответствии с которой он получал право бесплатного и беспрепятственного проезда по всем железным дорогам России — чтобы показывать терменвокс народу, давать концерты «радиомузыки» и читать лекции о перспективах освоения электричества в искусстве и жизни. Его изобретение идеально вписалось в программу электрификации всей страны. («Я всегда говорил, что электричество может творить чудеса. Хорошо, что именно у нас электрифицирована даже музыка!» — так, по словам Термена, сказал ему сам Ленин.)

Термен дал более 150 выступлений в городах и сёлах Советской России и имел неизменный успех как среди любителей музыки, так и среди энтузиастов радиотехники.

А потом, в 1926 году, изобрёл телевидение…

Вообще-то считается, что телевидение изобрели совсем другие люди. И так, собственно, и есть — официально ТВ появилось в СССР в 30-е годы, и фамилия Термена до сих пор в истории телевидения не фигурирует. А напрасно. Первые разработки «дальновидения» Термен вёл ещё при жизни Ленина, а абсолютно готовый прибор, с помощью которого можно было наблюдать на экране 150x150 см движущееся изображение, представил в 1926 году. Устройство это было по тем временам абсолютно инновационным, оно позволяло вести передачу уже не из тёмного помещения, как в более ранних разработках, а прямо с улицы, в условиях естественного освещения…

Прибор тут же засекретили, предполагая использовать его для охраны государственных границ. И благополучно о нём забыли. Так в нашей стране поступали с великими изобретениями довольно часто. Либо вовсе не обращали на них внимания (в результате мы потеряли очень многих гениальных учёных и очень много изобретений), либо секретили. Да и сейчас ещё закапывают в землю множество прекрасных, хотя и труднореализуемых идей. Может быть, проект «Сколково» будет способствовать прекращению этой многолетней практики? Кто знает…

Термену за «дальновидение» выдали очередную Госпремию и отправили в долгосрочную командировку за рубеж. Сначала в Европу, а потом в США. Где Термен благодаря своему терменвоксу немедленно сделался знаменитостью и миллионером. Об этой командировке написано довольно много, поэтому подробно мы на ней останавливаться сейчас не будем. Скажем только, что параллельно с красивой жизнью в Нью-Йорке, наполненной роскошью и тусовками с Дюпоном, Фордом, Рокфеллером, Чарли Чаплином, Эйнштейном, Гершвином и прочими VIP-персонами, Термен работал советским шпионом.

«Мои беседы с военными и с людьми американского военного бизнеса отнюдь не сводились к разговорам о музыке. Поверьте, я был неплохо информирован о планах американского политического олимпа, и из того, что мне стало известно, понял: не США, а страны фашистской оси — наш будущий военный противник», — расскажет он в 1988 году «Московским новостям». А тогда, в конце 20-х, каждую неделю, между очередным концертом, встречей в клубе миллионеров и работой в лаборатории, он шёл в неприметное кафе, где двое в сером (работники советского посольства) заставляли его выпивать два стакана водки, а затем подробно обо всём расспрашивали. По поводу водки искренне служивший родине Лев Сергеевич позже с удивлением скажет: «Они что — не доверяли мне, что ли?» Впрочем, он сразу же придумал противоядие — съедал перед встречами по пачке сливочного масла.

О том, насколько важна была для нашей страны выполняемая Терменом работа, он через много лет полушутя обмолвится в разговоре с Булатом Галеевым (ныне покойным пионером российского медиаарта, автором книги о Термене «Советский Фауст»): «Вы знаете, а я ведь в Америке был как Рихард Зорге в Японии». Однако в 1938 году Центр почему-то перестал нуждаться в услугах Термена. И тогда миллионер Лев Термен внезапно исчез.

Сам он утверждал всегда, что вернулся на родину по своей воле (начиналась война, и он почувствовал, что нужен). На самом же деле его просто заставили вернуться.

