Почему получать образование можно в России, а работать по специальности в науке – в Европе?

Герой нашего рассказа сегодня - успешный ученый и востребованный специалист, выпускник Челябинского госуниверситета, живущий и работающий в Дублине (Ирландия). Впрочем, как признается сам Владимир Лобаскин, ни он сам, ни его семья не собираются прерывать связи с родиной, и лектор лаборатории вычислительной нанобиофизики школы физики из лаборатории сложных и адаптивных систем Национального университета Ирландии - Университетского колледжа Дублина - по-прежнему является профессором кафедры физики конденсированного состояния ЧелГУ.

В интервью «МК-Урал» Владимир Анатольевич рассказал о своей работе, об университетской жизни «там» и «здесь», о положении современной российской науки и перспективах «юношей, обдумывающих житие», то есть нынешних студентах.

- Владимир, расскажите о себе, чему вы учились и как оказались в Ирландии?

- Родился я в Ленинском районе Челябинска и большую часть жизни прожил в этом же городе. После окончания школы еще не знал толком, чем заняться, думал, если честно, выучиться на юриста, поэтому собирался поступать на юридический факультет. В школе, правда, лучше всего мне давалась математика, физика была также интересна, но в ней не был силен. А потом все круто повернулось летом после окончания школы. Одноклассник позвал меня попробовать силы на вступительном экзамене в московский МФТИ, благо в Челябинске работала выездная приемная комиссия из института. Попробовал без большого успеха; в общем, в МФТИ не прошел, но согласились принять на физический факультет в ЧелГУ.

- Так и стали студентом челябинского вуза?

- Да, окончил его в 1989 году и остался при аспирантуре, диссертацию писал под руководством Виталия Константиновича Першина. Еще учась в аспирантуре, начал преподавать, после защиты стал сотрудником кафедры общей физики. У нас была активная научная группа, и в начале 90-х было достаточно возможностей для работы.

Галопом по Европам

- Вы сразу были нацелены на работу на Западе?

- Нет, но мы в то время получали неплохие гранты от РФФИ (Российский фонд фундаментальных исследований), выплаты по грантам были больше основной зарплаты, и можно было ездить на конференции по России и ближнему зарубежью. В 93 - 96 годах я несколько раз побывал на международных конференциях в Европе. Это было не так легко тогда, но интересно и заманчиво. В то время без поддержки коллег и родственников это не получилось бы, даже по деньгам. На конференциях я познакомился с коллегами из Великобритании, Швейцарии, Швеции, кого до этого знал лишь по научным публикациям. Мы стали общаться после этого, обмениваться письмами. Вместе с оттисками статей они присылали и проспекты своих университетов и факультетов, откуда можно было узнать много.

- То есть подспудно вы были готовы уехать? Рассматривали эту возможность?

- Да, рассматривал. Однажды знакомый профессор из Швеции, из Лундского университета, предложил мне приехать на конференцию в Дании и обсудить все лично. Я так и сделал, благо знал уже как выбираться в Европу. После обсуждений он предложил мне приехать в Лунд в качестве постдока - временного научного сотрудника - на год-другой. Я согласился. Это был, наверное, ключевой момент, поскольку дальше меня уже увлекло течение. В общем, в Швецию я поехал в сентябре 1997 года, а уже через месяц ко мне присоединились жена и дети. Тамошняя зарплата это вполне позволяла, а многочисленные денежные пособия на детей и семью вообще сделали нашу жизнь довольно комфортной. Кафедра физхимии в Лунде, где я работал, является мировым лидером в своей области, и за два года я перезнакомился со множеством светил науки из разных стран. К концу моего пребывания в Лунде у меня уже были интересные предложения из других мест. Из Швеции я перебрался в Швейцарию, в город Фрибург, где пробыл три года, а затем в Германию, где я поработал за шесть лет в Институте полимерных исследований Макса Планка и Мюнхенском техническом университете.

- Целая эпопея у вас получилась в Европе. Как осваивались на новых местах, как реагировали жена и дети на ваши перемещения? Проблема языкового барьера была?

