«Главное – это творческое отношение к жизни…»
– Александр, вы ведь не в Челябинске родились? Как вы сюда попали?
– Мое детство прошло в Челябинской области, село Чесма. А родился я где-то в Коми АССР, у полярного круга.
– Вы бывали там, где родились?
– Да, один раз заехал сознательно. Невысокий городочек, угледобывающий. Шахты, шахты… Вокруг высокие снега. Мне всё казалось, что встречу на улице оленя или белого медведя (улыбается).
– Какие-то, наверное, есть связи таинственные между тем пространством, откуда мы родом, и нами?
– Да, это известный афоризм: все мы родом из детства.
– Художник Александр Пурик мог бы родиться в любой точке России?
– Моё творчество больше, быть может, от увиденного, прочитанного, чем от прожитого. Учился я в сельской школе, и не было возможности раскрыть свои способности, склонности. Больше занимался математикой, физикой, мне это больше удавалось. В меньшей степени я гуманитарий… Хотя для художника важна, наверное, не логика, а нечто иррациональное.
В работе я часто прибегаю не к зрительной памяти, а к каким-то фантазиям или воображению, а иногда и к логическим размышлениям.
– На самом деле работы у вас философические и, конечно, требуют и развитого воображения, и аналитического склада ума, чтобы их выстроить. Вы в детстве не лепили из пластилина?
– К сожалению, даже пластилина в детстве не было. Не было возможности даже попробовать выразить себя.
С глиной я встретился уже во взрослой жизни. Мне было 25 лет.
В 80-м году в Челябинске я познакомился с Егоровой Валентиной Трифоновной. Она вела занятия в народной студии скульптуры и керамики. Я зашел в эту студию и… (иногда так бывает, входишь в резонанс с окружающей атмосферой, или предметами, или изображениями) …и я почувствовал, что что-то вибрирует внутри, почувствовал некоторое волнение, увидев эти керамические произведения. Полки, полки… много работ. До этого я не обращал особого внимания на керамику, считал её чем-то утилитарным. А здесь, вот в таком объёме! Я понял, вот оно! Это моё!
Скульптурой, живописью я занимался и раньше, а вот керамикой, как видом искусства, достаточно условным, ёмким, более декоративным – никогда. Для меня открылась художественная сторона керамики. Я встретился с художественным условным образом керамических изделий, стал интересоваться, искать журналы, отслеживать работы определённых авторов. Я увидел лепку изнутри. Керамические фигуры – полые, они имеют объём, и внутреннее наполнение. Постепенно мне стал понятен условный язык этого вида искусства, и я стал осваивать разговор на этом языке.
Тому, кто занимается скульптурой (у меня есть такие студенты), трудно перейти к этой условности, некоторой примитивности, упрощению, стилизации образа. Они лепят более анатомично, правильно.
– Если провести параллель с живописью, то скульпторы и керамисты – это как художники-пейзажисты и художники-модернисты?
– Не совсем. Не то что в керамике больше абстракции, скорее больше образности, мировоззренческой, философской. Образ декоративный, поверхностный наполняется именно глубинной информацией, глубинными, сакральными знаниями, философскими понятиями. И в зависимости от мировоззрения, человека или группы людей, эти образные понятия, культурные ценности, знаки, знания, мысли автора отмечаются, прочитываются.
– Да, действительно, керамика – она же полая внутри. Она имеет внутреннее содержание, а скульптура –это рельеф видимый, внешний.
– Традиционная скульптура – да, она цельная. Пространство вокруг. Но современная скульптура пространство принимает и вовнутрь. Скульпторы, такие как Цадкин, Мур, Архипенко, сделали революцию в скульптуре. Раньше их критиковали, а сейчас они считаются прогрессивными скульпторами. Они шли от декоративности, может быть от архаики, давали новые представления о пластике, открывали её новые возможности.
– А вы сами изучали архаичное искусство, древние культуры? Видно, что вы используете эти знания, а вот сознательно ли?