В Америке осталась молодая жена (красивая танцовщица-негритянка), о которой он потом всю жизнь вспоминал с любовью и сожалением…

А в СССР его ожидали репрессии...

Истории, подобные той, которая случилась тогда с Терменом, намекают на нечто вроде коллективного невроза. Ведь если присмотреться, получается, что многие талантливейшие советские люди того времени как бы сами приносили себя в жертву: они будто бы нарочно совершали некие поступки, которые спровоцировали соответствующую реакцию НКВД. Особенно когда репрессии развернулись уже на полную и напряжённое ожидание чего-то нехорошего постоянно висело в воздухе. Многие жертвы репрессий как-то неосознанно подставлялись. Как бы чувствуя, что это кому-то зачем-то нужно. Нет, они не делали ничего противозаконного, но… просто обращали на себя особое внимание.

Термен тоже, разумеется, никаких преступлений не совершал (как не совершал их почти никто из невинно замученных и убитых в то время людей). Вернувшись в СССР, он ещё полгода довольно спокойно жил в Ленинграде, и его никто не трогал и не вызывал. Но в марте 1939 года он вдруг почему-то сам решил поехать в Москву и отчитаться за командировку.

Пробился к Ворошилову, напомнил о себе — и был арестован.

Его осудили на восемь лет исправительно-трудовых работ за участие в убийстве Кирова (причём в момент убийства Кирова обвиняемого просто не было в стране). Но удивляет не только нелепое обвинение, но и совершенно детская, наивная и простая реакция Термена на то, что с ним стало после этого происходить. Он, казалось, не только не возмущался, но был как-то даже благодарен властям. Наверное, за то, что ему в результате всё же дали возможность работать и даже обеспечили необходимой техникой.

Исправительно-трудовой лагерь на Колыме. Там гения заставляли грузить и возить камни. В итоге он сконструировал для своей тачки монорельс, стал выполнять по нескольку норм в день.

Не прошло и года, как его вернули в Москву. Попал в знаменитую шарашку на Яузе, где трудились на благо родины многие знаменитые учёные-заключенные... Термен тоже стал трудиться…

Нельзя сказать, что родина совсем не оценила эти труды. Например, в 1947 году Берия представил Термена к Сталинской премии 2-й степени за разработанную им для спецслужб уникальную систему подслушивания на расстоянии «Буран». По свидетельству академика Ландау, Сталин, лично утверждавший списки лауреатов, перечеркнул цифру «2» напротив фамилии Термен и написал «1». Сталинская премия 1-й степени была довольно серьёзным финансовым поощрением. А вдобавок означала освобождение. Правда, и срок уже почти закончился…

Но жить на воле изобретателю было невозможно — никаких условий для работы! Элементарно негде было достать нужные детали и приборы. Поэтому сразу после освобождения Термен попросился обратно. И продолжил творить на благо отечественного военно-промышленного комплекса.

Всё это время родственники Термена ничего не знали о его судьбе. Думали, что он сгинул где-то ещё в Америке. Лишь во второй половине 60-х Термен «легализовался в миру», уволился из органов, получил место при Московской консерватории, стал заниматься своими любимыми разработками в области музыки. Правда, тогда в консерватории всё было слишком консервативно (это сейчас там есть центр электроакустической музыки, названный в честь Термена Термен-центром). Поэтому Термену нормально работать не давали, и ему пришлось уйти. Его приютили в университете, на кафедре акустики. Там он продолжил свои исследования в области регистрации электрического излучения человеческого тела и биоакустики, создал многоголосый вариант терменвокса, работал со студентами. Но в целом его таланты были не слишком востребованы. Хотя изобрести он мог бы ещё множество всего, получи он грант, что ли, какой-нибудь или что-нибудь в этом роде.

