"Реформы в среднем образовании - это имитация!"

- Владимир Владимирович,  сейчас только ленивые не говорят о реформе средней школы, о проблемах образования…

- Да, разговоров много. Но, к сожалению, понимания того, что происходит в образовании,  нет. У нас пытаются решить проблемы образования внутри самого образования. Но что бы мы ни делали внутри школы, сама по себе она улучшиться не может. И опыт всех стран, которые прошли этап модернизации, показывает, что модернизация должна начинаться не в школе, она должна начинаться в пединституте, где готовят учителей. А для этого нужно вернуться и начинать готовить будущих вузовских преподавателей ещё в школе. И тут мы попадаем в тот замкнутый круг, в котором вращаются все философы-идеалисты. Себя за волосы вытащить невозможно. Для этого нужно быть бароном Мюнхгаузеном.

Конечно, школа – консервативная структура. Но при этом она далеко не автономна. Чтобы она начала работать, должен быть запрос. А запрос откуда идёт? Либо из экономики напрямую, либо из более высокой ступени образования: из системы среднего профессионального образования или высшего профессионального образования.

Но сегодня, чтобы  поступить в вуз и учиться в вузе, напрягаться не надо. Ты поступишь туда со всеми тройками, потому что мест в вузах больше, чем выпускников. И тебя оттуда всё равно не отчислят, разве что за какое-то преступление. То есть даже сама по себе процедура зачисления и отчисления превращает сегодня высшее учебное заведение в богадельню. Моя внучка, когда поступила в гимназию при Карловом университете в Праге, впервые поняла, что такое учёба. Это 10 часов занятий в сутки, постоянное движение по ступенькам  и  контроль, постоянная угроза отчисления, если не проходишь очередной контрольный уровень.

В наших вузах студенты учатся без особого труда. Когда все поступают, я  как преподаватель с 40-летним стажем знаю, что я в своей работе ориентироваться  даже  на среднего студента не могу. Потому что тогда нижняя половина не сдаст экзамен.  Если я честный человек и хочу хоть чему-то научить всех своих студентов, независимо от их способностей, я вынужден работать на самый нижний уровень, чтобы все могли сдать.

Но почему это возможно? Потому, что из экономики запроса на классного специалиста нет. Если и есть запрос, то он штучный. А все остальные выходят из вуза и, независимо от специальности, способны работать разве что в торговле.

Вот так: экономика не даёт запрос вузу, вуз не даёт запроса, соответственно, школе. Вспомните, что такое бешеный конкурс в институт. Это запрос на высокий уровень знаний. Сегодня этого конкурса нет! И это всё отражается на учительской работе. Учителя перестают как следует учить детей, главное, чтобы те вышли за пределы школы. И начинается, даже в самых хороших школах, грубое натаскивание на ЕГЭ. Но если ребёнку попадается задача, в которой нужно применить знания, а не решить типовой тест, – он абсолютно беспомощен. На днях в интернете были опубликованы результаты пробного ЕГЭ в Москве по математике. 11-классники не смогли решить простую задачку – вычислить сумму оплаты за потреблённую электроэнергию.

И нельзя за этот результат винить учителя. Учитель как профессионал деградирует не потому, что он плохой или ленивый, а потому, что он не может работать на высоких уровнях, он вынужден работать на нижнем уровне.

Вспомните, во всём мире существует система, в Англии она называется «the11-plusorElevenplusisanexamination». В 11 лет детей тестируют и определяют уровень их способностей. В советской школе в 4-м классе были первые экзамены. В 11 лет, как и во всём мире. Второй раз подобный отбор происходил в 8-м классе. Одни продолжали учиться, кто-то шёл в техникумы, кто-то в профтехучилище.

- Вы считаете, что эту систему нужно вернуть?

- Конечно. Это же медицинский факт – 15-20% детей не в состоянии освоить программу средней школы. И это цифры, установленные ещё в 70-х годах прошлого века. Сегодня ситуация, на мой взгляд, усугубилась. Но сегодня все заканчивают школу и все получают среднее образование. И, естественно, все поступают в вуз. Но даже из тех 80% учащихся, кто может овладеть программой средней школы, 15% по определению не могут овладеть программой высшей школы. А они все поступают и все заканчивают!

Но это не вузовская и не школьная проблема. Это проблема экономики. Экономика не нуждается в модернизации. Там, где процветает коррупция, профессионалу, в принципе, не место! И не потому, что он не укладывается в какие-то моральные нормы отношений, а в силу невозможности работать профессионально там, где этого сделать не дадут. Система коррупции и воровства выталкивает профессионалов.