– Не было какого-то специального штудирования, изучения. Но когда встречаешься с отдельными произведениями древнего искусства, например, майя, ацтеков… образы и смыслы доколумбовой Америки не могут не поражать. Удивляешься их пластическому видению, необычным композициям. Впрочем, культуру Египта, Ассирии, африканское искусство мы изучаем со студентами по программе, это более знакомо. И конечно, какое-то переосмысление происходит в работах.
– А философскую литературу читаете?
– Периодически пытаюсь интересоваться. В Челябинске живет философ Анатолий Борисович Невелев. Я слушал его лекции на курсах переподготовки преподавателей лет 10 назад. И он своими лекциями, своей личностью оказал на меня влияние, вдохновил на некоторые мысли.
Для меня самые загадочные моменты в работе – это метаморфозы образа в пластике. У меня много работ гончарного характера. И если сначала форма выходит в одном виде, то в процессе роста формы происходит корректировка её, изменение. Меня волнует именно этот момент, когда образ, неожиданно даже для меня, вдруг раскрывает новый смысл, или оправдывает новое понятие в своем пластическом решении. На твоих глазах разворачивается процесс творения образа. Как рост дерева из семени, буквально из точки начала происходит рождение произведения.
– Наверное, это можно назвать переживанием в творчестве спонтанности акта творения? Художник помогает материалу высвободить заложенные в нем потенции…
– Да, и материал иногда подсказывает. Даже небольшие дефекты помогают увидеть какие-то новые решения. Внимательное отношение к процессу, подключение воображения, фантазии – и открываются какие-то новые грани того или иного образа, понятия. Просто повторять что-то увиденное не интересно.
– И так всегда получается?
– К сожалению, не всегда. Иногда долго мучаешься, а чувства завершенности не возникает. Так и ставишь незаконченную работу подальше на полку, ближе к стенке.
– Это потерянное время или нет?
– Это тоже процесс, и он тоже необходим, хотя я иногда завидую Пикассо, который говорил: «Я не ищу, я нахожу».
– Для чего же нужно творчество? Чтобы производить шедевры? Чтобы выразить себя, свою душу?
– Мне, например, интереснее, если художник, пусть даже не столь многообразен в своём творчестве, как, скажем, Пикассо, но существует, может быть, где-то на грани с метафизикой, с сокровенными, таинственными вещами, со своей душой наедине.
В керамике я вижу возможность создавать тот или иной образ, или идею, которая открывает что-то новое, хотя бы для посвященного, и этим раздвигаешь горизонт мировоззрения.
– Наверное, этого больше чем достаточно, если открытие у автора состоялось.
– И потом, я пробовал вырезать в дереве какие-то образы, скульптурные элементы, но керамика мне всё же ближе по своей пластичности. Мне с ней легче разговаривать.
– Любой материал, наверное, это посредник между тобой и большим Миром, через него входишь в резонанс со Вселенной. Наверное, поэтому хорошие мастера всегда были мудрыми людьми. В первобытном обществе ремесленники были шаманами. И всё, что они делали, от бубнов до кувшинов, это были священные, сакральные вещи.
– Иногда, эпизодически, действительно чувствуешь себя каким-то шаманом (улыбается).
– Значит, всё-таки бывает? Хотя понятно, что бывает, потому что это состояние в ваших работах зафиксировано. Можете вы охарактеризовать то состояние, в котором вы работаете?
– Конечно, нужен соответствующий настрой, чтобы погрузиться в атмосферу создаваемого образа. Чтобы извлечь из материала какую-то спонтанную его пластику, что в нём заключена, надо забыть о себе как о социальном существе, забыть о своих социальных ролях и отдаться процессу.
Другое дело, что приходится не ждать состояния. Педагогическая деятельность несколько отвлекает от творчества, даже лишние шумы, без которых здесь, в Академии, не бывает, сбивают с настроя. Мне нужны уединение, тишина, или хорошая классическая музыка. И всё равно, начинаешь работать, и в процессе уже приходят какие-то идеи, мысли, получается, что, чем больше работаешь, тем больше возникает идей. Всё, что нужно, – это отвлечься от посторонних мыслей, сосредоточиться, настроиться на творческую работу.
– Наверное, периодически накатывает желание сбежать, уединиться, скажем, где-нибудь на даче? Это было бы счастьем для вас?
