«Мне не интересны хладнокровные»

Произошло долгожданное событие, Дина Рубина не просто приехала в Россию, она привезла с собой начало новой трилогии «Русская канарейка. Желтухин». В книге речь идет об истории двух неординарных родов. Одни разводят чудесных певчих птичек, другие и сами музыкальны до невозможности…

– Дина Ильинична, а как появился образ канарейки? У Вас была своя птица?

– У меня аллергия на канареечный пух, корм и прочее, поэтому ни о каких канарейках и речи быть не могло. Однако возникновение писательского замысла похоже на зарождение жизни в организме женщины. Писатель – существо плодоносящее, живородящее. Важно, от кого «забеременеть». Например, будет сидеть перед тобой человек, подробно рассказывая историю своей жизни, а для тебя это – абсолютно неинтересный «картонный» материал. Ведь в идее, звуке, тональности и аромате темы для писателя важен фермент некоторого чуда… Подобное я ощутила, когда во время автограф-сессии в одном из книжных магазинов мне в руки попала брошюра «Русская канарейка вчера, сегодня, завтра» Романа Николаевича Скибневского. Я прочла ее и поняла – передо мной целый мир. Ведь породе «русская канарейка» 350 лет. Не могу сказать, что на следующее утро встала с готовой идеей романа, но с этого момента началось таинственное завязывание замысла. А когда забрезжили в нем несколько тем: рода, опасной связи шпионажа и контрразведки, замаячили Одесса и Алма-Ата, тогда и началась интенсивная работа воображения, серьезная работа писателя.

– А чем Вас привлекает тема рода? Еще читая «На солнечной стороне улицы», я думала о том, как болезненно герои переживают факт незнания своих корней.

– Это же вы почувствуете во втором томе «Русской канарейки». Понимаете, человек может простить матери все: любую «роковую» страсть, любую ошибку, но не бездумную случайность своего происхождения. В этом трагедия некоторых моих героев. Что же до темы… Поэзия рода – одна из основных идей многих моих книг. Вероятно, в этом много личного. Например, я знаю, что с одной стороны ниточка моего рода тянется очень издалека, из Испании. Но с другой – история происхождения предков мне известна только до прадеда. И это всегда меня страшно волновало. Я ужасно завидовала тем семьям, которые живут, например, во Франции, чей виноградник процветает 650 лет…

– У Зверолова был прототип?

– Да. Это двоюродный дедушка одной моей подруги из Алма-Аты. Когда я написала, что работаю над канареечной темой, она вдруг сказала: «А знаешь, я в детстве все время с канарейками жила, потому что дядя Ваня их разводил». И я уцепилась за это. В итоге заимствовала многие детали (не все, разумеется) его биографии, тип характера и, главное, его «канареечную» страсть… Просто мне не интересны хладнокровные. А любопытен человек, которым завладевает какая-то страсть. Пусть даже это страсть ревнивого Отелло. Я уважаю любые сильные человеческие чувства любых колоритных людей.

–  Почему одним из мест действия романа Вы выбрали Алма-Ату? Раньше этот пункт не возникал в Ваших книгах…

–  А я никогда и не была в Алма-Ате. Но вопрос «местности», вопрос локуса для писателя – очень важен. После выбора главной идеи и главного героя важен именно выбор места действия: антураж, свет, волны, горы или равнины. Именно место действия пропитывает героев прошлым. То, что одним из таких мест станет Одесса, я знала точно, ведь с самого начала решила: будет пылкость, море, музыка, культура, удивительная многонациональность и многоструйность портового города. А вот Алма-Ата стала неожиданной противоположностью Одессе. Первая – это степь, а вторая – горы, отсутствие большой воды и апортовые сады. Мне нужны были запахи и рельеф местности.

–  «Последний по времени Этингер» не просто разведчик, но актер…

– Да, вы правы, в его характере есть драматические противоречия, он человек по натуре яркий, артистичный. И это еще одна тема, которая меня волнует. Тема противоречия органики человеческой натуры и обстоятельств биографии, которые предлагает ему судьба. Кроме того, мне было интересно создать не просто образ артиста, певца, но контратенора. В мире вокальной музыки контратенора встречаются редко. Это редчайший случай, когда у мужчин голосовые связки смыкаются только на определенном участке. Раньше подобные партии пели кастраты, сейчас исполняют обычные, здоровые мужчины. Но подобный голос – явление особого рода. «Последний по времени Этингер» в детстве уже выходил на оперную сцену знаменитого одесского театра. Его ждала абсолютно благополучная судьба, тем более что двоюродная бабка у него была доцентом кафедры вокала. Но его «безбашенная» мать, обрубив судьбу, в 1990-м году увезла его в Израиль, где будь ты хоть физиком, хоть лириком, а в 18 лет принято брать винтовку и идти в армию. Ведь в Израиле – армия поистине народная. В результате целого ряда событий мальчик попал в контрразведку.

– Судя по тому, как описываете оперу, Вы ее любите?

–  Терпеть не могу.

–  То есть опять дурите читателя?

–  Я окончила консерваторию и, конечно, очень люблю хорошие голоса. Я неравнодушна к разным исполнителям, но не могу сказать, что опера – моя жизнь. Вот моя сестра-скрипачка живет в Бостоне и, как музыкант, специально слушает трансляции из Метрополитен-опера, я же не столь фанатична. Но вы правильно заметили: «дурите». Писатель создает иллюзию владения темой. Конечно, в конкретном случае музыка – факт моей биографии. Талант и мастерство в том и заключаются, чтобы у читателя создалось впечатление, будто перед ним абсолютно достоверная информация. А вот как только у него появляются сомнения – это для писателя прокол. А еще для меня было важно, чтобы читатель чувствовал: роман не прекращает звучать. В нем слышится не только канареечное и человеческое пение, но и звуки разных инструментов: флейты, кларнета, фортепиано, старинных инструментов камерного оркестра и даже арфы и виолончели, которые в романе так и остались немыми…

 Беседовала Алёна Бондарева

Источник: Читаем вместе