Стало быть, запросов к вузу из экономики на хорошего специалиста не будет до тех пор, пока: а) существует коррупция и б) есть нефтяная труба. Капитал течёт туда, где выше норма прибыли (Энгельс). Покуда в экономике есть отрасль, где норма прибыли под 1000%, никакой нормальный капиталист не станет вкладывать деньги в другие отрасли. Пока есть нефтегазовая труба, пока есть сырьевая экономика, гарантированный сбыт по высоким ценам, - никуда больше деньги и не потекут. Это антирыночно! И до тех же пор не будет запроса и к образованию. И в образовании ничего не изменится.

- А как же реформы школьного образования, призванные решить все проблемы?

- Реформы в среднем образовании сейчас – это имитация. Допустим, можно собрать выдающихся педагогов в какой-нибудь отдельной школе, выпустить супер-детей, 20 или 30 человек, обучить их в лучшем вузе, например, в Высшей школе экономики. Выпустить 20 супер-специалистов, владеющих иностранными языками. И… они моментально уйдут в транснациональные корпорации, хорошо ещё, если в те, которые находятся в России. А через год-другой, глядишь, и ни одного из них в России не останется. Все уедут за рубеж. Не нужны они здесь! Будут работать там или, в лучшем случае, на стыке между Россией и зарубежьем.

- Ситуация тупиковая?

- Всё упирается в политическую ситуацию, в политическую реформу. Покуда существует политическая монополия, существует монополия экономическая. А это страшная вещь! Монополизация экономики породила фашизм! После Второй Мировой войны было принято антитрестовое законодательство во всех странах мира, как превентивная мера фашизму. Были ликвидированы супер-монополии в Германии, разбиты все монополии в Японии. Не стало империи Моргана, империю Рокфеллера разделили на 320 компаний. Нормальные либеральные ценности укладываются только в свободный конкурентный рынок.

С чего начинали в Японии, когда у них разрушили экономику? Они начинали с нуля, и они поняли, что для новых заводов нужны и новые специалисты, и поэтому деньги вкладывали и в промышленность, и в школу.

Между прочим, так делалась индустриализация и в Советском Союзе. Инвестиции в экономику, и определённый процент от них – в образование. В Свердловске, например, существовал Втуз-городок, Высшее техническое учебное заведение при Уралмаше. Эти процессы шли параллельно. Одновременно в школах шёл поиск выпускника, который мог пойти в этот втуз и стать созидателем новой экономики. Понимаете, из экономики всё идёт. Я – материалист, и я вижу, что сейчас, к сожалению, не сохранились эти связи. Вуз сейчас – государственное учреждение и живёт на бюджетные деньги.

Но, повторюсь, ключ ко всему лежит в политике. А политическая воля у нас понимается очень узко: вот приедет барин и укажет нам, вопреки законам рынка. Наоборот, политическая воля нужна в том смысле, чтобы государство ушло и занималось тем, чем и должно, создавая условия, задавая рамки и следя за их соблюдением. Монополия политическая должна быть разрушена. Нам нужна обыкновенная либеральная политическая реформа. Либералы – это те, кто за свободу предпринимательской деятельности, за личную свободу граждан, равенство возможностей, свободную конкуренцию, политическое и экономическое соревнование. Высшая либеральная ценность – это предпринимательство, а оно нуждается в свободе, в личной свободе граждан.

Ещё 20 лет назад социальной базы для либерализма у нас не было. Тогда основными ценностями для подавляющего большинства людей были ценности социалистические или реформированные социал-демократические. А нужны либеральные. Их выразитель – это частный предприниматель. Вот кто либерал. За последние 20 лет выросло новое поколение, которое социалистические ценности уже не разделяет, они попросту не знакомы новому поколению. И появились люди, которые сегодня наиболее активно адаптировались к рынку и уже страдают от его недоразвитости. Другими словами, появилась социальная база для либерализации.

Я коммунист по убеждениям, но я коммунист научный. Поэтому я хорошо понимаю: общество сможет получить возможность реализации социалистических ценностей только тогда, когда либеральные ценности воплотятся в жизнь и максимально сработают на экономическое и социальное развитие. Нельзя тянуть растение из земли. Оно должно прорасти само.

- Можно ли как-то повлиять на этот процесс?