– Есть и желание, и планы, но не всегда есть возможность эти планы осуществить. Я отношусь к этому спокойно. Жизнь – это процесс. Надо понимать и принимать то, что происходит.
– Как вы считаете, художник отличается от своих современников-нехудожников?
– Я считаю, главное – творческое отношение к жизни. Но у художников, наверное, более внимательное отношение к окружающему, к каким-то деталям, к незаметным для других явлениям, к тому, что может дать толчок, впечатление для будущих работ. Может быть, в этом есть какое-то отличие. Мои друзья – не только художники.
– А когда вы начали писать стихи?
– Очень давно, в детстве. Мне кажется, это всё процесс роста, увлечение книгами, подростковая влюблённость. Может быть, нераскрытость, необщительность, замкнутость искали выход.
–Вы –интроверт?
– Да, я тоже догадывался, что я интроверт (смеётся). Для меня внутренняя жизнь больше, чем внешняя.
– Я знаю, что стихи вы пишете до сих пор.
– Я не считаю детские стихи чем-то серьёзным, так, детское увлечение стихосложением, момент был такой, что стихи рождались в душе. Были времена, когда я забывал про поэзию. Но периодически поэзия возникает от чувств к окружающему миру: от влюблённости в человека, влюблённости в Мир, в природу. Появляется возвышенное чувство, оно раскрепощает, и на пике эмоционального переживания рождается поэтический образ или поэтическая строчка. Это особое состояние «космической любви», когда ты чувствуешь себя маленькой частицей огромного Мира.
– Философская лирика…
– Иногда возникают какие-то ассоциации, образы. Для поэзии есть ещё одно необходимое условие: надо чувствовать себя свободным, необременённым проблемами, отвлечься от обыденных вещей. А это не всегда получается.
– Если сравнивать поэзию и керамику, что они для вас, равное ли место занимают?
– Керамика, она чем-то близка поэзии. Она не требует долгого и продолжительного напряжения. Изделия из керамики – это небольшие цельные формы, которые должны быть как-то ритмично организованы, как и стихи. Но главное для меня всё-таки керамика.
– Она философичнее?
– Ей можно заниматься в любое время. Для поэзии нужно вдохновение, нужно погрузиться в особое состояние. А пластическое творчество подразумевает творческое отношение к материалу, и уже от соприкосновения с материалом могут возникать образы. Керамика сохраняет твою связь с Миром благодаря материалу, а стихи – они рождаются под влиянием других, каких-то высших сил. Я так для себя объясняю это.
– «Любовь – моя планета», –есть такая строчка в ваших стихах. Что для вас любовь?
– Я попытался сказать это в своих стихах. Что мне переводить стихи? (улыбается) Наверное, это самое необходимое чувство для человека. Оно даёт ему осознание единения с природой, с миром, с космосом. Позволяет созидать, ощущая свою сопричастность всему живому.
– Может быть, любовь – это свойство бытия?
– Чтобы мир развивался правильно, нужна любовь. Этим чувством поддерживаешь мир, и в то же время получаешь от него поддержку. Открываешься миру, любя что-то, и открываешь через любовьтайны бытия, загадки этого мира. Всё самое сокровенное постигается только в минуту высокого чувства. Такая вещь, как «космическая любовь», приходит, когда ты не просто любишь вот этого человека, а когда ты очень внимательно относишься к окружающему миру, к человеку, пусть даже незнакомому, к природе, к каким-то процессам в природе. И это обогащает тебя и ведёт к гармонии с миром.
Но мир бывает разным, он сложный, многоплановый, и надо научиться любить реальность, а не свои фантазии. Понимание этого приходит не сразу, проходит по всей жизни. Взрослеешь и начинаешь понимать по-другому, глубже. Происходит некий процесс становления понимания. Мы проходим стадии взросления, приятия, неприятия. Постепенно переходим от несознательного и интуитивного чувства к миру к осознанному, сознательному отношению. Хотелось бы получить в результате какие-то элементы мудрости, а не накапливать обиды и непонимание.
– Творчество и есть проводник любви?
