В преддверии города

Что такое город? Прежде всего, наверное, это некое пространство, выбранное людьми для жизни. Это, точнее, место в пространстве, выбранное людьми или, может быть, выбравшее, притянувшее к себе людей и связавшее себя с ними.

Тогда чем же отличается  место «город» от места «деревня»?  Возможно, тем, что  город  – это самодостаточное, во многом обособленное от окружающего пространства место? Место, где человек пытается жить своими, человечьими, смыслами, опираться на свою, человеческую (отнюдь не всегда природосообразную) логику.

Действительно, если слово «деревня» в русском языке родственно слову «дерево», указывает именно на соотнесенность с земным ландшафтом, на открытость природе, на зависимость от нее и на единство с ней, то город содержит в себе совсем иное. Город – это ограда, ограждение, это надобность городить, ограждать, ограждаться. Деревня вписана в окружающий ландшафт как его часть, город же вырван из ландшафта, выделен из него, обособлен и отделен. Город начинается  – со стен, с ограды, во всяком случае так было прежде. Город – это заявка на самодостаточность, заявка, граничащая  с претензией.

Собственно, в этом и интрига: в том, как и для каких целей город использует свою отделенность.

Бывали эпохи, когда древние города мыслились и возводились как модели мира. Человек строил стену, очерчивал ею символическое (хотя и вполне конкретное) пространство, и в этом круге моделировал мир. Непростое это было занятие, ведь требовало не только прагматических навыков, но изрядной зрелости – метафизической. В те эпохи человек понимал, что любое его действие на физическом плане – мета-физично, вписано в Большой, не ограниченный лишь тем, что видит око, Мир. И это рождало благоговение, рождало уважение к миру, и это давало чувство ответственности. Представьте себе, как должен был чувствовать себя градостроитель, полагавший своим долгом в масштабах города воплотить замысел Бога – о Мире…

С другой стороны, во всем, что бы ни творил человек на этой земле, он воспроизводит прежде всего самого себя. Поэтому-то, всматриваясь в устройство эллинских Афин, мы в первую очередь видим и легче всего реконструируем портрет древнего грека, а, скажем, древние Бенарес или Чичен Итца – это «портреты»  индуса и майя тех эпох. По аналогии, и современный мегаполис – это «портрет» современного человека, не так ли?

Исследование любого города в таком ракурсе обещает превратиться в увлекательнейшее занятие. Однако, говоря о конкретном городе, история которого вмещает в себя многие поколения, можем ли мы надеяться ограничиться одним портретом? Портрет города – это летопись жизни его обитателей, это череда эпох и времен, это своего рода мост, начало которого теряется в тумане прошлого, а конец уводит в неведомую даль…

Что ж, город – мост, город – тайна…