- Дело времени. У нас сейчас возникают очень мощные отряды, еще не осознающие себя отрядами, гражданского общества. Это организации бизнесменов, разного рода ассоциации. Пример – общественная организация «Опора России». Это представители малого и среднего бизнеса. Они очень хорошо работают! Возможно, не до конца отдавая себе отчёт, что работают на политику. Они сейчас разрушают монополизм энергетиков, заставляют их дифференцировать тарифы. Добились отмены штрафов за перерасход или недорасход энергии, доказали, что это незаконное, необоснованное обогащение. И очень хорошо через экономику начинают понимать уже, что они заинтересованы в определённых политических сдвигах. И президент уже встречается с ними.  

Новое гражданское общество представляют и разного рода торгово-промышленные объединения, объединения предпринимателей, банкиров. Только супер-крупные олигархи заинтересованы в сохранении статус-кво. Остальные все потихонечку подтачивают существующую монополию. И когда произойдёт сдвиг, то он будет происходить с нарастающим ускорением. Не имея собственных специалистов, мы начнём их приглашать из-за рубежа, как это и было, между прочим,  в 30-е годы, потому что из экономики пойдёт запрос. И так как приглашённые специалисты будут очень дороги, мы начнём ускоренным образом готовить своих. Вот тогда начнётся переворот и в образовании.

- Но, ожидая этого момента, мы теряем современное поколение детей, молодых людей, тех, кто учится сейчас.

- Уже потеряли. Дети не учатся, потому что им не надо учиться, ситуация не требует этого.

- Но как дети могут знать, что ждёт их в институте?

- Не надо сводить всё  к сознанию одного ребёнка. Отдельный ребёнок, может, и не понимает. Работает общественное сознание. Оно существует на разных уровнях. Есть научное общественное сознание, есть обыденное сознание. Это некое поле, и оно существует. Если в переменное магнитное поле попадает проводник, то в нём индуцируется ток. И то, что мы называем социальной психологией, общественными настроениями, – это то индуцированное в наших отдельных головах общественное сознание, которое формируется общественным бытием. Оно всегда проявляется индивидуально. Оно общественное, но существует через индивидуальное.

То, что мы сейчас наблюдаем жуткое падение нравов среди молодёжи, – это результат,  проявленное общественное сознание. И это то, что выплёвывает сегодня наша система образования. Они никому не нужны. Их выпустили.

Ещё один аспект. Школа развращена не только тем, что она не стремится давать более высокое и качественное знание, она развращена бедностью. Есть такое понятие у психологов – «привычная бедность». Потребности упали настолько низко, что человек с ними смирился и даже не хочет прилагать усилий, ни интеллектуальных, ни физических. Это привычная бедность, и это страшная вещь, из неё уже не выбираются.

- Вы считаете, наша школа находится в таком катастрофическом состоянии?

- Наша школа в похожем состоянии. Найдется, к примеру, какой-нибудь директор школы, «идиот» – в смысле, отличный от других. Он будет предпринимать усилия, наберёт хороших учителей. Школа станет пользоваться популярностью. Со всего города повезут к нему детей. Его повысят… до начальника управления образованием. И всё на этом закончится. Внутренняя энергия не может бесконечно поддерживать процесс. На энтузиастах можно сделать прорыв, но работать всегда – нельзя! И плоха та страна, которая нуждается в героях. Без героев мы должны существовать. В обыденной жизни «я», обыватель – пуп земли. И всё строится вокруг меня. Это западная модель. И это либеральная модель.

- Если пофантазировать, какой, на ваш взгляд, должна быть «правильная» школа?

- Школа должна быть вне политики, и школа должна быть абсолютно бесплатной.

Кстати, тех денег, которые сегодня выделяются на образование, школе хватало бы с избытком, если бы деньги шли по назначению. У меня есть цифры по 2010 году. Консолидированный бюджет образования в России составил 2 триллиона 100 миллиардов рублей. 1 триллион 900 миллиардов был бюджет обороны. Бюджет образования выше бюджета обороны. По количеству работающих в сфере образовании: один сотрудник приходится  на шестерых обучающихся.  Я поделил. Вот что получилось. 80 тысяч выделяется на одного обучающегося, включая ясельников. Имея такие средства, чудеса можно делать!

- «Где деньги, Зин?»

- Во-первых, они неэффективно  используются. Во-вторых, коррупция процветает и здесь. Как вы думаете, сколько людей обогатилось на компьютеризации школы? Сколько заработано на встраивании в школах электронных компьютерных досок? На закупках мебели, спортивного инвентаря? В медицине то же самое. Это же классика. Это бюджет, а бюджет – это «манна небесная».