– Да, творчество способствует пониманию этого мира и себя, своего чувства в нём. Это чувство не любит громких слов, поэтому искусство говорит о нем опосредованно, на языке литературы и пластики, и не может до конца высказать… Мы не каждый день разговариваем на какие-то сакральные темы. Они требуют глубокого осмысления, поэтому, наверное, и возникает потребность использовать поэтический язык, чтобы выразить те или иные чувства или понятия.
– А своих любимых поэтов можете назвать?
– С детства мне были интересны Лермонтов, Блок, потом Пастернак и уже позже – Мандельштам. Еще позднее открыл для себя Иосифа Бродского. Сейчас – это Иван Жданов.
– Вы следите за литературными событиями?
– Да, мне это интересно. Хочется получать импульсы для творчества, подпитку. Мне нравится современная литература, поэтическое отражение происходящих процессов, интересен мир поэзии. Хотелось бы больше общаться с поэтами. Мне не хватает такого общения.
– А из челябинских художников пластического жанра кого можете назвать?
– Конечно, это Щетинкина Елена Александровна, Шарафутдинова Эльвира, Тряпицын Борис, из скульпторов Точилкин Алексей, Давидович Алла, скульптор по дереву Карпенко Александр.
К сожалению, не хватает нашим авторам возможности экспонировать свои работы в пространстве города. Дальше выставочной деятельности дело не идёт. А ведь работы местных авторов, выполненные на местном культурном материале с приближением к нашей истории, могли бы сделать наш город действительно незабываемым и неповторимым. Сейчас пространство города выглядит достаточно однообразно и консервативно.
Я был недавно в Перми. И мне показался интересным их опыт в отношении оформления городских улиц. Есть декоративные скульптуры, характерные для Пермского края, благодаря чему становятся узнаваемыми символы города, культуры края. Коллекция пермского звериного стиля, выполненная в виде шаманских бляшек, композиция «Пермяк – солёные уши». Есть в городе и так называемая «зелёная линия», это ряд объектов, охваченных экскурсионной программой. Любой человек может пройти этот маршрут, а сопровождать его будет аудиогид. В Челябинске ничего подобного нет. Даже старожилы не всегда знакомы с местными достопримечательностями. Нет информации, хотя бы на стендах. И этого не хватает в информационном пространстве города. А хотелось бы, чтобы это было, потому что город, его история очень интересные. Надо познакомить с ней челябинцев, чтобы они не просто проживали в нём, а чтобы знали, гордились и могли рассказать о своём городе.
– А могли бы вы рассказать о своих работах, представить их? Всегда интересно, совпадает ли твое видение с видением автора.
– Если хотите, могу сделать краткий обзор. Только должен предупредить, что, поскольку речь идет о пластическом жанре, эти работы надо видеть. Есть среди них совсем давние, то, с чего я начинал, есть и новые. Если обратиться к рельефным композициям, то что-то мне подсказывал материал, что-то – моя фантазия.
Рельеф «Ожидание», 1989 г. Молодая семья. Рельеф выполнен в виде дома, которого у этой семьи ещё нет. Здесь всё условно: персонажи сосредоточены в себе, дерево – символ жизни. В его кроне – кукушкой в настенных часах – ребёнок… Лёгкая работа. Для меня она стала каким-то откровением. Я не рисовал эскиза. А просто стал лепить, и возникли образы, которые мне оставалось решить до конца. Глина сама подсказывает.
Иногда подсказывает тема. Например, была тема «музыка». Как изобразить музыку? Каким образом подать эту тему, через свое личное, или через увиденное?
Рельеф «Музыка», 1989 г. Это то, что получилось в результате. Музыкант в состоянии медиума. Есть какой-то ритм и ассоциации с городским пейзажем, и природные рельефы, холмы, какие-то элементы космоса.
Композиция «Знаки» готовилась для зональной выставки в 1989 году. Одна из первых серьёзных работ. Идея возникла при освоении технологии изготовления керамических сосудов, так называемой текстильной керамики. Эта технология позволяет с помощью пласта создать объемные изделия. А в пласт можно вложить какую-то информацию. Вспомним шумерскую клинопись. Использовал шамот и гончарную терракотовую глину.
