"Боюсь одного - согрешить против жизни..."

В издательстве Аrsis Books вышла книга рассказов Анны Бердичевской «Масхара», оформленная рисунками Резо Габриадзе и сочетающая реальность с вымыслом. «Контрабандный товар» - один из рассказов сборника, опубликованный «ЧасКором» в День Согласия - собрал массу восторженных откликов и комментариев.

Автор этой фотографически точной прозы, писатель и журналист, Анна Бердичевская любит Грузию, в которой, как она сама говорит, провела лучшие годы своей жизни. О своих грузинских друзьях, о сложностях, время от времени возникающих между политиками и народами, а также о своей семье (Бердичевская была женой Леонида Юзефовича) Анна и рассказывает в эксклюзивном интервью «Частному корреспонденту».

— Кто вам делал обложку? Как она возникла?
— Вам понравилась?

— Очень.
— Её, как и иллюстрации к рассказам и повестям, делал Резо Габриадзе. Нас связывает двадцать пять лет дружбы.

Собственно, вся книжка родилась из дружбы и любви ко многим знаменитым и совсем не знаменитым людям, обитавшим в Грузии. Мой переезд из Перми в Тбилиси в 1984 году описан в предисловии, открывающем книгу, оно называется «Птицы Грузии» с подзаголовкам «мемуар». Не хочется повторяться… Но могу рассказать то, что в мемуар не вошло. Просто чтоб вспомнить самой.

Нас с Габриадзе познакомил Андрей Битов (с которым мы познакомились в лифте дома творчества писателей в Пицунде - вначале в лифте, потом на крыше). Там, на крыше, шли семинары почему-то по драматургии. И Битов, как ни странно, призван был их вести.

Кажется, он не написал ни одной пьесы, но это не имело никакого значения. Пицунда, как и публикации в Литературной Грузии, были способом поддержать опальных русских литераторов. И вообще поддержать живую творческую жизнь, прозябающую на бескрайних просторах СССР...

Мы с Андреем Георгиевичем после Пицунды встретились совершенно случайно в Москве. Разговорились. Он стал что-то рассказывать о Резо. Я объяснила – что наслышана, знаю о ком речь, но мы с ним не знакомы, и в театре его я пока не была. Битов удивился очень – как можно целый год прожить в Тбилиси и не знать Габриадзе и его театр. Он сказал – я вас познакомлю.

— И познакомил?
— Исполнено это было так. В те времена существовал на планете запретный плод – роман Набокова «Лолита». Он был запрещен даже в Америке, а в Россию не должен был попасть никогда. У Битова «Лолита» была, и не Самиздат, а небольшая изящная книжка, изданная, кажется, в «Посеве».

Он вручил мне эту книгу для передачи Резо Габриадзе. Это очень по-грузински. Дружба щедра – я это не раз прочувствовала именно в Тбилиси. Конечно же, я в самолете прочла «Лолиту», эту прекрасную и опасную книгу… опасную как жизнь. По прилете в Тбилиси понесла ее в Старый город, лично художественному руководителю и создателю этого чуда - Тбилисского Театра Марионеток – Ревазу Левановичу Габриадзе.

— Как же устроен его театр?
— Театрик был маленький, но даже внешне очень настоящий. С балкончиками, люстрами, с уютным фойе и совершенно волшебной комнатой – мастерской Резо.

В моей книжке, о которой сейчас речь, в повести «Масхара» герой с героиней сидят на крохотной, под стать театру, площади перед зданием, героиня спрашивает героя – что это за маленькая дверца внизу входной двери?

И ее любимый отвечает – это дверца для кукол, после спектакля они могут выйти погулять по Тбилиси. Цитата не точная, честно говоря, я уже не слишком хорошо помню текст, повесть «Масхара» была написана двадцать с лишним лет назад, сразу после событий 9 апреля 1989 года…. Множество раз мы с дочкой и я одна сюда приходили. Мы посмотрели все спектакли, и особенно любили – «Осень нашей весны». Для нас всегда находилось место в зале, даже переполненном.