Чиновники ничего и слышать не хотели о его новаторских идеях. Более того, ему не разрешали приходить на работу по выходным. И это привело Термена к вынужденной киномании: поскольку дома условий для работы не было никаких, да и вообще было тесно, субботу и воскресенье Лев Сергеевич целыми днями тратил в кинотеатре — просто чтобы скоротать время до понедельника. По словам Булата Галеева, гений вёл тетрадь, в которую записывал названия уже посмотренных фильмов («Не люблю два раза смотреть одно и то же».) В этой тетради набралось в итоге более четырёх тысяч наименований...

Подобное отношение к людям, которых на Западе чтят (или могли бы чтить) как великих учёных, стало в России какой-то недоброй традицией. Термена в США и Европе знали все — как легендарного создателя первого электронного музыкального инструмента. И с удовольствием бы приняли и дали бы ему всё, если бы только он захотел к ним приехать. Но он был патриотом и последовательным адептом коммунистической идеи, и до Запада ему особого дела не было…

Только последние годы своей жизни он стал иногда отзываться на приглашения и выбираться за границу, на разные фестивали современного искусства, где его принимали как гуру. В СССР же он был почитаем лишь в узких кругах любителей электроники и медиаарта. Они видели в терменвоксе огромный потенциал, особенно в сфере его соединения с новейшими компьютерными технологиями. Да и до сих пор терменвокс продолжает будоражить, вызывая к жизни неожиданные идеи и проекты (например, вот проект интерактивного клуба-театра с использованием терменвокса)…

Но главным, что занимало ум Термена в последние 10 лет его жизни, был не терменвокс. Его всерьёз увлекала проблема бессмертия. Причём он был на пороге решения этой проблемы.

О бессмертии Термен всерьёз задумался ещё в 1924 году — когда умер Ленин. Лев Сергеевич тогда не раз обращался к советскому руководству с просьбой заморозить умершего Ильича. Чтобы через некоторое время вернуть его к жизни. А в 80-е годы Термен, объясняя в интервью Булату Галееву свою идею «микроскопии времени», которая должна была вывести его на решение проблемы бессмертия, говорил так: «Красные кровяные тельца — это такие «существа» (их видно только под микроскопом), которые бывают разных пород, и они меняются в связи с возрастом человека. Обнаружено несколько сроков и периодов их смен. И в эти моменты новые «существа» воюют со старыми, отсюда возникает старение. Нужно уметь вовремя отбирать эти «существа» из донорской крови. А её нужно много! Поэтому как их отлавливать, в каком возрасте — и сказать-то никому нельзя!..»

Его идеи о бессмертии были, конечно, совершенно визионерскими. И тем меньше имели шансов быть понятыми. Ещё одна цитата: «Мы уже проводили эксперименты в Медицинской академии, с Лебединским. На животных. Кое-что уже получалось. Но чтобы изучить поведение кровяных телец, чтобы научиться их отбирать и размножать, нам была нужна сверхскоростная кинокамера на 10 000 кадров в секунду. И ещё очень высокочувствительная плёнка нужна, потому, что «существа» эти нельзя сильно освещать, они погибают от нагрева… Ведь когда мы смотрим в микроскоп, мы всё видим в увеличении во много раз. А скорость движения этих «существ» в крови остаётся той же. Нужно замедлить её во столько же раз, и тогда мы будем воспринимать их в естественном для них виде, как будто мы сами проникли в их мир. Для этого надо будет посмотреть снятую сверхскоростной камерой плёнку на обычном проекторе. Я уже пробовал кое-что и придумал даже, как их голоса услышать, которые мы обычным ухом не замечаем. Я не только кровяные тельца проверял, но и, кроме того, сперматозоиды. Все эти «существа», знаете, под микроскопом водят хороводы и поют. И в их траекториях движения — определённая закономерность. Это очень существенно…»

Эти и другие подобные слова Термена вызывали недоумение и скепсис даже у его друзей из мира науки. Не говоря уже о людях, распределявших средства… А ведь Термен никогда в жизни не потерпел ни одного поражения в реализации своих идей, если до этой реализации всё-таки доходило дело. И вот это в самом деле очень существенно.

Источник: chaskor.ru