По направлению к Бродскому, или Смерть в Венеции

Я люблю поэзию Бродского и решила, что если когда-нибудь окажусь в Венеции, обязательно побываю на его могиле на кладбище Сан-Микеле. Судьба привела нас с коллегой в этот прекрасный город нынешней осенью, но поездка оказалась более чем краткой: на все про все отводилось полдня.

Сможем ли мы сориентироваться в лабиринте узких улиц, мостов и каналов, чтобы после основной экскурсии организовать маленькое самостоятельное путешествие и успеть вовремя вернуться к месту встречи группы? Видимо, удача сопутствовала нам в тот день, потому что к нам пожелала присоединиться наш экскурсовод Татьяна, бессчетное число раз бывавшая в Венеции. Сейчас я хорошо понимаю, что без ее помощи попасть на могилу Бродского было бы очень трудно.

Сразу после окончания экскурсии мы быстрым шагом направились к Fondamenta Nuove, успевая, однако, любоваться бирюзовой водой каналов, ажурной вязью мостов и по-летнему ярким ноябрьским солнцем, в лучах которого за столиками уличных кафе и ресторанов потягивали вино и кофе беззаботные люди…

Иосиф Бродский любил дорогое кафе Florian на площади Сан-Марко, но приезжал сюда зимой, на Рождество, когда город еще не наводнен толпами туристов. Он терпел его наводнения, туманы, промозглый воздух, холод палаццо и был здесь счастлив. «Зимние каникулы в моем университете пять недель, что отчасти объясняет сроки моих паломничеств, но лишь отчасти, – писал он в «Набережной неисцелимых», – мой роман с этим городом – именно в это время года – начался давно…».

И еще одна цитата оттуда же: «Я всегда считал, что раз дух Божий носился над водой, вода должна была его отражать. Отсюда моя слабость к воде, к ее складкам, морщинам, ряби… Я просто считаю, что вода есть образ времени, и под всякий Новый год… стараюсь оказаться у воды, предпочтительно у моря или океана, чтобы застать всплытие новой порции, нового стакана времени. Я не жду голой девы верхом на раковине, я жду облака или гребня волны… и гляжу на кружевной рисунок, оставленный на берегу… с нежностью и благодарностью…»

Эти строки и образы мы вспоминали, ожидая вапоретто – морской трамвайчик, который должен был доставить нас до кладбища Сан-Микеле.

В Венеции нет общественного транспорта в привычном понимании, там и полиция, и скорая помощь, и такси и даже пожарные – все передвигаются на лодках, и ничего, успевают.

Нужный нам трамвайчик под номером 41 подошел к набережной через четверть часа. Билеты не потребовались: городские власти поощряют заботу горожан об умерших родственниках и по выходным трамвай курсирует до кладбища бесплатно. По этой ли, по другой ли причине он оказывается полным пассажиров, в руках которых цветы, бутыли с водой, горшочки с рассадой, предназначенные для украшения могил.

Сан-Микеле представляет собой небольшой остров (Венеция расположена на 117 островах), в начале XIX века оборудованный под кладбище. До этого венецианцев хоронили в семейных склепах, подвалах палаццо, на территории соборов. Остров мертвых, хорошо видный с набережной, обнесен массивной каменной оградой, окаймленной кипарисами, а в водах лагуны напротив установлена бронзовая композиция «Ладья Данте» российского скульптора Георгия Франгуляна (он же автор памятника Ельцину в Екатеринбурге). По замыслу автора, Вергилий указывает Данте на остров мертвых, видимо, предлагая плыть туда. Впрочем, с набережной не очень понятно, кто есть кто, и, может, это Данте предлагает Вергилию плыть к Сан-Микеле. Композиция установлена на понтонах и свободно держится на воде, уровень которой здесь может повышаться почти до полутора метров.

Но вот и наша остановка. Мы сходим с палубы вапоретто и оказываемся в благоухающем саду: вековые деревья, подстриженные кустарники, самозабвенное пение птиц. По обе стороны аллей тянутся ряды каменных надгробий и памятников, украшенных цветами, вазонами, лампадками, увитых каменными венками и лентами. За могилами следует зона колумбария.

