"Он был поразительно жаден до всего нового..."
Был в выходные в «Каменном поясе» на открытии выставки, да простят меня его коллеги, самого талантливого челябинского фотохудожника Семена (Сургена) Переплетчикова.
Возможно, такая восторженная оценка - следствие того, что знал его лично. Мало кому, и уж точно не мне, тогда 18-летнему, удавалось устоять перед его кавказско-еврейским обаянием.
Был 1989. Познакомили нас две подружки. Моя первая любовь и его, вряд ли последняя. Мне было 18, ему 55. А заговорили сразу абсолютно на равных. Русская философия, Мережковский, символисты, Зощенко, Окуджава, Бродский, Ахматова. Как рассказывал Семен, у него был целый чемодан негативов Анны Андреевны. Который у него то ли украли, то ли сам потерял. Мне тогда не верилось. Позже, увидев абсолютно неформальные и неизвестные фото Спивакова и Булата Шалвовича и поняв про его фантастическую, какую-то хлебниковскую безалаберность (только вместо наволочек со стихами был чемодан с негативами), поверил.
В первый же день знакомства из сумки была извлечена черно-белая (других не признавал) фотография – «20 век». Косой Андреевский крест, пустая снежная равнина, тяжёлая упругая хмарь и торчащий из холмика кусок колючей проволоки. Гениально. Где снял? На следующий день мы поехали к ЧТЗ. Семён подошёл к деревянному забору завода из наискосок перекрещенных палочек. Вот, смотри, сюда камеру подносишь. Оп ля. Искусством визуального пространства он владел на каком-то пещерном, инстинктивном уровне.
Когда он пришёл ко мне в гости, мама была в шоке. Уж слишком взрослым, жизнерадостным и шумным оказался новый приятель ее непутевого сына. Разговаривали про музыку. Я восхищался русским роком, он – джазом и авторской песней. Поставил «Скованные одной цепью». Семен затих и вдруг стал совершенно по-кавказски двумя руками отбивать ритм на столе. Вообще он был поразительно жаден до всего нового. Никаких стереотипов. Постоянная готовность узнавать. А как он набросился на тогда еще сравнительно скромную библиотеку. Читал, правда, как-то урывками. Бессистемно. Перескакивая с одного на другое. Уж больно кипучая была натура. Идеи и образы его интересовали скорее как артефакты. Он их коллекционировал.
Всё то лето мы встречались спонтанно. Договариваться о чем бы то ни было с Переплетчиковым было абсолютно бессмысленно. Он мог опоздать на сутки, исчезнуть неизвестно куда на месяц. Нигде не работал постоянно. Так, «свободный художник в поисках трешки».
Лето прошло. Я уехал в Москву через полгода. Общага. Стук в дверь.
— Привет, а вот и я.
— Как нашел? В Доме Студента 22 этажа.
— Да за 15 минут. Кстати, познакомился с классными ребятами. Заходите, портвейн при нас.
Семён привез с собой фотографии. Именно в тот приезд я впервые увидел многие из шедевров, представленных на выставке в «Каменном поясе». Спивакова на балконе с утюгом вместо гантелей. Окуджаву с чашкой чая. Сахарова. И потрясающую серию «Руки матери». Столько любви и пронзительности…
Через день знакомых в общаге у него было больше, чем у меня. Девицы на нем просто висли. И правда, было в Переплетчикове что-то от героев Бабеля. И еще от довлатовских маргиналов. И от Довлатова. Готовность никого и ни за что не осуждать. Этакий моральный нигилист.
Исчез так же внезапно, как и появился. Съехал на какой-то хиповский флэт в районе Арбата. Ищи-свищи ветра в поле.
Последний раз мы виделись летом 93-го. У Детского мира. Семён продавал там книги. Сильно сдал. Собирал всякие плакаты, вырезки, журналы. С деньгами стало совсем худо. В новой России ему было совсем не выжить. Ни работы, ни пенсии. Но фотокамеры из рук не выпускал. Договорились встретиться. Куда там. Он исчез, и у меня круговерть.
Потом весть о смерти. Умирал он в одиночестве и от голода. Телефон отключен за неуплату и никого живого рядом…
Чудо, что сохранили огромный архив. За что город должен быть признателен фонду культуры и лично Владимиру Боже. Он же и организовал нынешнюю выставку. Сам Семен бы этого никогда не сделал. Всего 33 работы. Но какие. Портрет эпохи.
Сколько людей пропахали всю жизнь «от хомута до стойла». Что от них осталось. А от Семена Переплетчикова – 20 тысяч единиц хранения в фонде культуры. Вот удивился бы. Победы в фотоконкурсах в Италии, СССР, Франции, США. Фото на первой полосе «Нью-Йорк Таймс». Шедевры.
Источник: chelyabinsk.fm
В круге
Памяти Иосифа Бродского
|