Не менее прекрасно, чем смотреть спектакли, было стоять с Резо на ажурном кованном балкончике, смотреть, как мороженщик катит свою тележку по брусчатке «театральной площади», или Дудана, жена Робика Стуруа (и это не фамильярность, великого режиссера все в Тбилиси звали Робик) ведет прогуляться французского бульдога по имени Чико. Вернее это он ее ведет….

Сейчас театр реконструирован, я еще не видела его в новом облике. Но пару лет назад наблюдала разгар строительства. Знаю точно, у театра марионеток появилась башня с часами. Маленькая, но настоящая. Несмотря на реконструкцию и театра, и площади сохранился и разросся орех, который мы с Резо посадили 20 лет назад, в разгар войны…

В Москве, всякий раз, когда Резо приезжает, мы встречаемся. Что бы он ни делал, о чем бы ни говорил, его душа и руки заняты лепкой, или рисованием, или живописью.

Рисует Габриадзе тушью на листах ватмана. Десятки маленьких рисуночков на каждом огромном листе. Или на обрывках огромных листов. Он, я думаю, единственный человек, у которого сохранились стальные перья моего школьного детства - «уточка», «звездочка»… впрочем, и гусиное перо тоже в его рабочем арсенале!

В начале нынешнего века Габриадзе проиллюстрировал мою книжку стихов «Тихий ангел», что сделало логичным ее выход в издательстве «БАГАЖ» (Битов, Ахмадулина, Габриадзе, Алешковский, Жванецкий). «Масхара», когда я сказала Ревазу Левановичу, что книга с таким названием готовится к печати, немедленно был проиллюстрирован. Думаю, не только по дружбе, но из-за названия. Древнее слово Масхара – шут - принадлежит многим языкам Евразии. Великое слово.

— Как оно связано с содержанием книги?
— «Масхара» - название первой повести в книге. Для меня, пожалуй, самой важной, написанной летом 1989 года, то есть примерно через три месяца после трагических событий в Тбилиси, когда генерал Родионов танками и пехотой, с участием спецназа атаковал митинг на площади перед Домом Советов.

Родионов - неплохой армейский генерал, думаю, у него не было опыта полицейских операций, он поставил себе задачу не разогнать демонстрантов, а подошел к делу так, как если бы ему предстояло воевать с армией врага. Окружить и подавить танками при поддержке пехоты. То есть, по уставу войны...

Погибли 19 человек, в основном женщины... Это была трагедия. Не только для Грузии, для России не в меньшей степени, хотя до сих пор в России этого многие не понимают... Я не видела бойню, на площади была только утром, почувствовала напряжение и ожидание людей, удивилась тому, что все улочки, ведущие с площади, перегорожены автобусами. Кстати, возможно это был приказ не военных, а местных начальников. Но именно это и превратило площадь в «котел», в который вошли танки и спецназ, и пехота... Юрий Рост снимал тогда на площади, потрясающий репортаж!

Но моя повесть не об этом. Мне представился самый мирный, самый не военный человек - актер, клоун, Масхара (что и означает – шут или шутка). Он - самое «частное лицо», артист, индивидуалист. И стал моим героем. Я понятия не имела - как бы он повел себя, что бы он мог сделать. Я просто шла за ним, воображенным мною на крыльце мазанки в деревне Кара-Джанкой, летом 1989-го.

Масхара, побитый клоун, в моей повести попытался изменить ход истории, он ценою своей жизни пытается найти выход из безвыходного тупика. Он один поступает правильно. Но слишком поздно. Все, что в книге происходит - поиск правильных людей и поступков в безвыходных ситуациях. И первый, главный герой в них – Масхара.

