Геополитика Сретения. Между Владимирской и Елецкой

Что бы там ни говорили, а в 1380 году на Куликовом поле русские сражались за своего законного хана Тохтамыша, который вскоре после битвы без единого выстрела расправился с узурпатором Мамаем. А в 1382 году сжег Москву. Хотел утвердить свою власть? Поверил наветам нижегородских князей? Или интригам венецианской разведки? Мотивы хана до конца не ясны. Но вообще, это был очень взбалмошный правитель. В 1395 году он предпринял поход на Кавказ, встретил на Тереке своего бывшего благодетеля Тамерлана и был им разбит в пух и прах. С этого и начинается наша Сретенская история.

Итак, Тохтамыш бежит. Перед Тимуром открывается оперативный простор междуречья Волги и Дона. В августе его гулямы подходят к Ельцу и, сломив сопротивление татарско-русского гарнизона, берут город. Дальше — прямая дорога на Москву. Великому московскому князю Василию I Дмитриевичу нечего противопоставить Железному хромцу. Остаётся только молиться. И вот тут митрополит Киприан предлагает доставить из Владимира чудотворную икону Богородицы. Ту самую, которая сегодня хранится в Третьяковской галерее и известна каждому школьнику.

В XIV веке Владимирская ещё не была так широко известна, но образованные люди знали, что её написал евангелист Лука на доске от стола, за которым сиживал сам Иисус Христос с матерью и названным отцом. Говорили, что икону доставили из Иерусалима в Константинополь при императоре Феодосии в V веке. А где-то около 1131 года константинопольский патриарх Лука Хризоверх прислал её на Русь в подарок князю Мстиславу. Икона была поставлена в Вышгородском женском монастыре Богородицы около Киева.

Когда Юрий Долгорукий утвердился на киевском престоле, он посадил в Вышгороде своего сына Андрея (будущего Боголюбского), который считал Киев бесперспективной дырой и всё рвался на просторы русского северо-востока. В конце концов он решил просто бежать от отца в свой удельный городок Владимир. И прихватил с собой Богородицу, от которой, как он знал, исходили чудеса. Конечно, это было в некотором смысле святотатством. Но Андрей так убедительно поговорил с попом Николаем и диаконом Нестором, что те потихоньку вынесли ему заветный образ.

В 1155 (примерно) году случилось первое зафиксированное чудо, связанное с увезённой из Вышгорода Богородицей. При впадении реки Нерли в Клязьму Андрею было видение: женский голос сказал, чтобы он построил для иконы храм во Владимире (о других деталях видения см. здесь). И князь построил прекрасный Успенский собор. В 1164 году Андрей ходил на булгар и взял с собой икону. Духовенство несло её впереди войска, бойцы сплотились вокруг неё в решающий момент и одержали победу. Это тоже можно расценить как чудо. Но в честь победы над булгарами был учреждён праздник Медового Спаса, а не Владимирской. Всё-таки её время ещё не пришло. Она ещё не напиталась духом и кровью северо-востока, ещё не достигла заветного градуса веры. Это была ещё не совсем та Владимирская, которую доставят в Москву при нашествии Тамерлана.

Вернёмся к этой истории. 8 сентября икону приносят в Москву, князь Василий, митрополит Киприан, народ торжественно встречают её на берегу Неглинки, там, где сейчас к Трубной площади спускается улица Сретенка (на месте встречи, сретенья, впоследствии был основан Сретенский монастырь, нынешний настоятель которого Тихон (Шевкунов) слывёт духовником Путина, снимает кино о Византии). В общем, на Неглинке тьма народу. Все восторженно молятся. И как раз в это время Тамерлан отдаёт приказ отступать от Ельца. Потому что ночью ему явилась Богородица и велела убираться. Русь спасена. И как бы между прочим заложена основа современной конфигурации Евразии.

В своём «Постижении истории» Арнольд Тойнби (совершенно в духе князя Николая Трубецкого) пишет: «Тамерлан в XIV веке не смог, а русские XIX веке смогли включить все окраинные районы евразийской степи в единое неномадическое государство — преемник Монгольской империи. Если бы история отвела Тимуру больший срок для осуществления его имперских планов, то, возможно, бассейн Окса-Яксарта, а не бассейн Волги стал бы ядром империи, границы которой совпадали бы с территорией нынешнего Советского Союза».

Тойнби, конечно, большой мистик. История, которая «отводит сроки», природа, которая создаёт «вызовы»… Это у него не просто метафоры, это категории постижения реальности. Но тогда уж надо идти до конца и называть магические силы, отводящие сроки и создающие вызовы, своими именами. Вот Богородица является Тамерлану и повелевает уходить, иначе… А чтобы у повелителя правоверных не осталось сомнений в серьёзности этого «иначе», поднимает в его тылу восстание черкесов и осетин.

