Идея предательства или идея беззаветной любви – это вечная тема

Аза Алибековна Тахо-Годи - вдова великого русского ученого Алексея Федоровича Лосева. Интервью было взято у нее в связи с ее 85-летним юбилеем (2007 год).

– Вам уютно в современном мире как ученому, как человеку? Уютно сегодня в МГУ?

– Я внешним миром мало занимаюсь. Поскольку у меня мое дело, моя наука о древностях, внешний мир меня не интересует. Все, что совершается в мире, во внешнем, да и в каком угодно, совершается по воле судьбы или по промыслу Божьему. Поэтому все неурядицы от нас не зависят. Цели мы не знаем – ни промысла Божьего, ни судьбы – поэтому на эту тему страдать и мучиться не стоит. Тем более, что мы не можем задавать вопросов высшим силам. Каждый должен делать на своем месте то полезное, что он может. Маленькие ручейки сливаются в большую реку. Каждый, кто чем-то занимается, должен в меру своих сил все выполнять. По совести.

Все повторяется 

– Сейчас время – клипового мышления, фабрик звезд.

– Я слышала «Фабрику звезд», потому что Пашу Артемьева знала, когда он совсем не был «звездой», а просто очень милый был мальчик Паша. Талантливый мальчик, симпатичный. Я видела его последний раз года два тому назад – он же бесконечно путешествует.

– Какое же место занимают в сегодняшней жизни античная литература, античная культура?

– Никакого. Какая античность может быть связана с «Фабрикой звезд»? Хотя в античности на самом деле было все. Многое просто повторяется, только люди этого не знают. Все страсти, трагедии – все ведь уже было тысячи лет тому назад. Просто об этом забыли. Так что не мешает почитать какого-нибудь поэта, хотя бы Гесиода – у него говорится о том, что такое жить в Железном Веке.

– Сейчас какой век – Железный?

– Наверное, уже не Железный, а какой-нибудь еще, новейший. Железо ведь может быть закаленным – тогда это сталь. У нас уже, наверное, был Стальной Век. Теперь еще, наверное, что-то надо придумать.

Современный мир

– Как Лосев реагировал бы на современный мир?

– Трудный вопрос. Я думаю, он сидел бы у себя в кабинете и работал на будущее. Потому что книги, которые он писал, становятся все более нужными. В свое время его ведь проклинала советская власть, сажала в лагерь, на Лубянку. Но он тем не менее ежедневно работал. Идеи выражал. А идея – страшная сила. Идеи могут повести за собой миллионы. Про его книги теперь говорят знатоки и специалисты по самым разным проблемам, как про книги XXI века. Современные и нужные. Все время просят издать, переиздать, прокомментировать. Так что, я думаю, он свои идеи бы выражал. Это был бы его ответ на окружающую действительность.

– Экранизации античности вам нравятся? Та же «Одиссея» Кончаловского, спектакли Питера Штайна?

– Экранизации античности переделывают все в угоду публике. Особенно, конечно, американцы отличаются. Денег тратят массу. Смотрят, как отзовется публика. Надо, чтобы конец был благополучный. А Питера Штайна мы видели. Мы, университетские профессора и специалисты, ходили, смотрели Питера Штайна. Надо сказать, что постановки у него интересные – потому что он не отходил от текста. Он наоборот, старался так внимательно делать, что спектакль рано начинался, чуть ли не в 12 дня, а кончался поздно вечером. «Одиссею» Кончаловского я не видела, но мне говорили наши филологи, которые смотрели, что там как будто тоже всякие вещи фантастические. На самом деле в античности ничего не надо выдумывать. Там без всякой выдумки такое количество невероятных коллизий, конфликтов, драм самых настоящих, ужасных. Ничего не надо придумывать самому – все ведь и так есть. И это куда более интересно, если это по-настоящему представить, конечно.

Прекрасный спектакль

– Насколько древнегреческая трагедия может быть адаптирована современными артистами, режиссерами?