- Нормально реагировали. Моя жена Юлия, выпускница Челябинского медицинского института, пока не работает, так как с детьми хватает забот. Дети - Егор (16 лет), Иван (14 лет) и Дарина (5 лет). Языкового барьера практически не ощущаем. Дома говорим по-русски, но все говорим также свободно по-английски. Я преподаю на английском. Знаю также немецкий на среднем уровне, достаточном для общения. Сыновья знают немецкий как родной (шесть лет немецкой школы) и довольно неплохо французский (учат в школе). Что касается уровня жизни, то здесь, в Дублине, он весьма приличный. Мы живем в удобном и зеленом районе - в южном пригороде Дублина, где в основном обитает средний класс, довольно состоятельный, здесь тихо и безопасно.

- Как решили проблему с жильем?

- Снимаем дом - три спальни, столовая, гостиная и кухня. До работы мне пять километров, это приблизительно 15 минут на велосипеде, детям 10 минут пешком до школы. За дом в хорошем районе приходится платить дороже (нам обходится в 1500 евро в месяц), но можно сэкономить на машине. Машины никогда не имели, потому что предпочитаем двигаться на своих ногах и на общественном транспорте.

- Дети успешно вписались в ирландскую среду?

- Считаю, да, успешно. Старший сын сейчас ходит по субботам на бесплатные курсы русского языка, организованные для тех, кто собирается сдавать ЕГЭ (Leaving Certifiate Exam) по русскому. Вообще, они у меня учатся хорошо. Иван получил в своей школе в прошлом году приз как лучший в параллели (92% средний балл), а Егор участвовал в национальных олимпиадах по физике и естественным наукам.

- Как можете охарактеризовать ирландцев? С кем вы работаете, дружите?

- На работе у меня коллектив международный. Преподавателей-ирландцев в школе физики примерно половина. Есть также коллеги из Швейцарии, Германии, Англии, Дании, Румынии, Испании, Италии, Австралии. Мои друзья на работе - румын и двое швейцарцев. Русские работают в соседних отделах - в Computer Science сразу несколько человек из Челябинска, есть также русские среди химиков. Что касается самих ирландцев... Скажу так: ирландцы очень дружелюбны, не очень обязательны, любят разгильдяйствовать, не особо чтят законы и не дураки повеселиться. Мне кажется, что по уровню демократии и порядка Ирландия где-то на полпути между Россией и Германией. В целом нас везде хорошо встречали.

«Науку в России губит изоляционизм»

- Владимир, давайте поговорим о вашей работе. Среднестатистическому человеку сложно понять, над чем вы работаете, что изучаете. Можно просто и в двух словах объяснить?

- Мой научный интерес лежит в области мягких материалов. Из школьных учебников мы знаем, что вещества могут находиться в твердом, жидком и газообразном состояниях. Если же познакомиться с материалами поближе, то оказывается, что эти простые понятия весьма абстрактны, а в реальности большинство веществ обладают свойствами разных агрегатных состояний одновременно. Металлы и стекла могут течь и менять форму при нагрузке, хотя и очень медленно. От воды, как от каменного пола, могут отскакивать камешки, а материалы, что нас окружают, вообще находятся в неких промежуточных состояниях, так что их нельзя однозначно отнести ни к твердым, ни к жидким.

- Это что-то новое – камешки от воды отскакивают, прямо алхимия какая-то…

- Посмотрите на майонез или сметану, силикон и резину, эмульсионную краску, смолы, пены. Все они мягкие и текучие. Тела живых существ построены из подобных мягких материалов. Таковы кровь, желчь, сперма, суставная жидкость, кожа, мышцы и межклеточные соединительные ткани. За механическим сходством этих материалов кроются общие принципы строения. Во всех случаях строительным элементом в них являются не отдельные молекулы и атомы, а более крупные кирпичики размером от нанометров до микрометров: клетки, мелкие крупинки, пузырьки, длинные молекулярные волокна, сетки и каркасы. Я в своей работе пытаюсь понять и объяснить свойства таких материалов, предсказать их трансформации и механику. Решаю задачи с помощью компьютерного моделирования. В моих компьютерах плавают бактерии и микророботы, происходит электрофорез - пылинки и пузырьки движутся в жидкостях, растягиваются молекулы, плавятся и твердеют мягкие материалы.