Далее, школа должна остаться государственным учреждением. Но вуз не должен быть государственным учреждением. Сегодня в среднюю школу попадает гораздо меньше денег, чем в высшую. Вуз, как стиральная машина, отмывает у нас бюджетные деньги. Он не учит студента! Он не выпускает качественный «продукт»! Экономика не покупает у него специалистов! Вузу всё равно, что внутри, главное, чтобы было больше студентов, чтобы больше было финансирование. Точно так же, как и в здравоохранении. Финансируется не обучение студента, не лечение больного, а лечебноеучреждение, учебное заведение.

Сейчас студентов обучается в пять раз больше, чем при советской власти. Сколько было студентов в ЧПИ? При Советской власти это был один из крупнейших политехов. 15 тысяч. А сегодня – 60! Притом, что количество рабочих мест сократилось во столько же раз, во сколько увеличилось количество студентов. А какие зарплаты получает руководящий персонал!? И какая им дана свобода в рамках неограниченного бюджетного финансирования! Но при этом они ни копейки не зарабатывают, хотя кругом вроде как рынок. Их нужно лишать статуса государственных казенных учреждений. Пусть зарабатывают! Пусть становятся автономными учреждениями, и чтобы никакого чиновничьего контроля за ними не было, и чтобы они получали финансирование по студенту. Ведь хорошая же была идея – образовательный ваучер! Год, другой, третий – и разорится плохой вуз. А зачем нам содержать неэффективные предприятия?

- Это вуз, а школа?

- А школа должна быть бесплатной! Она должна обеспечить минимальный образовательный уровень, чтобы каждый ребёнок в 17 лет имел одинаковые стартовые возможности. Тогда и талантов будет больше. Средний уровень должен быть обеспечен государством. И на этом этапе должен быть стандарт. На следующих ступенях – никаких стандартов, никаких министерств, никаких учебно-методических объединений; всё это подчинение самого творческого процесса – процесса получения образования – стандартной процедуре. Это убивает творчество.

- А вы думаете, мы сможем сохранить творческие ростки в малышах, если стандартизируем среднее образование?

- Я в этом не сомневаюсь. Есть, конечно, вундеркинды – это в каком-то смысле несчастные дети, и можно создавать специальные школы, чтобы смягчить их «тяжелое детство». Я думаю, две-три школы нужны в городе для одаренных детей, как это и было. Но обычные дети должны развиваться свободно в рамках базовых дисциплин. Нельзя форсировать обучение, нельзя сковывать их погоней за «достижениями» и ранней конкуренцией. Нельзя забивать их головы бесконечной информацией. Дети должны проживать свое детство. Тогда, минуя соблазны «вундеркиндства», они будут к концу школы разносторонне развиты и смогут сделать осознанный выбор дальнейшего пути. И для этого, в частности, надо убрать раннюю специализацию.

Родители говорят: «У нас ребёнок гуманитарий». Да не гуманитарий он у вас, просто учитель по математике плохой.

В XIXвеке в гимназию брали с 11 лет. Вот тоже «11-plus». Учились в ней семь лет, а восьмой класс был педагогический, из которого выходили уже учителя для народных школ, училищ. То есть возрастная канва, педагогические ритмы были очень подобны сегодняшним. Почему? Да потому, что образование постепенно подстраивалось под психологию, физиологию ребёнка. И она мало изменилась с тех пор.

- А как вы считаете, школа должна заниматься воспитанием ребенка, как это было в бывшем СССР, или более эффективна западная модель, где воспитание и образование разделены?

- Я вообще противник этого деления обучения на образование и воспитание. Это неразделимый процесс. Мы воспитываем человека, образовывая, и образовываем, тем самым его воспитывая. Под воспитанием, наверное, следовало бы иметь в виду развитие способностей ребёнка не только к учёбе, но и в других областях: в сфере искусства, культуры, спорта и т.д. Всё равно это не воспитание в нашем, набившем оскомину, «педагогическом» смысле слова.

Это одно из самых ущербных направлений деятельности, так называемая педагогика. Нет такой науки – педагогика. Есть – методика преподавания, есть дидактика, а педагогике я не даю статуса науки. Потому что есть личностное взаимодействие, есть воспитатель, и у него есть ученики, слушатели, друзья, дети. И это личностное с ними взаимодействие и означает воспитание.

- Собственно, на этом педагогика, наверное, и должна строиться? Ведь у великих педагогов это было именно так…

- Так вот великие педагоги и отрицали педагогику! Они говорили, что самое важное в педагогике – это личность педагога. И это, по сути, отрицание педагогики. Так же как и высшее развитие любого вида деятельности означает его отрицание. И в этом плане педагогика – это высшее из всех искусств, потому что это искусство формирования личности.

