Довлатов, Гоген, Нефёдов? (О книге прозы известного челябинского художника)

Довлатов, Гоген, Нефёдов?

(О книге прозы известного челябинского художника)

Около года назад в одном небольшом челябинском издательстве вышла книга рассказов Сергея Нефёдова «Лунная походка». И, как водится в наше заполошное, суетное время, практически не обратила на себя внимания. Это и понятно. Нет в книге ни жареных фактов, ни приковывающего к себе внимание детективно-сентиментально-мистического сюжета. Взгляду, привыкшему к клубнично-острому вкусу, и зацепиться-то не за что. Никто здесь не «охотится» на читателя, не стремится завладеть его вниманием, обаять или обольстить. Книга явно «не из нашего времени». Из какого же? Из времени большой литературы, большого стиля, из времени «вечных сюжетов», «вечных ценностей».

Вообще-то Сергей Нефёдов – известный в Челябинске художник. Но известность его – сродни известности какого-нибудь Тома Сойера, Гека Финна, или, если угодно, Пикассо и Модильяни. В свои пятьдесят с хвостиком он остается человеком, взирающим на мир глазами ребенка. Тот, кто видел его живопись, вряд ли захочет это оспорить. Мир на его картинах светится волшебным светом новизны и тайны. Это неустойчивый, текучий, постоянно меняющийся, но неизменно праздничный мир, краски которого – краски детства. Именно краски, их экспрессия, а не сюжет, составляют его основу.
Такова же в каком-то смысле и проза Нефёдова. В книге собраны его рассказы и миниатюры, создававшиеся на протяжении не одного десятилетия. Конечно, в его рассказах есть сюжет, в его миниатюрах – интрига, но всё же слово, которое должно было бы стоять ключевым подзаголовком на титульной странице, это – «Исповедь». Исповедь перед собой, исповедь перед лицом Высшего, перед лицом Смерти.
Современный человек живет так, словно он бессмертен. Ему просто некогда думать «непозитивно». Культ «позитивности» превратил и саму смерть – в игрушку, которой весело жонглируют новоявленные «мастера прозы», а ля Маринина, Акунин и т.д. Нефёдов не играет в смерть. Он в своих рассказах именно-таки пытается всмотреться в Нее, приблизиться к ней, увидеть себя и жизнь свою как бы в последний раз, словно бы с последнего порога. С последней искренностью, с последней страстностью, нежностью и отрешенным простодушием.

Вот что пишет в послесловии к «Лунной походке» ее составитель Николай Болдырев (человек, без участия которого книга, скорее всего, не увидела бы света):
«Рассказы Нефедова … не литература, то есть не то, что сочиняется и красиво упаковывается, дабы затем быть так или иначе проданной; нет, это скорее исповедь – исповедь человека, который видит и с ужасом чувствует тщету прожитой жизни, тщету наивных ожиданий, которыми мы были преисполнены в детстве и в юности. И вот в ночных порывах, раз за разом, он пытается, внимательнейше перетряхнув, пересмотрев всю свою жизнь, найти в ней не просто мед, тот, что пчела приносит в свой улей из инстинкта, данного ей природой, но и смысл.
Книга полна стонов и воплей и нежного шепота, самообвинений и самоиронии, ни в одном грамме, ни в одной ноте нет показной доверительности; никогда котурнов, никогда позирования: все из полноты осознавания того факта, что победить в жизни невозможно. Можно лишь, преодолевая все немощи физические и душевные, выстоять, то есть отстоять свою подлинность...»

В сущности, проза Нефёдова – это поэтическая проза. Это видно и по ритмам ее, и по исповедальности, и по реминисценциям и отсылам. В цепочке традиции, которую продолжает Сергей, «Песнь Песней» и «Экклезиаст», Бунин и Гофман, Саша Соколов, Сергей Довлатов и Веничка Ерофеев. И не важно, что прозе Нефёдова не грозит «всероссийская известность». Таково уж устройство сегодняшнего мира. Однако она согревает сердца некоторых, кому повезло с ней соприкоснуться. Она, несомненно, стала великим «внутренним деланием» для самого автора. Ибо, как это происходит всегда с настоящим творчеством, создавая свои тексты, автор создавал и самого себя. Себя с большой буквы.