- Вы имеете возможность сравнивать. Как бы вы охарактеризовали фундаментальную науку в России сегодня?

- Фундаментальная наука в России, безусловно, серьезно пострадала от экономических и социальных реформ и прошлых системных проблем и сейчас утратила свое влияние в мире. Многие ученые на Западе признают огромные заслуги советских и российских коллег и отзываются о последних с уважением. К сожалению, речь, как правило, идет о работах 20 – 30-летней давности. Плачевное состояние фундаментальной, да и прикладной науки в России происходит не только из реформ последних лет. Проблемы были уже и в советское время. Главная унаследована еще из тех времен: изоляционизм. То, что во всем мире ученые общаются и сверяются друг с другом, оценивают качество и новизну работ друг друга, очень помогает в работе, позволяет избежать повторов и тупиковых направлений, от коих часто страдают российские научные группы. Мне не раз приходилось видеть, что в России люди с докторскими степенями, даже активно работающие и публикующие множество статей, довольно плохо представляют себе современное состояние проблемы, не знакомы с достижениями зарубежной науки по данному направлению, а практическими приложениями и вовсе не интересуются.

- А состояние университетской науки? Уровень преподавания?

- Приведу пример из моего личного опыта: Челябинский университет и UCD (Университетский колледж Дублина). В UCD предполагается, что время преподавателя делится поровну между учебной и научной работой. Стандартная академическая карьера включает по меньшей мере пять-шесть, а то и 10 лет научной работы в качестве аспиранта и постдока, и преподавать люди начинают после 30 лет, а многие после 35. Выходит, что уже к моменту вступления в должность на Западе человек имеет значительное число публикаций и представляет собой уже состоявшегося ученого, готового к самостоятельной работе. В России же университетская карьера идет с точностью до наоборот: в молодые годы нагрузка у ассистентов и доцентов такова (до 100% времени), что она сильно ограничивает возможность серьезных научных исследований. Ситуация улучшается лишь после защиты диссертаций и занятия профессорской должности, этак годам к 40 - 45.

- Сегодня много говорят об иннограде Сколково, об особых условиях для развития науки, которые будут созданы там. Ваш прогноз - это удастся сделать?

- Насчет Сколково мне трудно что-то определенное сказать. Пока все в тумане. Надо подождать первых результатов. Думаю, пройдет еще год-другой, прежде чем появятся хорошие новости.

- Владимир Анатольевич, в завершение разговора что бы вы пожелали тем студентам, которые сегодня учатся или заканчивают вузы в России, в том числе в Челябинске? Есть у них перспективы для работы на родине?

- Универсального ответа на эти вопросы нет. Определенно, хорошие студенты с красными дипломами смогут найти места в аспирантуре за границей. У меня в Дублине сейчас работают аспиранты из Украины и России, а в этом году к ним присоединятся студенты из Германии и Ирландии. Все открыто для иностранцев. Я бы не стал рассматривать это как способ «побега» из России. И я сам, и мои коллеги предпочли бы не связываться с людьми, чья мотивация состоит в поиске теплого места и получении иностранного паспорта. Напротив, студенты, у кого наука стоит первой в списке приоритетов, кто не жалеет в учебе своего времени и сил и готов за этим ехать и на край света, кто уже за время учебы смог продемонстрировать свой интерес к науке и готовность работать «за идею», имеют все шансы. В естественнонаучных дисциплинах могут сделать карьеру те, кто увлечен процессом познания, и в хороших университетах ценится не только производительность ученых, но и их верность идеалам науки. Научные планы, кругозор и общая образованность часто бывают главными критериями при приеме на работу в университет.

Интервью: Денис ЛУЗИН

Источник: http://www.mkural.ru