— Почему Грузия занимает такое важное место в вашем творчестве?
— Я прожила в Грузии семь лет, самых значительных в моей жизни, а может и самых счастливых, если не считать детского десятилетия, с пяти до пятнадцати… О том, как я туда попала, отчасти рассказано в предисловии книги, которое называется «Птицы Грузии», с подзаголовком «мемуар». Птицы Грузии долетели до Перми, где я жила со всеми моими друзьями, с дочкой и с мужем.

Первой птицей был Руставели, тяжелый том которого я не столько читала, сколько рассматривала в детстве. Потом, когда наступило для меня тяжкое время, была грузинская девушка из Кахетии по имени Наталья Гончарова. Она привела меня в клуб Госторговли, место в Перми, где крутили лучшие киноленты. И я увидела три фильма - «Не горюй!», «Древо желаний», «Жил певчий дрозд».

Потом еще ряд странных совпадений, подсказок судьбы. В результате с необыкновенной легкостью и совершенно естественным путем я перелетела через Кавказский хребет и приземлилась в Тбилиси на Московском проспекте - на самой глухой окраине, почти в Африке (так называют тбилисцы самую глухую окраину).

Счастье началось не сразу, через год примерно. Но началось. Странно, но самым главным моим достоинством в глазах грузин оказалось то, что я пишу стихи. Такое было возможно только в Тбилиси, где таксисты наизусть знали и щедро читали пассажирам «Витязя в тигровой шкуре». А как там принимали Ахмадулину! И как любили...

— А как там принимали Ахмадулину? И за что её любили?
— За то, что поэт. И красавица, настоящая, с полным и соответствующим внутренним наполнением. Ее там звали меж собой просто Белла. Это было ООЧЕНЬ.

В Грузии самых великих и самых любимых часто звали просто по имени. Просто Белла, просто Галактион, просто Тициан, просто Ладо. Потому что никто не переспросит - какая Белла, что за Галактион… Просто Белла - значит Ахмадулина. Просто Галактион - значит Табидзе. Это не фамильярность. Это знак уважения к поэту, к художнику, к его славе, к бесспорному таланту. А как праздновали ее пятидесятилетие в Тбилиси! Как тридцатилетие Пушкина в 1829-м...

И мне тоже досталось толика славы и любви. Бескорыстной любви, тепла, заботы. Если вы спросите и про меня - за что - я не знаю... Вы лучше не спрашивайте. Ко мне удивительно хорошо отнеслись прекрасные, благородные и щедрые мужчины и женщины. Ни за что. Как бы за то, что я это я.

Мне было в Грузии хорошо. Она меня пленила - в симпатичном, не в военном смысле слова. Бог даст - напишу когда-нибудь свои большие, настоящие грузинские мемуары… Вот станет совсем грустно - и я вернусь хотя бы на бумаге в Тбилиси восьмидесятых годов. Расскажу о незнаменитых и очень знаменитых своих друзьях. Например, о Тенгизе Абуладзе (его тоже меж собой люди звали по имени, просто Тенгиз). И о Вахушти Котетишвили. Об Отаре Нодия... Список длинный…

— Как вы смотрите на нынешнюю ситуацию отношений между Россией и Грузией?
— Есть не одна, а как минимум три ситуации. Как Грузинское государство относится к России. Как Россия (тоже в качестве государства) относится к Грузии. Ну и - как грузины и русские относятся друг к другу.

Про государства я мало что могу сказать, кроме одного, самого простого и очевидного. Грузия и Россия - соседи. А соседи, как бы ни ссорились, все равно помирятся. Даже ближайшая родня, если разругалась, может разъехаться, такое часто происходит. А нам - не разъехаться.

Счастье северной стране иметь южного соседа. Счастье и южной стране иметь северную огромную страну хотя бы в качестве рынка: у них есть то, чего нет у нас, а у нас есть то, чего нет у них.

Так что - помиримся. Все вспомним, все промоем слезами. Хорошо бы только поскорей, чтоб и мне, и всем моим друзьям дожить...