В Венеции всего 60 тысяч населения, но кладбище все равно перенаселено, и когда за могилой перестают ухаживать, прах переносят в колумбарий, чтобы освободить место для следующего захоронения. Везде идеальная чистота и порядок, мы даже нашли стойку для леек. Висят себе на крючках такие симпатичные леечки, надо тебе полить цветы на могиле – можно воспользоваться, а потом вернуть орудие труда на место.

Кладбище состоит из трех частей: православной, католической и протестантской. Мы нашли могилы Игоря и Веры Стравинских, Сергея Дягилева, княгини Трубецкой, но никак не могли отыскать место захоронения Бродского. Наконец, встретили пожилую женщину, вызвавшуюся проводить нас до места.

Бродский похоронен на протестантском участке кладбища. На каменном надгробии работы американского художника русского происхождения Владимира Радунского на русском и английском выведены имя, фамилия и даты жизни: 24 мая 1940 г. – 28 января 1996 г. Ни ручек, ни камней, ни шляпы, ни других деталей, о которых пишут в Интернете, мы не увидели.

Только цветы и странный ящик, напоминающий почтовый, вплотную притулился к надгробию. В ящике записки. Что в них – стихи, просьбы, запоздалые раскаяния? Символ в виде почтового ящика, наверное, уместный. По свидетельству очевидцев, Бродский так и не овладел компьютером и электронной почте предпочитал традиционную – с конвертами, марками, заглядыванием в почтовый ящик. Он переписывался с родителями, друзьями, его роман с женой Марией тоже начинался с писем.

Именно Марии принадлежит идея захоронения поэта в любимой им Венеции. Поначалу тело Бродского, очень боявшегося смерти, было захоронено в Нью-Йорке. Вот как описывает эту историю поэт, переводчик и друг Бродского Илья Кутик:

«За две недели до смерти он (Бродский. – Л.П.) купил себе место… в маленькой часовенке на ужасном нью-йоркском кладбище, находящемся на границе с плохим Бродвеем. Это была его воля. После этого он оставил подробное завещание по русским и американским делам, составил список людей, которым были отправлены письма. В них Бродский просил получателя дать подписку в том, что, по-моему, до 2020 года он не будет рассказывать о Бродском как о человеке, не будет обсуждать его частную жизнь, – о Бродском поэте можно говорить сколько угодно. В России об этом факте почти никому не известно, поэтому многие из получивших то письмо и не держат данного слова.

Итак, о перезахоронении. Мистика началась уже в самолете, гроб в полете открылся. Надо сказать, что американские гробы закрываются на шурупы и болты, они не открываются даже от перепадов высоты и давления. В Венеции стали грузить гроб на катафалк, он переломился пополам. Бродского пришлось перекладывать в другой гроб. Напомню, это было год спустя после смерти. Дальше на гондолах его доставили на остров мертвых.

Первоначальный план предполагал его погребение на русской половине кладбища между могилами Стравинского и Дягилева. Оказалось, это невозможно, поскольку необходимо разрешение Русской православной церкви в Венеции, а она его не дает, потому что Бродский не был православным. Гроб стоит, люди ждут. Начались метания, часа два шли переговоры. В результате принимается решение похоронить его на евангелистской стороне кладбища. Там нет свободных мест, в то время как на русской – никаких проблем. Тем не менее, место нашли – в ногах у Эзры. (Замечу, что Паунда как человека и антисемита Бродский не выносил, как поэта очень ценил…) Начали копать – прут черепа да кости, хоронить невозможно. В конце концов, бедного Иосифа Александровича в новом гробу отнесли к стене, за которой воют электропилы и прочая техника, положив ему бутылку его любимого виски и пачку любимых сигарет, захоронили практически на поверхности, едва присыпав землей…

И еще одно обстоятельство, о котором писали только в Италии. Президент России Ельцин отправил на похороны Бродского шесть кубометров желтых роз. Михаил Барышников с компанией перенес все эти розы на могилу Эзры Паунда. Ни одного цветка от российской власти на могиле Бродского не было, что, собственно, отвечает его воле».

«В тот вечер в июне 97-го мы все собрались в палаццо Мочениго на Большом канале, которое тогда арендовали американские друзья Марии, – продолжает другой участник событий Петр Вайль. – И это был замечательный вечер, поскольку боль потери уже успела приглушиться, и все просто общались, выпивали, вели себя так, словно он (Бродский. – Авт.) вышел в соседнюю комнату»…

Источник: mediazavod.ru