В дальнейшем Владимирская Богородица продолжала помогать Москве, спасала от волн степняков, приходивших с юга. Церковь отмечает как праздники два таких случая. Первый — это когда в 1480 году хан Большой Орды Ахмат, заключив союз с королём Казимиром IV, пошёл вразумлять Ивана III Великого. Иван и сам был изрядным стратегом, но определённо именно Богородица подсказала ему блестящий план той кампании. Нейтрализовать поляков, натравив на них крымского хана Менгли-Гирея, организовать беспорядки в Литве, направить каперский флот вниз по Волге в тылы Ахмат-хана, маневрировать на Оке, заставляя татар сместиться к устью Угры, где заранее была выстроена линия обороны, которая не позволила Ахмату форсировать реку. Ну и, наконец, блестящая стратагема: вдруг отойти с позиции на Угре. Это так напугало хана, что он спешно бежал. Стояние на Угре — это обретение независимости, конец монголо-татарского ига.

Ещё один случай чудесной помощи Владимирской иконы был при нашествии в 1521 году крымчака Махмет-Гирея. Этот тоже увидел во сне Богородицу и бежал. Но странно, с тех уже пор ничего не было слышно о вмешательстве Владимирской в большую политику. А между тем в начале XVII века это вмешательство было ой как нужно. После пресечения в 1598 году династии Рюриковичей и избрания в цари Бориса Годунова в стране начался голод, потом Смута. А Богородица... молчит. Пушкин это точно подметил. Борис просит юродивого: «Молись за меня». А тот отвечает: «Богородица не велит». Блаженный знает, что говорит, но заметим: Богородица не помогает не только Борису, но и Лжедмитрию I, не помогает Василию Шуйскому, не будет помогать и Романовым. Во всяком случае, палладиумом дома Романовых станет другая Богородица, Казанская.

Но это произойдёт уже после того, как она в 1612 году поможет очистить Москву от поляков. А в 1608 году на царском престоле ещё сидит Василий Шуйский, и все надежды возлагаются на Владимирскую. Но как побудить её действовать? Сейчас уже трудно сказать, в чьей именно голове созрела эта идея, но вот факт: примерно в 1608 году, в самый разгар Смуты, когда Тушинский вор обосновывается под Москвой, когда дороги кишат лихими людьми, два монаха московского Сретенского монастыря — Кирилл и Герасим — отправляются в мистическую экспедицию на юг. С собой у них список Владимирской. Они должны доставить его в место силы, где Тамерлану явилась Богородица. Идея, собственно, здравая: попробовать активизировать икону. Проверить: а не получится ли так, что ужасы Смуты прекратятся, если принести Владимирскую туда, где она уже являла свою милость?

Эксперимент не дал положительного результата. Почему? Посмотрим. Богородица явилась Тамерлану на горе Аргамач. Это не так далеко от центра Ельца, на месте явления теперь стоит церковь Рождества Богородицы. Есть и особая икона, изображающая это событие: Елецкая Богородица. Она совершенно не похожа на Владимирскую. Видимо, после своего видения Тамерлан рассказал, что он видел, и по его рассказу кто-то написал женщину, стоящую с распростёртыми руками на облаке. Вопрос: Елецкая Богородица и Владимирская — это одно и то же существо? Вовсе не факт. С христианской точки зрения, конечно, одно. Но какое отношение к христианству имеет культ икон? Весьма опосредованное.

Культ икон — это культ местных богов (икона на Руси всегда называлась просто — бог). Разумеется, под давлением властей, а потом и привычки на иконах чаще всего изображают каких-нибудь персонажей из библейской или церковной истории. Но молятся-то не им, а реальным богам, тем, которых знают по опыту. И в этом смысле Елецкая и Владимирская иконы — совершенно разные божественные сущности, хотя в каждой из них и проглядывает Вечная Женственность Русской равнины (или, если угодно, «вечно бабье в русской душе»). С тех пор как Андрей Боголюбский бежал от отца, во Владимирской иконе живёт дух северо-востока (напомню хотя бы стихи Волошина: «Сотни лет мы шли навстречу вьюгам // С юга вдаль — на северо-восток»). А в Елецкой живёт дух горы Аргамач.

И чудеса на горе продолжаются. Например, 9 апреля 2007 года весь город наблюдал нечто странное: был ураган, в семь часов вечера ветер утих, но было темно как ночью. Вдруг в вышине появилась огромная призрачная фигура. Многие сразу решили, что это распятие. Похоже, но гораздо естественнее было бы увидеть в этом явлении Елецкую Богородицу, духа горы Аргамач, в своё время так напугавшего Тамерлана. Это тем более примечательно, что видение, которое полгорода запечатлело на телефоны (его можно посмотреть, например, здесь), произошло ровно в день рождения великого завоевателя.

Не знаю, может быть, потому, что на горе Аргамач уже был свой культ (Елецкой), а может, по какой-то иной причине, но Владимирская не нашла себе места в Ельце. Сретенские монахи Герасим с Кириллом миновали город, спустились к югу, переправились через Дон и на взгорке неподалёку от устья речки Тешевки построили деревянную церковь во имя Сретения Владимирской Богородицы. И в этой церкви поставили принесённую из Москвы Владимирскую икону. Впоследствии в этом месте возник монастырь. Его прославил великий русский святой Тихон Задонский.

Источник: chaskor.ru