– Ее давно у нас ставили. Помню, в театре Вахтангова, еще было музыкальное сопровождение, а играла знаменитая пианистка Мария Вениаминовна Юдина. Камерное было исполнение, и прекрасный был спектакль. Были 40-е годы. Потом ставили роскошно эсхиловскую трилогию с музыкой Танеева в Кремлевском театре. Даже Студенческий театр школы Вахтанговской тоже ставил античные пьесы – и великолепно. Самое любопытное, что античная трагедия гораздо более удается, чем комедия. Потому что в трагедии всегда заложена большая идея, миф, который рассчитан на тысячелетия. Идея предательства или идея беззаветной любви – это вечная тема. Или гибель целого города, страны. Поэтому трагедия вне времени, она звучит совершенно адекватно как в древности, так и теперь.

– Что вам интересно сегодня, кроме античности? Что вы читаете?

– Я много всего люблю. Во-первых, поэзию. Массу всего читаю. Во-первых, книги. Многие на них только смотрят и не читают. Я обычно читаю к ночи, потому что днем работаю. Люблю поэзию, XIX века, например. Пушкин – естественно. Лермонтов – один из любимых. Тютчев – самый-самый. Античное в нем тоже есть. Люблю символистов, воспоминания. Из прозы? Неужели вы думаете, что я буду читать Пелевина какого-нибудь? И не собираюсь. Зато Достоевского могу перечитывать бесконечно. «Войну и Мир» Толстого регулярно перечитываю – раз в несколько лет. Чехова всегда перечитываю. А вот Тургенева – не перечитываю.

– А телевизор?

– Не смотрю. Моя племянница покупает DVD, кассеты, и мы смотрим, если есть настроение и время. Поскольку времени нет, крайне редко. Последнее смотрели – «Гордость и Предубеждение» Джейн Остин. Я даже перечитывала специально. Один из фильмов, который сделал Мэнсил Парк по ее роману, был занудный. Да и роман сам тоже.

Без досуга

– Музыку слушаете?

– Слушала, а сейчас – редко. Бетховен, главным образом. Я люблю драматизм, а Бетховен – драматичен. Другое дело – Моцарт, это уже, когда хочется чего-то безоблачного. Но предпочитаю Бетховена и Вагнера. Вагнер, конечно, потрясающий, это я могу всегда слушать.

– Что это – быть женщиной-ученым, пожертвовав многим, быть может, всем ради науки?

– Да чего там жертвовать. Мало ли женщин-ученых, которые обременены семьями. Сколько угодно. Не знаю, как они там обходятся. Может, они жертвуют своими семьями, и дети ходят беспризорные. Или наоборот – имеют разных нянек, гувернанток. Или в детский сад отдают, потом в школу и тому подобное – кто его знает. Я не знаю. Для меня это естественно, я ничем абсолютно не жертвую, потому что мне просто интересно. С детства любила науку, книги, читать. Поэтому чего ж тут?

– Что дает силы работать, идти каждый день в университет?

– Наверное, от природы что-то есть. Может быть, что-нибудь генетическое. Кто его знает. А может быть, потому что я с детства хотела жить долго. Почему-то у меня была такая идея. Я была девочкой, и мне очень хотелось увидеть, что будет через сто лет.

– На досуге что делаете?

– Досуг? Что это? Какой досуг? Какое такое слово?

– У вас нет такого слова в словаре?

– Нет. Такого у меня нет. Досуг у меня – когда я к ночи начинаю читать. Если я начинаю в полпервого ночи читать книгу. Вот это – мой досуг. Ну какой может быть досуг средь бела дня? Никакого досуга нет, конечно. Потому что обязательно – книги, работа. Пишу. Книжки-то ведь все-таки издаются. Они же так не получаются – из воздуха. Все они связаны с нашим архивом. А архив очень тяжелый. Над ним надо работать.

Источник: Архивная версия газеты «Московский корреспондент»