- То есть это не наука, это нечто большее?

- Конечно, легко теоретизировать, что можно взять любого человека и сделать из него педагога посредством обучения. Но педагогом нужно родиться! Это серьёзнее, чем музыкальный слух. Это врождённые и развитые способности, это харизма и лидерство. Здесь личность ученика уподобляется личности учителя. Аналогично феномену катарсиса в искусстве. Или чтению книги, когда я забываю, что я читаю, уподобляясь художественному образу.

И воспитание такой же процесс, когда никто не знает, что это называется воспитанием. Очень хорошо сказал в свое время Аркадий Гайдар. Его спросили: «Как надо писать книги для детей?» Он ответил: «Для детей нужно писать так же, как и для взрослых, только гораздо лучше. Там наши враги думают, что мы просто пишем детские книжки, а на самом деле мы воспитываем крепкую смену для Красной Армии». Вот она – педагогика! Никто не должен даже догадываться, что здесь идёт воспитательная работа. Потому что это катарсис. Это уподобление. Одна личность растворяется в другой личности, и обе выходят из процесса обновлённые.

- К сожалению, современные учителя, как правило, очень далеки от подобной планки. Они должны дать предмет, о взаимодействии на уровне личностей речь не идёт. Почему?

- Представьте, что вы – учитель, вы пришли в школу по призванию, или вы – врач, и дали клятву Гиппократа. И то и другое – это высокое служение, прежде всего нравственное служение. Но здесь заложен конфликт. С одной стороны, вы исполняете свой нравственный долг, а с другой стороны – вам надо кормить семью.

Чтобы снять этот конфликт, надо освободить учителя от забот о куске хлеба. Это обеспечит отбор действительно одарённых педагогических кадров в педуниверситет. Это поднимет престиж профессии учителя. Мужчины пойдут в школу.

Кроме того, я бы ещё разделил обучение на мужское и женское. Девочек и мальчиков надо учить в отдельных школах, потому что психология, физиология, физиология высшей нервной деятельности мальчиков и девочек отличаются, и дистанция между ними на каком-то этапе может быть плодотворной.

Это было у нас до революции и какое-то время после, к этому можно было бы вернуться. В мужской школе пусть преподают и занимают ключевые должности мужчины. В женской школе им тоже может найтись место, но методические, дидактические приёмы там должны быть другие, другие темпы изучения дисциплин, другая подача материала. Мужчина – рационалист, а женщина – психологист. Значит, чтобы прийти к одному результату, их надо учить по-разному. А нас учат по одной методике. Если бы мужчины и женщины друг от друга не отличались, жизнь была бы скучновата. Мы остаёмся представителями разных полов, и только в единстве образуем целостного человека.

Можно подытожить разговор. Итак, решение проблем образования лежит вне сферы образования. И когда эти проблемы вне сферы образования мы решим, тогда на передний план выйдут собственно проблемы самого образования.

В отличие от многих пишущих и рассуждающих сегодня о школе, я один из тех, кто пытается понять школу и образование системно. Вот предлагаются какие-то мероприятия, действия. Они могут быть хорошими, могут быть плохими. Но отдельными мероприятиями систему не изменишь. Образовательная система выстроена, и она представляет собой даже не слепок с общества в целом, хотя и это тоже, но – функцию. Школа – это функция от общества. Не копия, не слепок, а функция! Ибо процессы, происходящие в школе, индуцированы обществом, прежде всего экономикой. А экономика представляет собой функцию от политики. То есть у нас это так, а должно быть наоборот. Политика должна быть функцией от экономики. Как и школа, как и здравоохранение. Будучи материалистом, я считаю, что, прежде чем заняться искусством, политикой, образованием, человек должен удовлетворить другие свои потребности: есть, пить, одеваться, иметь жилище. Это ещё Маркс сказал, и кто с этим поспорит?  Поэтому решение проблем образования – это системное решение. Оно лежит за пределами самого образования.

Но есть и некие системообразующие элементы в образовании. Ключевой элемент – это учитель. Можно уже сегодня что-то сделать в образовании, если взять и поднять учителя на соответствующую высоту, просто приписать ноль к его зарплате. Сегодня говорят, что средняя зарплата учителя – около 20 тысяч. Пусть будет 200 тысяч. Бюджета хватит. И вот тогда мы посмотрим, где собственно педагогические, методические, дидактические проблемы в школе. Я сам пойду в школу преподавать!