Я была в Грузии два года назад, осенью 2009-го, через год после грузино-южноосетинской войны (несказанного свинства с обеих сторон). В книге моей одна из «частных хроник» - про эту короткую военно-политическую операцию на глазах мирных жителей и в прямом эфире СNN…

Так вот, когда через год после войны ехала в Тбилиси, я не то, чтоб побаивалась, а неприятно было. И что? В Тбилиси звучит русская речь, незнакомые люди останавливались, чтоб поговорить со мной, русской, по-русски. Они соскучились.

У моего друга, грузинского актера, внучка ходит в русскую школу. А семья абсолютно грузинская. Я друга спросила - почему? Он подвел меня к книжному шкафу, а на полках Пушкин, Толстой, Достоевский, Бродский, Битов, Платонов... Друг помолчал и сказал - пусть прочтет то, что я люблю. Вот и все. Что касается уровня жизни...

Я видела много потерянных и бедных людей, которые донашивают пиджаки, юбки, плащи давних, советских еще времен. Но дороги в Тбилиси отремонтированы, новые храмы построены, беженцы расселены, молодежь весела.

Работу найти трудно. Много народу уехало. Многие зарабатывают в России, кормят семьи. Но это все знают. А вот не знают русские, что грузины по нас скучают. И пока живы еще те, кто помнит и скучает - мириться надо. Ведь не разъехаться нам. А всегда жить рядом.

— В вашей книге больше правдивого или сочинённого?
— Трудно сказать. Никакой арифметики не получается. И даже алгебры. Сочиненное, как и не сочиненное - все может оказаться правдой, или - неправдой. Надеюсь, что у меня все правда. Но судить читателю.

И я не хочу да и не смогу»поднять завесу», объяснить как было «на самом деле». Точно могу сказать, что книга «Масхара» - если не считать предисловия - не мемуар и не сборник репортажей с места событий.

Но это МОЯ книга. С моим опытом, моей памятью, моей оценкой событий. Литература всегда дело частное и рукотворное. Но не даром слова «частное» и «честное» так похожи...

Могу только сказать, что прототип рассказа «Контрабандный товар» проживает в Перми, а героиня повести «Сверхпроводимость» - москвичка. А русский доктор - мой друг и действительно живет в Торонто.

Что это меняет? Я уже сказала, что возможно напишу книгу воспоминаний. Но, если уж совсем честно, то вряд ли.

— Почему? Чего вы боитесь? Или «не суди и не судим будешь»?
— Литература - очень нелинейный процесс, и очень целостный, не дискретный ни в коем случае. То есть, как жизнь, по ее образу и подобию. Написанное ХОРОШО - в полной мере живой организм, «новая реальность». Зачем пытаться расчленять живое?

Я не боюсь, а просто всё ещё не могу ответить на ваш предыдущий вопрос - чего в книге больше, правды или сочиненного…

Судите книгу! Как цельный и завершенный живой организм. Мне это будет очень важно, интересно, возможно вызовет споры среди читателей. Это будет настоящая критика, которой осталось так мало в литературном мире. И это очень нехорошо...

Боюсь я, Дмитрий, только одного - согрешить против жизни. Среди грехов такого рода - использование чужих судеб без разрешения, делание публичными людей, которые вовсе к публичности не стремятся.

— Кстати, о публичных людях. Давно хотел спросить - какое влияние оказал на ваш стиль ваш бывший муж, Леонид Юзефович?
— Дима, десять лет замужества, да еще в молодые годы, безусловно оказывают какое-то пожизненное влияние на обоих супругов, иначе не бывает.

Брак был счастливым, особенно в последние годы. Леня тогда очень много работал: 26 часов в школе плюс классное руководство. Однако он еще и становился прозаиком, и диссертацию о придворном обряде во времена Ивана Грозного написал и защитил, как говорится, с блеском.