«Материнская нежность». Фигура матери пластическим языком передает атмосферу нежности, любви, в которой находится ребенок в первые годы жизни. Название к работе мне подсказала Е.А. Шипицына.
«Музыканты». Здесь тоже раскрывается тема музыки. Условные фигуры доколумбовой Америки. И сам пласт решён из случайных элементов, нитей и их переплетений, создаёт лёгкий образ музыки.
«Космос» – в этой работе отражена тема метаморфозы. Первая моя выставка так и называлась – «Метаморфозы». Керамика позволяет простыми средствами изменить привычный образ. Здесь космос открывается не только вовне, но и вовнутрь человека. И решение образа керамическим языком оказывается философским. А вверху элементы внешнего космоса. Космос внешнего и внутреннего мира человека.
Декоративная тарелка «Солнечный лик». Это тоже результат процесса освоения различных технологий. С помощью техники фактурного пласта и элементов (жгутиков, различных деталей) создается образ. Рождаются ассоциации с вышивкой, орнаментом, силуэтом лица.
Декоративная тарелка «Полёт». Работа подсказана пластикой, она сделана из одного пласта. Фигура птицы – продолжение женской фигуры, рождает поэтическую ассоциацию с полётом «во сне и наяву». Фоновая графическая композиция развивает эту тему (то ли день, то ли ночь).
Светильник «Тысяча и одна ночь» был на Российской выставке. Здесь рождена тема Востока. Сосуд напоминает здание, и в то же время некий замкнутый мир. Женские фигуры вокруг. Опять космос. Перекликается с нашими славянскими образами: конёк на крыше, скаты крыш, как крылья. И сам крестьянский дом как космическая колесница.
Ещё одна декоративная композиция – «Метаморфозы духа», 2001 г. Это и процесс появления из космоса фигуры, и поглощение космосом фигуры. Единство процесса и образа. Выполнена на гончарном круге из одного гончарного пласта, из него же вылеплена фигура. Попытка объяснить необъяснимое языком керамики.
Первая моя большая работа – композиция «Лирика». Двойные лики. Полярность и единство. Это решение явилось для меня откровением – пластический образ, открывающий новую систему координат.
«Райская птица» – продолжение темы. Здесь тоже парные лики. Это и птица, и женщина.
«Надежда» – не академическая скульптура. Эта работа выполнена в технике формальной композиции. Я тогда изучал работы прогрессивных скульпторов. Мур, Цадкин, Бранкузи вдохновили меня. Она необычная, и по-новому открывает пластику и человека в мире. Мне нравится, когда скульптура заставляет думать, будит какие-то чувства.
Работа «О чем поёт ночная птица», 2004 г. Полуабстрактная фигура. Сочетание фигуры и крыла, ладони и птицы. Вызывает ассоциации: полёт, птица, человек, космос.
«Старый Челябинск», большой интерьерный рельеф. В этой работе сделал попытку передать атмосферу дореволюционного города. Изучал старые фотографии, пытался мысленно представить, как эти улицы могли выглядеть в то время. Фигурки лошади, ярмарочные персонажи выполнил съемными, чтобы их можно было менять. В настоящее время сделал бы по-другому.
«Реализация образа». Это почти автопортрет. Есть некоторое портретное сходство. Работа сделана из шамотных пластов, окрашена с помощью оксидов.
«Стремительная фигура». Лунный лик. Космическая композиция. Чем-то напоминает богиню Нику. Это попытка создать сложную композицию. В ней несколько надуманные соединения пластов. Для этой работы я делал несколько эскизов.
«Колыбельная». Продолжение космической темы. Решение более условное, геометрическое, минимум цвета, лаконизм – пластический минимализм.
Это уже недавняя работа – «Поиск форм». Сделана из гончарных форм. С одной стороны, здесь представлены мастера-гончары, изготавливающие гончарные сосуды. Но с другой стороны, их фигуры, в свою очередь, напоминают сосуды в процессе изготовления. Образ человека в мире. Человека, который, преобразуя мир, преобразуется сам.
Композиция «Рождество». У меня было много вариантов. Но получилась вот такая композиция из трех женских фигур. Синтез темы материнства и темы космоса.
В круге
Интервью с Еленой Щетинкиной
|
художник-керамист
|