Живя в Перми он часто ездил в архивы Москвы и Питера. Руководителем у Лени был Сигурт Оттович Шмидт, человек совершенно блестящий. Помню, он был однажды у нас в гостях...

В те времена в какой-то из библиотек, а возможно в архиве, Леня прочел записки сыщика Путилина, так появилась его серия об этом симпатичном и очень русском сыщике. По одному из его приключений было снято потом два фильма.

И Барон Унгерн тогда же появился. Кстати не все из того, чем Леня тогда занимался, издано или переиздано. Я, например, любила его «Подлинную повесть о правдолюбце Мосцепанове»...

Надо сказать, мы с Юзефовичем начали дружить задолго до женитьбы, познакомилась я сразу со всей его компанией, с которой и сейчас продолжаю дружить: Толя Королев, Володя Виниченко, Вася Бубнов.

Все они учились на филфаке Пермского университета, даже на одном курсе (кроме Володи), все были очень талантливы. Что-то тогда творилось невероятное на филфаке. Тогда же там училась Нина Горланова, Володя Пирожников, Инна Рогова, Таня Тихоновец...

Даже вспоминать счастье. Я была математик, еще и заочница. Правда, писала стихи. Но как-то нас всех снесло тогда, случайно, легко и на всю жизнь...

Что касается стиля...

Если вы о литературном стиле, то я Лениного влияния как-то не замечаю. Трудно сказать. Мы в хороших отношениях. И поводов для общения у нас много помимо литературы - дочь Галя Юзефович, двое внуков - Гоша и Тимоша.

Но мы друг друга читаем. Я, например, с удовольствие прочла его последний роман «Журавли и карлики». А он читал «Масхара».

— И что сказал?
— Похвалил. Подробно. Леня, кстати, приезжал к нам с Галей в Тбилиси. Если бы, Дима, вы читали книжку, я могла бы вам рассказать об этих подробностях, а так слишком путано получится...

Что же касается книжки, то она, на мой взгляд (уже поостывший, несколько месяцев прошло со дня выхода), вся целиком соответствует собственному содержанию.

Она небольшая, прочесть ее можно ну не враз, но в два-три присеста. И картинки Габриадзе очень ей к лицу.

У этого небольшого зданьица есть своя архитектура. Очень простая. События от истории к истории происходят в хронологическом порядке. В том, в каком жила и Россия и Грузия. От событий на площади 9 апреля 1989 до короткой, но жуткой войны 2008-го.

В этом смысле «Масхара» действительно хроники. Но только в этом. В остальном же это просто рассказы и повести, написанные мало помалу за 20 лет и вдруг сложившиеся в книгу о России и Грузии. На самом что ни на есть частном уровне.

Кончается книга разделом «Посвящения», в котором собраны мои грузинские стихи, посвященные друзьям. Некоторые из них года два назад были опубликованы в «Дружбе народов».

— Я знаю, что долгое время вы зарабатывали репортажной фотографией. Помогает ли фотографический взгляд писать прозу или же, напротив, расхолаживает?
— «Как мы дышим, так и пишем» - слова Окуджавы, отчасти грузина. Но и фотографии снимаем так же. Занятия разные, однако вполне уживаются, не мешая друг другу.

Сейчас я снимаю редко, потому что никак не могу привыкнуть к цифре. Да и отношусь к ней с большим недоверием. Цифра, это как раз математика, «пиксели», как бы малы ни были - дискретны.

То есть нынешние фото – не жизнь. Глянцевые, холодные мозаики, причем даже кусочки – не настоящие, виртуальные… А снимать на пленку – сейчас дорого, да и хлопотно.

То ли дело литература! Здесь и компьютер – всего лишь инструмент. Сам же процесс вполне живой, жизнь автора, вполне материальная и частная – вот та глина, из которой рождается литература. Как бы ни прихотлив и нов инструмент.

Это как в музыке: мелодия рождается в сердце.

Источник: chaskor.ru